Он продолжал улыбаться, и она вдруг засуетилась, выбежала из-за стола и стала спрашивать, не хочет ли профессор кофе или, может быть, поесть. Она не знала, что Эдуарда Владимировича не будет, и приготовила ему обед, потому что он приезжает из больницы страшно голодный! Она всегда ждет его с обедом, хотя ему и поесть некогда, он только заходит, а у него уже очередь сидит!
– Разогреть надо, я моментально, Дмитрий Евгеньевич!..
И она сделала движение, намереваясь броситься в кухоньку, чтобы разогреть Долгову обед.
– Спасибо, не нужно, Анна Ивановна!
– Да как же не нужно, вы ведь тоже, поди, после операции!..
– Анна Ивановна, вы записываете всех, кто звонит Эдуарду Владимировичу на этот телефон?
Секретарша моргнула. Вообще-то она была медсестрой, полжизни проработала в больнице вместе с Абельманом, и тот взял ее в свой медицинский центр, когда ему понадобился человек, который отвечал бы на звонки и поддерживал офис в порядке.
Он перевел ее в секретарши, определил зарплату вдвое больше той, которую она получала в больнице, и рабочий день с девяти до шести. Анна Ивановна считала Абельмана своим ангелом-хранителем, не уставала его благословлять и ставить за него в церкви свечки на все православные праздники.
– Зачем?! – веселился циничный, непочтительный и грубый Абельман, любитель неприличных анекдотов. – Я ведь не православный!
– Бог у нас один на всех, – строго отвечала Анна Ивановна. – И он все видит! И вашу доброту к нам, простым людям, без внимания не оставит!
То, что секретаршей была махонькая старушенция с пучком на затылке, а не юная красавица с персиковым загаром, как-то по-новому открыло Долгову глаза на однокурсника.
Вот так-то, милый мой, думал Долгов после визитов к Абельману в офис. Всех ты учишь быть расчетливыми, вечно ты ноешь, что денег тебе мало заплатили, вечно ты про состоятельных больных рассуждаешь и про то, что врач должен быть циничен и ко всем вопросам подходить с точки зрения собственной выгоды!.. Вот ты Анну Ивановну на работу взял – нашел выгоду? Мальчишке на прошлой неделе заячью губу оперировал, все отказались, а ты взялся, случай уж больно нерядовой. А мальчишкина мать бухгалтершей на консервном заводе служит – и здесь тоже выгоду нашел?!
Анна Ивановна с грохотом уронила со стола какую-то папку. Долгов быстро поднял.
– Промашку я допустила, да, Дмитрий Евгеньевич? Какую промашку-то?.. Говорите сразу, не мучьте!
– Никаких промашек, что вы! Просто мне нужно посмотреть, кто звонил Эдуарду Владимировичу двадцать шестого июня. – У секретарши был перепуганный вид, и Долгов решил ее успокоить. – У моей жены как раз день рождения двадцать шестого июня.
Он вспомнил тот день и поморщился от отвращения к себе.
После двадцать шестого в триста одиннадцатой больнице появился Евгений Иванович Грицук, жизнь встала на дыбы и понесла!..
Больной умер, Дмитрий Евгеньевич во всем обвинял себя, и с Алисой они ужасно поссорились именно после двадцать шестого!.. Долгову было невыносимо об этом вспоминать, особенно сейчас, когда все опять стало хорошо и когда он так сильно ее любил!..
– Я знаю про день рождения вашей супруги, – не моргнув глазом, сказала Анна Ивановна. – Мы всегда букет посылаем Алисочке! Эдуард Владимирович покупает, а я отсылаю!
Долгов засмеялся – приятно было вот так, среди дня, вдруг поговорить об Алисе – и секретарша приободрилась.
– А можно мне посмотреть звонки за двадцать шестое?
– Господи, ну, конечно, можно! Сейчас я тетрадь открою… Где же мои очки? Куда я их сунула?! Вечно теряю, никак не могу привыкнуть, а ведь раньше-то я, как орел, видела!..
Она выудила откуда-то очки, уселась за стол, открыла толстую тетрадь на пружинах и стала быстро листать.
– Так. Вот у нас июнь, значит! Двадцать первое, двадцать второе… Вот! Вот двадцать шестое!
Она пододвинула к нему тетрадь, поглядела и еще поправила так, чтобы ему удобней было читать.
– Спасибо, – пробормотал Долгов.
В списке было несколько фамилий – часть из них Долгов знал, часть не знал, вот его собственный звонок, он тогда просил Абельмана посмотреть кого-то, и …
И два звонка из двести девятнадцатой клинической больницы.
– А из нашей больницы кто звонил, вы не помните?
– Вот не помню, Дмитрий Евгеньевич! – Секретарша опять молитвенно сложила руки. – Как отрезало у меня! Эдик-то ведь об этом уж спрашивал! А я, колода старая, никак не вспомню! Вроде от главврача звонили.
– Точно?
– Вроде от него.
– А… вот тут везде фамилии, а здесь нет. Почему вы фамилию не записали? Не помните?
Анна Ивановна только моргала виновато.
– Много звонят, Дмитрий Евгеньевич, вот я и дала промашку!
– А может, тот, кто звонил, вам и не назвал фамилию? Сказал, что от главврача, вы и соединили?
Она задумалась, просветлела лицом и произнесла торжественно:
– Точно! Так оно и было! Вот вы молодец какой, Дмитрий Евгеньевич! А я все не могу с мыслями собраться, как же это вышло, что я фамилию-то не спросила! Точно так и было! А Эдик мой как раз недели за две у вас на базе консультировал кого-то, ну, в триста одиннадцатой то есть! Я и решила, что опять по тому делу, и перепросить – не переспросила! А что?! Случилось что? И Эдик волновался, и вы волнуетесь!
Человек позвонил, сказал, что из больницы, и его соединили с Абельманом. Фамилию свою он не назвал. Абельман ответил, и… что дальше?
Допустим, звонил главврач, хотя тот точно представился бы по фамилии, а не по номеру больницы, но допустим, допустим!.. Абельман взял трубку, главврач сказал, что это он, и попросил Эдика устроить больного в его собственную больницу?!
Чепуха какая-то.
– Анна Ивановна, – сказал Долгов задумчиво, – можно мне копию сделать с этого листочка?
– Сию минуту сделаю, конечно! Вам только один листочек, вот этот самый?
– Только один. За двадцать шестое.
Ксерокс выплюнул теплый листок, испачканный черным по краям, там, куда пришлись тетрадные пружины, и Долгов задумчиво сунул его в портфель.
Как правило, никто никогда не скрывается за анонимными телефонными звонками, когда просит положить больного в ту или иную клинику. В этом нет никаких секретов!.. Внутри медицинского сообщества все осведомлены – вот эта больница получше, а та похуже, зато там работает Оксана Степановна, а со щитовидкой – только к ней!.. Все также осведомлены и о том, кто из врачей чего стоит, кто в чем преуспел или, наоборот, в чем отстал, на чье профессорское звание можно вообще не обращать внимания, поскольку оно ничего не стоит, и кто из рядовых врачей блестящий диагност или хирург!.. Хлопотать «о своих» принято и считается вполне нормальным, и скрывать это странно и глупо!..
