Машина свернула на знакомую улицу, Павел достал ключи и открыл ворота.
– Заводи машину, а я пойду займусь цветами, не то они засохнут, и Ровена мне голову оторвёт. Потом поговорим.
Ему нужно привести в порядок свои мысли и воспоминания, и лучшего места, чем владения Цветочной Феи, для этого не найти.
– Я попробую встать.
Ровена упрямо смотрела на Ларису, и та поняла, что спорить бесполезно.
– Ладно, давай. Но только очень осторожно. Всё-таки прошла всего неделя.
– Уже неделя! Лариска, я больше не могу лежать. Иногда мне кажется, что чем больше я лежу, тем меньше у меня остаётся сил. И я хочу сходить в душ.
Ровена осторожно села на кровати. Боль в груди стала тупой, но не исчезла. Сломанные рёбра потихоньку срастались, рука тоже не особенно беспокоила, но её израненное тело заживало медленнее, чем она рассчитывала, и её это бесило. После того что произошло в больнице, Ровена стала думать о том, что для убийцы она – лёгкая мишень, а потому нужно вставать и начинать двигаться.
– Голова не кружится?
– Нет.
Голова кружилась, и ноги не держали. Ровена с удивлением осознала, как сильно ослабла за дни, проведённые на больничной койке. С ней никогда раньше ничего подобного не случалось – даже родив Тимку, она к вечеру уже смогла подняться и найти душевую в родильном отделении. А тут просто наказание какое-то, но идти на поводу у своей слабости она не намерена.
– Осторожно! – Лариса подхватила её, осуждающе хмурясь. – Вот зря ты начала скакать раньше времени.
– Не нуди, Лариска. Надоело валяться.
Душ освежил её, а когда Лариса сменила ей повязку и помогла облачиться в чистый халат, Ровена и вовсе почувствовала себя человеком.
– Сейчас бы ещё маникюр сделать…
– Всему своё время. – Лариса удручённо покачала головой – шатается, как пьяный матрос, и всё равно одни глупости на уме! – Там, на террасе, мы для тебя кресло поставили, дойдёшь?
– Дойду.
Это оказалось легче сказать, чем сделать, до кресла Ровена дошла вся мокрая, как после многокилометрового кросса. На кухне даже пришлось сделать небольшой привал.
– Устала?
– Нет.
– Ну и врёшь. – Лариса помогла ей устроиться в кресле и кивнула в сторону лужайки: – Смотри, твой сын – отличная нянька.
Тимка расстелил на траве плед и вместе с Юриком и Стефкой строил из конструктора что-то грандиозное: не то замок, не то небоскрёб. Малыши старательно подавали ему детали, все подряд, он выбирал нужные и прилаживал их на место.
– Даже Юрку смог увлечь, прикинь!
Лариса вынула пачку сигарет и закурила. Она курила тайком от Валентина, и от Юрика тоже таилась, но муж знал, что она покуривает. Они это никогда не обсуждали, и Ровену удивляло столь мирное сосуществование Вальки-Сундука и вредной привычки его жены, привычки, которую он считал недопустимой для врача.
– Ну, строить – это нормально. – Ровена смотрит на своего ребёнка и наглядеться не может. – В детстве мы все любим строить, созидать. А разрушать учимся потом.
– Не все.
– На самом деле все, просто каждый в своей мере. Потому что иногда разрушить – самое правильное решение. Но это всегда больно. А дети избегают боли, и это нормально. Многие взрослые иной раз ведут себя как дети, избегая боли и не разрушая то, что нужно разрушить, чтобы построить что-то новое. Жизнь – как конструктор, смешно, правда?
– Не думала об этом.
– Теперь кто из нас врёт?
Из-за угла дома показалась коляска, которую катила тоненькая темноволосая девушка.
– Это Света. Мы тебе о ней рассказывали.
– А сама бы я не догадалась.
У Ровены с Ларисой сложились сложные отношения. С одной стороны, они, безусловно, уважали друг друга, с другой – Лариса безоговорочно приняла сторону Валентина в отношении Ровены, та это знала и слегка презирала её за такое поведение. Это не мешало им иногда общаться, хотя их общение со стороны могло показаться вялотекущей ссорой. Но ссорой это не было, просто Ровене нравилось выводить из себя Ларису, а та относилась к ней примерно так же, как к Тимке, и не злилась.
– Добрый день. – Девушка подкатила к ним коляску и робко улыбнулась. – А мы гуляем… Андрейке воздух полезен.
– Андрейке? – Ровена ухмыльнулась. – Хорошее имя.
– В честь нашего спасителя. – Света заглянула в коляску и поднесла ладонь к лицу спящего ребёнка. – Я понимаю, что глупо… просто он раньше всегда у меня на руках спал, а теперь в коляске, и я проверяю, дышит ли…
– Света, он абсолютно здоровый мальчик, отчего он может перестать дышать? – Лариса нахмурилась. – Что ты себе в голову вбила?
– Я знаю, знаю… Простите.
– Лариска, не пугай нашу птицу-синицу. – Ровена с интересом заглянула в коляску, привстав в кресле. – Андрейка, значит?
– Да. – Девушка виновато посмотрела на Ровену. – Вы не подумайте ничего такого, просто Андрей спас нас, от такого ужаса спас… Теперь я что-нибудь придумаю. Схожу в деканат, переведусь на заочное, буду работать, как-нибудь справимся.
– Конечно, справишься. Родителям не позвонила ещё? – Лариса тоже заглянула в коляску. – Всё-таки внук у них родился.
– Они меня убьют. Не позвонила и не позвоню, вы их не знаете, они меня со свету сживут. Пойдём мы, погуляем ещё.
Она покатила коляску вокруг дома, а Лариса раздражённо произнесла:
– Не понимаю я таких родителей. Настолько зашугать собственную дочь, что она меньше боится преступников, чем их. Это какой же надо было устроить ей террор в родительском доме, что ей в картонной коробке жить предпочтительней, чем вернуться к родным матери и отцу?
– Да ладно, Лариска, обычное дело. – Ровена лениво закрыла глаза. – Такого сколько угодно в семьях. Чёрт его знает, что движет нашими гражданами, когда они ломают собственных детей, превращая их в загнанных терпил и приучая всего бояться. Шаг влево, шаг вправо – конвой стреляет без предупреждения! И это у них в крови, не вытравишь ничем. Это дикое бытовое ханжество, особенно по отношению к девочкам. Или другая крайность – вообще забить на потомство, занимаясь своими делами. Колонии заполнены такими брошенными, которым родители даже насчёт «хорошо – плохо» не потрудились объяснить. Вот хоть Варвара Ленкина. Ей для понимания этих категорий годы понадобились – годы грязи, моральной и физической, проведённые на самом дне. И поняла она что-то лишь в самом конце, только воспользоваться новоприобрётенными знаниями не смогла. И таких много. Если хватит у человека характера, он сам себя построит как надо, только много ли людей с характером? То-то.
– Зато ты Тимке отродясь ничего не запрещаешь.
– Зачем? – Ровена улыбнулась. – Я ему объяснила насчёт «хорошо – плохо» давным-давно. Любой человек действует так, как ему предписывают ориентиры, привитые в детстве. Остальное он делает для себя сам, исходя из этих ориентиров.
