Еще минута, еще удар — мяч опять просвистел в районе правой девятки. Гуць схватился за голову, но драматизировать было некогда — атака седьмой школы мгновенно прокатилась назад, наши опять оказались зажатыми в собственной штрафной. При счете 2:0 мы продолжали бездарно тратить моменты. Оглушительно просвистел судья, первый тайм завершился неутешительно.
Я тенью проскользнул ближе к линии поля, сделав вид, что набираю сообщение в телефоне, когда буквально около меня на сиденьях первого ряда развалились наши взвинченные футболисты. Теперь вся команда со злостью наблюдала, как на другой стороне, улыбаясь, попивают воду их соперники.
Пару минут ребята молчали, но потом Гуць вдруг возопил, обернувшись к Никите:
— Ну, блин… ну, как так можно! Двадцать сантиметров! Пустые ворота!
— Заткнись, — вяло отмахнулся Кравченко. — Сам две «бабочки» хапнул, сиди и не вякай…
— Еще и Вась-Вась заболел… И Витька нет… — уныло захныкал Дима, вытираясь полотенцем. — Че делать?..
Я нахмурился, не веря своим глазам: а ведь и правда, куда это запропастился Сдобников? Насколько я помню, он исправно играл каждый матч в нашей защите.
— Будем менять схему, — вдруг сурово произнес Страхов. — 2-4-4. Ник, сядешь через две минуты. Пусть Малой выйдет.
— Что?!
— Какая разница, с каким счетом им влететь! Будем атаковать.
На шее Кравченко вздулись синие жилы, лицо покраснело.
— Я не сяду! Я не собираюсь садиться! Какого хрена я буду смотреть, как они вас мочат?! Кто ты такой вообще?!
Страхов вскочил со своего места, они подлетели друг к другу, едва сдерживаясь, чтобы не продолжить начатое еще на поле. Я уже было всерьез собрался разнимать их — казалось, между ними вспыхивают и гаснут энергетические молнии.
— Он капитан, Ник, — хмыкнул Гуць, с интересом наблюдая за сценой. — Вась-Вася нет, он отвечает за игру.
— Ага! И с такой дебильной схемой вы влетите не 2:0, а 10:0! — Кравченко не спускал полного ненависти взгляда со Страхова, который, уперев руки в боки, смотрел на него презрительно, сверху вниз, несмотря на то, что был на голову ниже.
— Я сказал 2-4-4, значит, 2-4-4! — прошипел Денис. — Короче. Ты — на банку. Малой, выходи на левый фланг. Пошли. Хватит рассиживаться.
По его команде практически все ребята поднялись со своих мест и отправились назад на поле. Гуць сочувственно хлопнул Никиту по плечу и поплелся к воротам. Ноздри Кравченко раздувались в бессильном гневе. Он забросил полотенце себе на шею и, ссутулившись, неподвижно сидел, глядя в одну точку.
Я оглянулся. Около меня, поглощенный игрой, вытянул шею один из наших восьмиклассников. Заметив, что я повернулся к нему, мальчишка перевел взгляд на мое лицо.
— Здрасте…
Я кивнул и задал риторический вопрос:
— Не клеится игра, да?..
Мальчик пожал плечами.
— Да это постоянно так… Крава мутит.
— Чего мутит? — Я заинтересованно склонился к нему. — Хочет быть капитаном?
— Ну, фиг его знает… — мальчик опять быстро пожал плечами, немного смущенный моим вниманием. — Все равно не будет.
Я, слегка ухмыльнувшись, прищурился.
— Почему?
— Не крутой. Вот Дэн — крутой. А он — нет.
Мальчик вернулся к созерцанию игры, а я задумчиво почесал затылок. Одна-а-ако…
* * *
Я редко хожу простым путем, напрямик. Пожалуй, именно поэтому и случаются все сотни моих падений и десятки побед.
Гудок. Еще гудок. Да что ж такое с его телефоном?
Вовка не брал трубку уже часа два и, если бы я знал его немного хуже, меня бы уже терзали нехорошие предчувствия. Но, скорее всего, он бросил телефон в кабинете и мотается где-то по вызовам, ведь криминальных происшествий в нашем городе хватает с лихвой.
Так вот. Подойдя вплотную к моменту, когда придется выяснять, что делал в ночь на третье октября прошлого года каждый из моих троих подозреваемых, я вдруг понял, что самому, не нарушая ничьих прав и не боясь спугнуть действительно причастного к смерти Литвиненко человека, проверить их алиби мне будет архисложно. Поэтому я в который раз решил злоупотребить терпением своего товарища при погонах.
— Да! — Наконец рявкнул мне в трубку Сидоренко.
— Это я. Здорово, — я смущенно кашлянул, уже предчувствуя его реакцию на мою просьбу.
— Привет. Кир, я о-о-очень занят сейчас. Что-то срочное?
— А когда ты освободишься? Надо поговорить.
Он вздохнул, что-то яростно листая.
— Сегодня в семь. На площади.
— Буду. И, пожалуйста, если у тебя еще остались какие-то записи после опроса знакомых Леши Литвиненко, захвати их с собой.
Я очень нетактично отключил трубку, прежде чем он успел выпалить в меня гневной тирадой.
… Голуби, толстые и довольные жизнью, с важным видом ходили прямо около моих ног. Я развалился на лавочке, наблюдая за размеренным передвижением людей по нашей главной, да и, пожалуй, единственной городской площади. Стрелки переползли далеко за семь, и я нервно поглядывал на циферблат часов, уже засомневавшись, что Вовка вообще придет.
Буквально одновременно с этой мыслью на противоположной стороне площади затормозил знакомый скрипящий «бобик» и мой приятель, выскочив из кабины и махнув рукой флегматичному водителю, решительно направился ко мне.
— Фу-у-ух… Ну и денек… — он уселся на лавочку рядом и тут же закурил. Я кивнул и немного отодвинулся.
— Что, наш город сегодня может спать спокойно? Всех злодеев победил?
Он качнул головой.
— Да нет, пара штук для любителей детективов осталась. Сафонов, я не понял… тебе мало ночи на нарах? Ты еще хочешь? Могу организовать!
— Ладно тебе, Вов. Ну да, был косяк, но дело не в том. Мне вот сейчас реально нужна твоя помощь.
— Все не угомонишься?
— Ты же знаешь. Считай, это моя мания…
Сидоренко, отправив окурок щелчком в урну, смерил меня долгим снисходительным взглядом и полез в потертую кожаную папку. Я почему-то вспомнил, что когда-то в детстве хотел быть милиционером и они, суровые защитники порядка, представлялись мне именно такими — с неизменной кожаной папкой, уставшими и немного надменными.
— Всего я тебе рассказать не могу, предупреждаю сразу, — Вовка раскрыл тяжелый синий блокнот. — Кое-что просто не я проверял, кое-что — до сих пор нельзя разглашать даже таким правдолюбцам, как ты. У меня остались только личные записи — так, пометки во время допросов. В общем, спрашивай.
У меня от волнения даже перехватило дыхание, будто я добрался до хранилища священных тайн древних атлантов.
— Меня интересуют трое его одноклассников. Гуць, Кравченко и Сдобников. Где они были и что делали в вечер убийства.
