до какой степени дошло его стремление меня изнасиловать; как я себя чувствую сейчас; не хочу ли я пройти рентген и проверить, нет ли сломанных костей или трещин…
Я слушала радио – там тихонько пели Kansas – «Dust in the Wind» – и отвечала все более неохотно. Я ощущала себя разбитой, вывороченной наизнанку, усталой. Меня клонило в сон.
Ужас, пережитый во время схватки с Гинзли, постепенно выветривался. Я взглянула на Гектора, чтобы сказать ему, как мне хочется спать, и что я устала отвечать на вопросы и не хочу ничего слышать, кроме радио, и только сейчас поняла, что он ведет машину в своей гоночной форме – красно-белой, с сакральным числом на груди. Восемьдесят пять. Пилот, который не принял участия в чемпионате имени Дарта Хауэлла. А приехал спасать меня – свою девушку-неудачницу.
Оказалось, я ненадолго отключилась, потому что пришла в себя от звука захлопнувшейся двери уже когда Гектор занес меня в квартиру. Я была уверена, что наши с ним весовые категории не слишком сильно отличаются – я хоть и ниже ростом, но далеко не худая. Однако Соулрайд не имел с этим никаких проблем. Мужчина был задумчив и словно боялся встретиться со мной взглядом. Я знала: он винит себя в случившемся. Я тоже винила исключительно себя. Замешкалась и наткнулась на того, кто давно вожделел пересчитать мне кости.
– Сейчас мы с вами разберемся, Фрай… – промурлыкал Гектор едва слышно.
– Что ты задумал? – слабо спросила я.
– Неважно. Ты, главное, слушайся. И доверься мне. Я за всю жизнь много травм получал и хорошо знаю, как с ними обходиться, что нужно организму… Так, хорошо.
– Пыль на ветру, – пропела я.
– Все мы просто пыль на ветру 10, – согласился Соулрайд и положил меня на кровать. – Подожди минутку, дорогая.
Я осталась лежать, прислушиваясь к телу. Оно отходило от шока, от обезболивающего выброса адреналина, и в разных местах появлялось жжение. Отяжелевшая кровь вяло текла где-то там, внутри, нагоняя апатию и упадок сил, превращая организм во что-то деревянное. Гектор быстро набрал мне теплую ванну, вернулся, раздел догола, поднял на руки и посадил в воду.
– Погружайся полностью. Прямо по шею.
Кожа на ребрах, ключицах и руках начинала темнеть – в воде это было особенно заметно. В тех местах, где побывали кулаки или ботинки Патрика, наливались гематомы. Взгляд Гектора был весьма красноречив.
– Одной иглы маловато для такого подонка, – заметил он спокойно, не отрывая взгляда от моего тела. Выискивал на мне новые следы, чтобы оправдать желание убить Гинзли своими руками. – Он не заслуживает жить.
Я ничего не ответила, чувствуя себя виноватой в произошедшем. Теперь мое тело перестанет привлекать его. Определенно. И думать об этом омерзительно.
Вода тихо плескалась в такт нашему молчанию. Мне становилось лучше.
– Ну как ты?
– Бывало и хуже.
– Ничего-то тебе не страшно, Фрай, – вздохнул Гектор и подошел к аптечке, раскрыл дверцы, начал что-то доставать, повернувшись ко мне спиной.
– Прости за все это. Тебе, наверное, противно видеть мое тело в таком состоянии.
– Ох, лучше молчи, Сара! – гулко расхохотался Соулрайд, и этот смех будто вернул меня к жизни, сказав: эй, ну чего ты, все в порядке, все по-прежнему, не стоит переживать!
Я улыбнулась и расслабилась, позволив рыжеволосому мужчине отчитать себя за сказанные глупости. В силу моего положения он не мог на меня разозлиться всерьез, но дал почувствовать себя провинившейся школьницей. Подумав об этом, я усмехнулась про себя: школьница, голая, в ванной, а рядом – преподаватель. Да, мне определенно становилось лучше. Значит, травмы не столь тяжелые. Переломов я точно не ощущала.
Соулрайд все еще был в своей гоночной форме, когда встал на колени перед ванной, засучил рукава и под моим недоумевающим взглядом принялся обмывать меня, нежно касаясь пальцами ссадин и ран. Местами вода окрасилась в розовый. Гектор делал все с такой бережливостью, словно от неосторожного движения я могла рассыпаться и растаять в воде. Он внимательно следил за выражением моего лица, чтобы сразу уловить, если мне станет больно.
Я молчала и тоже наблюдала за ним, стараясь не подавать виду, когда было неприятно. Мышцы расслабились в теплой воде, и тело будто отдавало ей свое истощение, как проводнику, медиатору. Удивительное ощущение.
Соулрайд хитро посматривал дьявольски-зелеными глазами, которые восхитительным образом гармонировали с его густыми темно-рыжими волосами и неизменной щетиной. Каждая морщинка на лице, каждая белесая ресница, каждая жила на шее – все было на своем месте, все складывалось в притягательную картинку, наделяя Гектора особым магнетизмом, когда ты сам не понимаешь, почему тебе так хочется смотреть на человека, но смотришь, смотришь, и не можешь отвести глаз.
– Знаешь, я, кажется, влюбилась, – призналась я, подняла руку из воды и неловко намочила заросшую щеку Соулрайда.
Он ехидно ухмыльнулся в ответ, принимаясь обрабатывать открытые ранки перекисью.
– Уж не в Билла ли Хартингтона?
Пришлось плеснуть водой ему в лицо, потому что слов ответить на такую наглость у меня не нашлось.
Нам было так хорошо вдвоем, здесь, в изолированности от всего остального мира, в оторванности от Уотербери, который сейчас неотрывно следит за гонкой и напряженно слушает комментаторов. Мы заперлись в квартире и чувствовали себя очень счастливыми, буквально плавали на волнах эйфории, словно в тот вечер, когда впервые признались друг другу в чувствах.
Гектор не хотел никого слышать и выключил телефон, я поступила так же. Трудно было принять, что гонка его больше не интересует, но новый Соулрайд пришелся мне по душе. Теперь я знала: если поставить его перед выбором, он выберет меня. И всякая надобность ультиматума отпадала.
Что-то необыкновенное случилось с ним, и между нами тоже. Более чудесное, чем осознание взаимных чувств двумя людьми, которые нашли друг друга. Наверное, Гектор сильно испугался. Когда после ванной он отвел меня на диван и укутал пледом, а сам отправился греть мне вино, я все еще видела в его глазах – на самом дне, осадком – гнев, ненависть к себе, чувство вины, желание убивать виновника травм, оставленных на мне. Хотя снаружи мужчина казался вполне умиротворенным. Но я-то знаю, как хорошо он умеет скрывать истинные эмоции.
– А вот и ваш глинтвейн, мадам, – чопорно произнес Гектор, присаживаясь рядом и подавая мне бокал. – Поощрите же верного слугу. Хоть чем-нибудь. А?
Этот харизматичный мужчина так мило пытался меня развеселить, что я растаяла и поцеловала его в губы. Он заставил меня выпить до дна и все пошучивал, чтобы я не волновалась: если меня «развезет», он не позволит себе «ничего лишнего», и так задорно подмигивал, что складывалось абсолютно обратное впечатление. Представлять, что Соулрайд воспользуется моей беспомощностью и даст волю рукам (и не только рукам, очевидно), было весело и возбуждающе одновременно.
