— Но ведь она все равно имела отношение к экспедиции.
— Ну, как сказать… Она была всего лишь женой одного из археологов, вот и все.
— Но это породило всяческие толки. Общее мнение сводится к тому, что эта экспедиция, как и предыдущая, неудачна… и причина неудач заключается в том, что боги, или древние фараоны, разгневались.
— Конечно, такие разговоры неизбежны.
— Я получил письмо из Англии. О смерти Теодосии писали газеты. «Еще одна смерть» — называлась статья, и в ней говорилось о проклятии.
— «Еще одна»? Они намекают на смерть сэра Эдварда. Людям нравятся подобные загадки. Они в это верят, потому что хотят верить.
— Думаю, вы правы, — согласился он. — Мне вскоре нужно будет уезжать. Я уже отослал большинство своих приобретений в Англию, так что мне осталось сделать совсем немного. Но все это было невероятно интересно. Как вы думаете, ваш муж не против того, что я слоняюсь по раскопкам?
— Если бы он был против, он бы так и сказал. Ему нравится, когда люди проявляют интерес — только бы не путались под ногами.
— Я буду осторожен и постараюсь не мешать ему. Мне кажется, вы очень много знаете.
— Когда говоришь с профессионалами, начинаешь понимать, как мало на самом деле знаешь. До замужества я много читала, а Эван Коллум некоторое время был моим преподавателем… То есть моим, Адриана и Теодосии. Ну, вы знаете о наших отношениях, я думаю.
— Да, слышал. Вы с миссис Коллум были сводными сестрами, как я понял.
— Да. А Адриан — наш двоюродный брат.
— Друзья детства. Вы, должно быть, мучительно больно переживаете эту утрату.
— И Адриан, я знаю, тоже.
— Да, он очень привязан к вам обеим… особенно к вам.
— О да. Мы с Адрианом всегда были очень дружны.
— Значит, вы в юности изучали археологию?
— Ну это было довольно поверхностно, но меня всегда особенно интересовали гробницы.
— Завораживающая тема, — серьезно проговорил он.
— Сама идея бальзамирования тел настолько устрашающа и хитроумна! Ни один народ не делал ничего подобного. Египтяне упорно совершенствовали это искусство. Помню, как читала об этом в юности — я выросла в доме священника — и меня охватывал благоговейный ужас.
— Вы представляли себя заключенной в такую гробницу?
— Конечно. Они перестали делать это где-то за пятьсот лет до Рождества Христова. Ужасный процесс, когда вынимали все внутренности и наполняли тело кассией, миррой и другими пахучими растениями. Потом вымачивали его в каком-то растворе каустика около трех месяцев, прежде чем обернуть в тонкое полотно и покрыть каким-то липким веществом.
— Как потрясающе интересно было находиться внутри гробницы в ту фатальную ночь… до несчастного случая. Как вы думает, что произошло с мостиком?
— Он был поврежден.
— С какой целью?
— Убить кого-то.
— Теодосию? За что? Что она сделала?
— Может быть, убить кого-то из членов экспедиции.
— Конечно, это мог быть любой из нас.
— Вот именно! Кажется, не имело значения, кого конкретно… лишь бы это был один из вас.
— Вы хотите сказать, что некто просто хотел, чтобы кто-то из нас погиб — как предупреждение другим?
— Конечно, это мог быть просто неприятный случай — если бы это был кто-нибудь другой. Но миссис Коллум была в таком положении, что для нее это падение стало фатальным. Вы в этом разбираетесь гораздо лучше меня. Я считаю, что это огромная честь для меня — иметь возможность хоть одним глазом взглянуть на то, что происходит Я никогда не забуду эту поездку в Египет.
— Думаю, никто из нас никогда не забудет эту экспедицию. Так же как и предыдущую, когда умер сэр Эдвард. Она была прервана именно по причине его смерти, потому что он был руководителем, и они не могли продолжать работу без него.
— А что он нашел?
— Абсолютно ничего. Но Тибальт полагает, что нашел бы, если бы продолжил работу. Тибальт продолжает работу именно там, где остановился его отец.
— Ну что ж, это была огромная честь для меня. Мне нужно возвращаться в гостиницу, так что, вынужден вас покинуть. Приятно было поговорить, миледи.
Я смотрела ему вслед, а потом вернулась во дворец, потому что солнце начало припекать. Внезапно я вспомнила, что оставила горшочек с мазью Доркас в маленькой комнатке, которая выходила во двор. Входя туда, я услышала негромкий разговор и замерла.
Говорила Табита.
— Да, это огромное облегчение, я действительно теперь свободна. Если бы только это произошло раньше! А теперь, Тибальт, слишком поздно… слишком поздно…
Я стояла, не шелохнувшись. Потом у меня в ушах послышалось какое-то пение, двор исчез, и я почувствовала какую-то странную слабость.
Слишком поздно! Я хорошо знала, что это значит! Уже немалое время я терзалась подозрениями, но теперь узнала наверняка.
Я развернулась и побежала в свою комнату.
* * *
Тибальт вернулся на раскопки. Я не хотела его видеть — пока не хотела. Пока не решу, что нужно предпринять.
Вспоминалось множество критических моментов. То, как он на нее смотрел, когда она сидела за роялем, предостережения няни Тестер; ее поспешный отъезд, когда она навещала своего мужа; отъезд Тибальта в тот же самый день… И потом, она красива, уравновешена и опытна. В сравнении с ней я была невзрачной и неуклюжей. К тому же не была столь терпеливой, как она. Я резка и обидчива, и никак не могла стерпеть того, что его работа значила для него неизмеримо больше, чем я.
Она превосходно его понимала. Она была той женщиной, которую он любил, той, на которой он бы женился, будучи свободен. Но даже в этом случае, зачем он на мне женился? Почему не подождал ее?
Его предложение руки и сердца было таким неожиданным. Я была потрясена. Он сделал мне предложение, потому что знал, что я унаследую деньги сэра Ральфа. Все теперь стало ясно — слишком ясно, чтобы я могла успокоиться.
И вот она рядом с ним. Я задумалась о том, как часто он, вместо того чтобы быть на раскопках, проводил время с Табитой? Я представляла их вместе, с каким-то садистским удовольствием мучая саму себя. Мне были невыносимы эти образы, и все же я продолжала создавать их в своем воображении. Я чувствовала себя юной, неопытной и глупой…
У кого спросить совета? Теперь я не могла открыться Теодосии. Как будто я стала бы это делать раньше! Что могла знать она — невинная, лишенная житейского опыта, до безумия любившая Эвана, который был ей предан, и оставался бы преданным до конца своих дней. Доркас и Элисон ничего не знали о подобных отношениях; они бы только кивали и повторяли: «А я тебе говорила! Он нам никогда не нравился. Мы чувствовали, что тут что-то не так!» Это не поможет. Сабина? Я словно слышала ее голос: «Конечно, Тибальт прекрасный. Ни на кого не похож. Ты должна быть довольна, что он женился на тебе. Но, конечно, ты знаешь очень мало, а Табита — много, и она красавица. И она всегда жила в нашем доме на правах его настоящей жены. Только у нее был этот сумасшедший муж. И из-за него Тибальт не мог на ней жениться. По крайней мере, ты жена Тибальта, ты — леди Трэверс, не так ли? Думаю, этого достаточно. В конце концов, он не такой как все, правда?..»
