делом бросилась в душ, чтобы остудить голову. Но капли прохладной воды не просто отрезвляли, но и сильно ударяли по голове, заставляя мою совесть мучить меня за то, что я не умею держать язык за зубами. Надо же испортить отношения с обоими братьями, которые признавались мне в симпатии. Браво, Квон Сонхи. В своё резюме обязательно напишу про свою способность неспециально вызывать у людей ненависть к себе. Голова напрочь отказывалась думать над тем, как быть дальше. Единственным решением было пойти к Минсу, который мог бы сделать это за меня, но он был на работе. А если б и не был, то нельзя же всё равно бегать к соседу сверху, чтобы давал советы, раз я такая глупая и всё время косячу.
Даже Кэти не отвечала на мои сообщения. На этой недели она устроилась на работу в какое-то турагентство, и ей, конечно же, сейчас не до меня. И сидя на кухне и попивая кофе, я ощущала себя не просто идиоткой, а безработной идиоткой. Сначала я ушла из редакции, так как не могла работать с Хёну в одном офисе, а сейчас не знаю даже, смогу ли вообще появиться перед директором Квон после вчерашнего. Надо было на время отвлечь себя, раз искать новую работу у меня нет желания. Поэтому я села за нетбук, чтобы дописать свой пост о своём путешествии в Вену. А затем я вспомнила, что сегодня утром должна прийти почта. Мне нужно было куда-то уехать, чтоб привести мысли в порядок. И в этом мне всегда помогают мои поездки в другие города.
Я быстро вышла за дверь и, увидев целую кипу конвертов, ужаснулась. Не потому что нужно было их читать, а потому что из них максимум два письма были предназначены мне. Мысленно выругавшись, я просмотрела их. Некоторые из них были на немецком и, конечно, же написаны не для меня. Не успела я поругать отправителя за то, что не научился пользоваться электронной почтой, как поняла, что эти письма написаны для Боёна австрийскими сиротами. Это означало, что просто подбросить письма, предназначенные моему соседу, я не могу. Он же не поймёт, о чём они. А ведь я так хотела хотя бы на день закрыться у себя и притвориться мёртвой. Время было за полдень, а значит, мне ещё двенадцать часов нужно подождать Боёна. Слишком много времени, за которое я сама успею свихнуться, думая над тем, как с ним поговорить, и вообще, будет ли он говорить со мной.
Это был, наверно, самый долгий день в моей жизни, что я начинала понимать алкоголиков, которые не могут бросить пить каждый день. Но я совладала с собой и вечером не поднялась к Минсу за советом или очередной порцией спиртного, чтобы ещё несколько часов подождать Боёна. Демон на левом плече предлагал пойти к нему в офис и поговорить там, но пугливый ангел на правом плече хотел оттянуть момент нашего разговора, и я не могла ему перечить. В итоге я провела остаток вечера, рассматривая наши совместные с Джунёном фотографии, а ближе к ночи расплакалась, понимая, что безумно соскучилась по нему. И теперь уже демон в коалиции с ангелом твердили наплевать на всё и всех и поехать к любимому, но я-то знала, что одну меня к нему не пустят без его разрешения. А он ясно дал понять, что опять не хочет меня видеть. Уж слишком часто я разочаровываю братьев, словно пытаясь отомстить им за то, что они такие загадочные и непривычно ненормальные.
Я резко подскочила с кровати, когда в мою дверь постучали, и даже на секунду застыла на месте, ведь ко мне так редко приходят незваные гости. Только Джунён. Поэтому капелька надежды, что он решил воспользоваться человеческим способом зайти ко мне в квартиру, заставила меня побежать открывать дверь. Я широко улыбалась, глупо решив, что это он, и быстро сделала серьёзное лицо, когда увидела перед собой его брата. На секунду я пыталась внушить себе, что это всё-таки Джунён, но у меня ничего не получилось.
– Добрый вечер, Сонхи, – сказал парень, подтверждая свою личность чересчур формальным обращение.
– Ты не на работе был? – ляпнула я, даже не поздоровавшись. Надеюсь, он не подумал, что я не хочу видеть. – Я просто думала, что ты на работе, – я начала лепетать оправдания, ощущая себя неловко, – хотела самой зайти ближе к полуночи.
– Нет, я был не на работе. Думаю, у тебя должны быть несколько писем, предназначенных мне, – он явно был обижен.
Так сухо Боён со мной ещё не разговаривал, и мне стало обидно, что захотелось завредничать и не отдавать ему его письма, которые мне было очень любопытно прочитать, но не хватило наглости.
– У тебя тоже кое-что моё осталось. Но ты, как оказалось, был дома, и не торопился вернуть ребёнка домой, – грубо прикрикнула я, скрестив руки на груди.
Ещё днём я поняла, что забыла Хризантему в квартире соседа, и это также не давало мне покоя.
– Я был не дома, – коротко ответил он, требовательно посмотрев на меня исподлобья.
– А где ты был? – спросила я таким тоном, словно кроме работы ему некуда сходить, и даже словила себя на том, что волнуюсь за парня. Вдруг выйдет на улицу, разозлится и начнётся превращение в Халка.
– С каких пор я отчитываюсь перед тобой? – его голос стал нервным, и он даже сделал шаг в мою сторону. Я быстро отошла назад, вспомнив его вчерашнее поведение.
– Боён, – тихо начала я после недолгой паузы, расслабив руки, и улыбнулась уголками губ, – не хочешь зайти на чашку чая? Я приготовила итальянскую халву.
– Халву? Итальянскую? – переспросил он, еле сдерживая смех.
Но это меня ничуть не оскорбило, ведь я решила отвлечь себя готовкой первого попавшегося в интернете десерта.
– Не волнуйся, она полностью веганская. Вы же употребляете тыкву?
Он положительно кивнул, и я облегчённо вздохнула, ведь лицо парня стало попроще. Не знаю, был ли он до сих пор зол, но веганская халва, кажется, его заинтриговала.
Всё время, что мы сидели на кухне и слушали, как кипит чайник с водой, никто не решался начать разговор. Ни Боён не открывал тему о том, почему сегодня не пошёл на работу, ни я не стала говорить, с какой целью собиралась зайти к нему. И когда я поставила на стол тарелку с кусочками халвы и разлила чай по кружкам, вспомнила про письма австрийских сирот.
– Твои письма, – произнесла я, кладя конверты на стол.
Его глаза так широко раскрылись, что я с издёвкой ухмыльнулась, чувствуя своё превосходство.
– Эээ… Сонхи, ты же… ну… – бормотал он, выглядя умилительно безнадёжным, ведь
