— Все не угомонишься?
— Ты же знаешь. Считай, это моя мания…
Сидоренко, отправив окурок щелчком в урну, смерил меня долгим снисходительным взглядом и полез в потертую кожаную папку. Я почему-то вспомнил, что когда-то в детстве хотел быть милиционером и они, суровые защитники порядка, представлялись мне именно такими — с неизменной кожаной папкой, уставшими и немного надменными.
— Всего я тебе рассказать не могу, предупреждаю сразу, — Вовка раскрыл тяжелый синий блокнот. — Кое-что просто не я проверял, кое-что — до сих пор нельзя разглашать даже таким правдолюбцам, как ты. У меня остались только личные записи — так, пометки во время допросов. В общем, спрашивай.
У меня от волнения даже перехватило дыхание, будто я добрался до хранилища священных тайн древних атлантов.
— Меня интересуют трое его одноклассников. Гуць, Кравченко и Сдобников. Где они были и что делали в вечер убийства.
Сидоренко прищурился, склонив голову набок.
— Знакомые фамилии вроде… А почему именно эти трое?
— Ну… на мой взгляд, только у них были причины.
Шорох листков блокнота… Стоп.
— Ага, один точно есть. Гуць. Смешная фамилия.
— Ну, персонаж не настолько смешной, — возразил я. — Что там?
Сидоренко просканировал беглым взглядом страницу.
— Слушай, а я помню его. Такой… хлипкий какой-то… мутноватый парень, да? — Заметив, что я кивнул, он продолжил. — С ним разговаривал лично я. Говорит, что был дома, занимался с отцом математикой.
— О, да. Его отец подтвердит, что и на Луну с ним летал, — я раздраженно поморщился, вспоминая наш школьный инцидент.
— Ну, в таком случае, проверь его сам, — огрызнулся Вовка. — Я опрашивал в день по десять человек. Могу и упустить что-то.
— Ладно-ладно. Что дальше?
— Его родители говорят то же самое — парнишка был дома, учил уроки допоздна, его батяня работает в шахтоуправлении и приходит домой чуть ли не в полночь. При этом — вот, тут еще отмечено, — они не хотят тратиться на репетитора, занимаются с сыном сами. Так что…
— Ясно, — выдохнул я. — Считай, что алиби нет.
Вовка закатил глаза.
— Кирилл! Ты как маленький! У нормальных людей и не должно быть алиби! Вот где ты находился вчера вечером?!
Я удивленно взглянул на него через плечо.
— Дома.
— Ага. А у нас на десятой шахте мужику череп проломили, между прочим. И то, что тебя там не было, никто не может подтвердить, небось.
Я вовремя прикусил язык. Ну… мое присутствие дома точно может кое-кто подтвердить.
— Хорошо. Сдобников.
— Виктор Сергеевич?
— Он самый.
— Надо же! — Хмыкнул Вовка, пролистывая блокнот. — Тоже мой клиент. Но тебя вряд ли устроят и эти сведения.
Я сложил руки в замок, наблюдая, как в синеватой полумгле все еще ходят, как тени, несколько прожорливых голубей.
— Он ездил с матерью в Жуковку. Его не было в городе два дня. Вот, у меня тут: «Бабушка, Жуковка, помогать».
— Ага, он и мне говорил. И что билеты не сохранились, тоже.
— Естественно, — усмехнулся Сидоренко. — Его я помню очень плохо. Но мать, кажется, приятная женщина.
— На чем они ездили? — зачем-то спросил я.
— У меня не записано, — Вова прищурился, разглядывая листок. — Скорее всего, на электричке. Его мать пенсионерка. А у них в электричках льготы. Кроме того, до Жуковки все нормальные люди ездят на электричке, а не на такси, Сафонов. Больше ничего нет, собственно. Ах, да… Этот же мальчик указал, что у вашего Литвиненко был несчастный роман. Но я не помню, кто его пассию допрашивал. Леонов, что ли?.. Вот с ней можешь поговорить. Может, она расскажет что-то интересное еще и тебе.
Я кивнул. О «его пассии» я знаю больше, чем все отделение.
Что ж, среди этой троицы меня больше других все же интересовал именно последний персонаж.
— Никита Кравченко.
Сидоренко надолго погрузился в изучение своих записей, я уж было подумал, что Кравченко не проверяли вовсе.
— У меня ничего нет. Мы работали в разных кабинетах… Наверное, с ним говорил Леонов.
— Но записи должны же остаться?
Вовка пожал плечами.
— Дело не заводили. Может быть, в архиве что-то и осталось. Если хочешь, я могу посмотреть.
— С меня трехзвездочное спасибо, ты же знаешь.
— Ох, Сафонов… — лицо Сидоренко впервые за вечер приобрело расслабленный вид. — Мне, честно говоря, от тебя уже ничего не надо. Я вот сейчас на эту тему с тобой разговариваю только затем, чтобы ты понял: уже почти год ты занимаешься полной фигней. И детишки твои тут ни при чем — им бы девок щупать, кошелек стянуть, побить кого-то… Но здесь… Здесь интеллект видно. Если ему кто-то и помог умереть, то развел он нас гениально.
— Как в шахматной партии… — задумчиво прошептал я.
— Типа того. И вообще, твое самодельное расследование меня реально беспокоит. Черт, я надеялся, ты угомонишься после камеры. Иногда даже думаю, не тронулся ли ты…
— Ладно, не начинай, — отмахнулся я. — Извини, что напрягаю, серьезно. Но когда я найду убийцу — а я его найду, — мне понадобится твоя помощь. Ты готов?
Сидоренко закурил еще одну сигарету, спрятавшись от меня за клубами зловонного, дешевого дыма.
— Первое. Если у тебя будут стопроцентные доказательства. Второе. Если я сам поверю в мотив. Третье. Если он вдруг расколется и не уйдет в отказ, а расскажет все, как было, прав-до-по-доб-но. Ну… или четвертое. Если на Землю упадет комета и наступит конец света. Тогда да, может быть.
Я толкнул его локтем в бок, мы засмеялись. Потом Вовка ушел, а я остался на опустевшей площади, по периметру которой уже вспыхнули первые желто-красные фонари.
* * *
Этот вторник оказался лучшим днем для плохих новостей. Алла Ивановна завалила меня заданиями. Голова буквально раскалывалась от грохота, распространявшегося из учительской — семиклассники разбили старое окно еще неделю назад, благо, сейчас уже было тепло, и наша дирекция решила не ждать до каникул с заменой стеклопакетов. По коридорам теперь шумно передвигались рабочие, а учителя были вынуждены ютиться по чужим кабинетам и лаборантским. Ко мне, слава Богу, еще никого не подселили, так что я заварил кофе и, наблюдая, как из чашки вьется ароматный пар, размял занемевшую шею.
Внезапно дверь хрустнула и открылась. На пороге, едва удерживая огромную пачку тетрадей, стояла Юля.
— Пустишь?
Я быстро подошел к ней и отобрал «ценный груз» размером почти с нее саму.
— Да куда же тебя девать… Заходи!
Она чуть заметно улыбнулась, подкатив стул для посетителей к другому краю стола.
— Дурдом какой-то… и — как назло! Сто пятьдесят тысяч лабораторок мои понаписали… вся параллель! Ты ж знаешь, что мне часы биологии навесили, как Людка на больничный попала?..