— Что-то мне подсказывает, что нам по пути, — добавил Спиридонов с широкой улыбкой.
Марина пристально посмотрела ему в лицо и поняла, что тут надо действовать грубостью.
— Старик, мне не нужны пирожки с тухлыми яйцами, — проговорила она. — Оставь их при себе.
И, крепко сжав свою сумочку, она проследовала мимо слегка оторопевшего оператора к выходу. Она ненавидела прибегать к таким выпадам, но бывают ситуации, когда только хамство и способно выручить.
— Вот сука! — сокрушенно молвил Спиридонов ей вслед.
Он хмуро покосился на девушек, прячущих улыбки. Н-да, завтра вся съемочная группа будет судачить о том, что какая-то недоделанная сценаристка дала ему от ворот поворот.
Да что она о себе вообразила, в самом деле?
Он оператор от бога, больше двадцати лет снимает фильмы. Даже Голубец, который вначале едва с ним ладил, теперь советуется по поводу каждого кадра и принимает почти все его замечания…
Как и все мужчины, Спиридонов был склонен путать форму и содержание. Когда женщина принимает решение, нравится ей мужчина или нет, она не думает о том, какой он оператор и сколько фильмов наснимал. Она, если угодно, мыслит инстинктом, а как раз инстинктивно Геннадий Ипполитович Марине совсем не нравился.
Вечером оператор выпил больше обычного, и на следующий съемочный день был зол как черт. Он с трудом заставил себя вслушаться в то, что говорил режиссер.
— Наташу снимаем в профиль, — сказал Голубец.
— Нет у нее никакого профиля, — с отвращением ответил Спиридонов. — Ни у одной нашей актрисы, ни у одного актера профиля порядочного не водится. Нет профилей в этой стране! Курносые пятаки и носопырки картошкой в счет не идут…
— Ладно-ладно, не кипятись, — примирительно промолвил режиссер. — Забей.
— На что забить? — подозрительно осведомился Спиридонов, косясь на него.
— Наш оператор сегодня не в духе, — заметила Надя Васе на другом конце съемочной площадки. — Сценаристка его отшила.
— Сценаристка — это которая?
— Да вот она. — Немного удивившись, Надя показала ему Марину, которая стояла в толпе недалеко от Барщака.
— Это в шортах, что ли?
— Да нет, та, которая в синем платье. Видишь?
— И что она тут делает?
— Славу не устроил сценарий, и он ее вытащил, чтобы переписать некоторые сцены. Прямо на ходу… — Надя поколебалась, но потом все же спросила: — Как вчера гонки прошли, хорошо?
— Гонки?
— Ну, вы вроде с Наташей наперегонки ездили, нет?
— А, это! Фигня, я ее обогнал. Да и ездит она на мотоцикле хреново. Продюсер сегодня на меня наорал…
— С чего это?
— Ну, типа мы не имели права этого делать. Если она упадет с мотоцикла или я разобьюсь, что со съемками будет? — Вася пожал плечами. — Я ему сказал, что никакой опасности не было, но он стал орать еще громче. Достал…
— А я бы хотела увидеть, как ты гоняешь, — прищурилась Надя.
Вася скользнул безразличным взглядом по ее многочисленным сережкам, по пирсингу и как-то враз посмурнел. Надя закусила губу, сердясь на себя.
— Вася! — бодро закричал Голубец. — Наташа, Коля, Леонид Юрьевич! Репетируем!
…Актер Андрей Глазов, который заменил попавшего в цепкие объятия зеленого змия Дымова, прибыл вечером. Он попросил пару часов на то, чтобы прийти в себя, а потом Марина в номере продюсера пересказала ему сценарий и передала распечатку сцен с репликами, которые надо было выучить уже к завтрашнему дню.
У Глазова было мясистое лицо, в жизни не слишком выразительное, и холодные карие глаза.
Темные волосы он тщательно подкрашивал и неизменно зачесывал назад со лба. Вот лоб у него был хорош — высокий, красивый, но остальные черты больше напоминали прижимистого лавочника или кулака, готового удавиться за копейку.
Он играл банкиров, играл бандитов, играл вообще всяких малосимпатичных персонажей, и делал это профессионально, каждый его герой оставался в памяти. У него была постоянная группа поклонниц, состоявшая в основном из дам среднего возраста, которые боготворили его и ходили чуть ли не на все его спектакли. О нем поговаривали, что он скуп, злопамятен, своего не упустит, и вообще человек не слишком приятный, но обязательный и в работе не создающий проблем. Как такой вроде бы малосимпатичный тип ухитрился пять раз жениться и завести семь человек детей, оставалось загадкой. Еще загадочнее казалось то, что бывшие жены, каким бы скверным ни было расставание, через некоторое время порывались обязательно к нему вернуться и в интервью расточали «милому Андрюше» такие похвалы, что читатель поневоле начинал думать, что у них не все дома, раз они разошлись с таким чудесным, обаятельным и замечательным мужчиной. На Марину он произвел впечатление абсолютно закрытого, непроницаемого человека, и она ломала себе голову, гадая, чего от него можно ожидать.
Похоже, Барщак тоже был не вполне в нем уверен, потому что сказал:
— Слышь, Андрей… Ты, конечно, в курсе, что главную роль играет Наташа…
Однако Глазов оставался все так же непроницаем.
— В общем, я хотел тебя попросить… Ну, ты сам понимаешь… Мы и так отстаем от графика — из-за Дымова… Нам ни к чему лишние неприятности.
— Это все? — спокойно спросил Глазов. — Если так, то я пойду к себе в номер, учить роль.
И он удалился — высокий, спокойный и по-прежнему непроницаемый, как сфинкс. Ах, актер, в восхищении подумала Марина. Ну актер!
Когда сценаристка, получив очередные ценные указания по переработке, тоже удалилась, Барщак налил себе выпить и, не удержавшись, сказал Володе:
— Черт его знает почему, но у меня такое ощущение, что мы влипли… Вроде актеры нормальные, и Наташа особо не капризничает, и дождя нет… но мне все время кажется, что вот-вот случится что-то скверное. Не понимаю, в чем дело…
— Да ладно тебе, — пожал плечами Володя. — Будто ты не знаешь, что начало съемок — самое тяжелое… Надо вкатиться в процесс, а дальше все пойдет само собой. Через месяц ты и думать забудешь про свои заботы…
Однако последующие события показали, что он оказался плохим пророком.
Следует отдать Спиридонову должное, он нашел оригинальный способ отомстить несговорчивой Марине. Поговорив с Наташей, оператор убедил актрису, что ее реплики никуда не годятся, и посоветовал довести это до сведения продюсера. Вслед за Наташей диалоги резко разонравились Николаю, чей роман со звездой был в самом разгаре. Барщак обрадовался, что актеры оказались на его стороне, и стал требовать изменить все, причем так, чтобы не менять костяк сценария.
