Я покачала головой:
— По-моему, мы с Конроями вообще не встречались.
— Знаешь, как-то немного грустно, но все эти девочки-жены, подхваченные в клубах и театрах, легко взаимозаменяемы. Хозяйкам даже необязательно менять карточки с именами: вот эта, например, прошлогодняя. Миссис X есть миссис X. Имена особого значения не имеют.
— Жестоко.
— Знаю, но такова суровая реальность: женщины остаются за бортом. Иногда приходится выбирать. Гарри и Кэрол долго прожили вместе, лет тридцать, по-моему, а когда он увлекся этой девчонкой… Господи, как там ее, забыла… Кэрол решила создать из этого проблему. И вот теперь она в своем не слишком молодом возрасте чахнет одна в Гринвиче, а девица пребывает во Франции в роли миссис Конрой, общается со старыми летними друзьями Кэрол, развлекает их в ее старом летнем доме. Ей следовало бы прикусить язык, сделать вид, что ничего не происходит, и все рано или поздно улеглось бы.
— Знаешь, это не так-то легко. И очень трудно после такого доверять кому-то.
Фламиния пожала плечами и поправила цветок в аранжировке.
— Все зависит от того, сколько тебе лет и чего ты хочешь от брака. Если бы Кэрол пережила это, сейчас здесь с нами была бы она, а не эта глупая акселератка. Все это так недальновидно. Так по-американски!
Мы вернулись в гостиную.
— Попробуй этого крошечного птенчика. Только обмакни сначала в китайскую горчицу.
Я сунула в рот маленькую жаренную на вертеле птичку.
— Интересно, как они ощипывают такие маленькие созданьица? У кого настолько тонкие пальцы?
— Не знаю. Может быть, дети? — отмахнулась Фламиния с типично галльским равнодушием к проблемам детского труда. — Билл! Налей Кик еще виски!
За столом было очень весело, и даже новая миссис Конрой оказалась довольно остроумной. Время от времени я думала об Оуэне, гадала, как прошла сегодняшняя рыбалка, и пыталась представить его тут, за этим восхитительным ужином. Вписался бы он в компанию? Оуэн не умел вести светские беседы даже под угрозой расстрела. А друзья? У него не было друзей, кроме Гила. И вряд ли он верил в дружбу. А когда мы были вместе? Мы не нуждались в друзьях. И вообще ни в ком на свете.
Когда я собралась домой, снова пошел дождь, продолжавшийся до утра субботы. Я зажгла камины во всех комнатах. «Во всех комнатах» — слишком сильно сказано. Их всего четыре: кухня, гостиная, моя и гостевая спальни. Я посыпала горящие поленья сухой лавандой, маленький домик быстро нагрелся, и запах стоял, как в кабинете релаксации.
Пьер снова оставил газету и свежие круассаны. Я села, прочитала новости, которых, к счастью, было немного, если не считать очень милой заметки о Караваджо, обнаружившемся в полицейском участке Виктория-Эмбанкмент-Гарденз.
Завтрак был изумительным: самая сладкая израильская дыня, которую я когда-либо ела, необычайного, чудесного оранжевого цвета, а несколько капель лаймового сока сделали ее особенно сочной и придали такой приятный кисло-сладкий вкус, что я съела второй кусочек. Шоколадное пирожное, принесенное из кондитерской, было еще теплым. Шоколад тянулся и таял на маслянистом тесте.
После завтрака я налила себе еще одну, последнюю чашку кофе, вернулась в гостиную и отодвинула стопку книг и журналов, освобождая место на столе для своего лэптопа. Я не проверяла электронную почту последние три недели. Невероятно! Я совсем забыла. А если пришло сообщение? Что, если кто-то во мне нуждается?
Оказалось, что не нуждается никто.
Я уставилась в окно. Может, стоит оставить все это? Больше не искать усыновленного кем-то ребенка? Я только зря мучаю себя, постоянно сдираю кожицу с раны, которая никогда не заживет, сколько бы лет мне еще ни осталось.
Грусть опустилась на мои плечи, как туман на поля, приглушая звуки внешнего мира, изолируя меня от всего окружающего.
Я убрала кухню, приняла душ, подкрасилась, сунула книгу в карман куртки и отправилась погулять.
На мшистой тропинке, идущей вдоль канала, не было никого, кроме меня. Дождь пропитал мох, как губку, отяжелил ветви, превратив их в зеленый тоннель. То и дело приходилось нагибаться, чтобы пройти, не намокнув. Один раз я едва протиснулась мимо небольшого стада коров, устроившихся под пологом из листьев. Теплые, мягкие, смирные, ничуть не потревоженные моим присутствием. И все это время я ломала голову, взвешивая все «за» и «против» возвращения в Лондон.
Доводы в пользу возвращения в Лондон:
1. Оуэн. Не только секс: я знаю, что этого у него хоть отбавляй. Но он любит меня. И нуждается во мне. Да и я, возможно, люблю его. Ради нас обоих, особенно для себя, я просто обязана выяснить, действительно ли наша связь может к чему-то привести.
2. Бизнес. Коллекция Романовых: невозможно пропустить столь блестящий аукцион. И коллекция Арианны: я точно знаю, что мы ее заполучим. Со стороны Одессы будет настоящим безумием, если она отдаст ее кому-то, кроме нас. К тому же благодаря блестящему плану Бертрама «Баллантайн» стоит на пороге новой эры процветания. Хотелось бы стать этому свидетелем.
3. Томас. Как он докопался до всего этого?
Доводы против возвращения в Лондон:
1. Афера с мебелью и риск быть пойманной, осужденной, посаженной в тюрьму и навеки разлученной с Провансом.
2. Оуэн. Глубинное, зрелое сознание того, что я одна из десятков и десятков, а может, и сотен его временных любовниц и каждый раз, думая, что чем-то отличаюсь от других, просто себя дурачу. Вернуться означает поставить себя в унизительное, постыдное положение. Седина в бороду, а бес в ребро, напомнила я себе.
3. Бизнес. Я покончила с воровством, и в сейфах и на счетах в швейцарских и французских банках лежит достаточно, чтобы прожить в довольстве и роскоши следующие двести лет.
Я села на скамеечку, закурила сигарету и стала обдумывать дальнейшие действия. Взглянув на часы, я рассеянно заметила, что пора обедать, поэтому прошла еще с полмили до Эгальера, заняла столик у окна в бистро и заказала тюрбо[17] на гриле и бутылку монтраше. И выпила ее до дна, не вполне уверенная, кого хочу напоить: демонов или себя. Единственное, что я знала наверняка, что впервые в жизни Одинока. И несчастна… И, да, мое тело было практически парализовано желанием. Я должна получить его. Получить Это.
Наутро я вернулась в Лондон.
— Хочешь, поужинаем пораньше? — спросил Оуэн.
— Конечно.
При первых же звуках его голоса с меня свалилась огромная тяжесть. Я дозвонилась до Сигнече Эйвиейшн — закрытого военного аэродрома в Вудвич-Филд — им обычно пользуются королева и другие счастливчики, которым повезло иметь личные самолеты и разрешение ее величества. Самолет лорда Ричарда приземлился в три. Сейчас была половина пятого, Оуэн уже полтора часа как в городе. Все это время я пыталась не впасть в истерику и не раздражаться.
