– Только я не ожидал, что ты всему поверишь. А меня будешь считать вруном. Ну ладно. Так согласна?
Я не отвечала. Меня, как неудачливого новичка, решившего прокатиться на доске для серфинга, накрывало то одной волной, то другой. Мне представлялась свадьба со всеми непременными атрибутами, в которых нуждаются скорее друзья и родственники, чем сами жених с невестой. Длинная фата, роскошное длинное платье, букет невесты, лимузин, неизбежные пошлые тосты и столь же неизбежные обручальные кольца. И конечно, марш Мендельсона. Для меня это то же самое, что похоронный марш Шопена – нечто, может быть, красивое само по себе, но слишком обезличенное заезженное, даже пугающее. А то представлялось совсем другое. Зал крематория, где звучала песня «Криденс» – вместо похоронного марша. Драка в сугробе – и лицо Жени, по которому вперемешку текли слезы и растаявший грязный снег. Лестница, заставленная мешками, темная подворотня. Белое лицо, неожиданно появившееся в окне. Крик Романа – яростный и бессильный – «Стой!». И то, как я билась то в одну дверь, то в другую, – загнанная в ловушку, уже почти ни на что не надеясь. И на Женю в том числе.
– Ты выйдешь за меня замуж или нет? – настойчиво повторил он. – Неужели нельзя ответить?
Я облизала пересохшие губы. Они показались мне горячими, язык был непослушным, будто чужим. И ответила, что пока не решила. Что это слишком неожиданно. Нужно подумать.
Женя рассмеялся:
– Неожиданно?! Ну ты даешь! Да ты два года могла об этом думать, неужели мало?
– Я не знаю, – вымученно проговорила я. – Многое изменилось, неужели ты не понимаешь? Он схватил меня за плечи и сильно тряхнул:
– Ты до сих пор мне не веришь?! Думаешь, я убил Ивана?! Какая чушь!
– Откуда тогда кровь в кабинете? – спросила я, пытаясь поймать его взгляд. Огарок свечи, до сих пор горевшей ровно, расплылся в яркую восковую лужицу. Пламя вытянулось и прерывисто задрожало. В комнате стало светлее. Его глаза неожиданно показались мне очень светлыми и злыми. Потом раздался легкий хлопок, и стало темно. Женя отпустил меня:
– Рюмка лопнула.
– Да, – шепнула я. Мне было страшно. – Женя, ответь мне на один вопрос. В кабинете Елены Викторовны была кровь. Несколько пятен на ковре. Она не выдумала это – я видела их сама. Они появились вечером двадцать девятого. А после Нового года исчезли, хотя уборщица говорит…
– С чего ты взяла, что это была кровь? – перебил меня Женя.
– А что же еще?
– Да что угодно. Вино, например.
– Это было не вино, – как можно спокойнее ответила я. – Елена утверждает, что в кабинет никто не мог войти, не получив ключей у вахтера. Вахтер говорит, что никто их не брал. Никто.
В комнате сильно пахло гарью от фитиля. Женя помотал головой, встал и открыл форточку. Хлынула струя морозного воздуха, и я сразу закашлялась. Он обернулся:
– Я уже сказал тебе, что из себя представляет твоя ненаглядная Елена. Ей нельзя верить.
Я кашляла и не могла остановиться. Пришлось лечь и укрыться с головой. Но даже под одеялом, вдыхая теплый воздух, я продолжала кашлять. Женя тронул меня за плечо, спросил, не заболела ли я. Потом закрыл форточку. Отдышавшись, я сказала, что завтра весь день проведу в постели.
– Ну и хорошо, – согласился он. – Я, правда, уеду, но постараюсь вернуться пораньше.
Он снова лег рядом. Но я уже не чувствовала того блаженства, которое захлестнуло меня в первый момент, когда я ощутила его знакомое тепло рядом с собой. Мне было очень холодно.
– Давай договоримся, что завтра ты все обдумаешь и дашь ответ, – предложил Женя. Он лежал на спине, подложив руки под затылок. Его острый локоть касался моего плеча. Я немного отодвинулась. Впервые его прикосновение было мне неприятно. – Договорились? – повторил он. Голос прозвучал вяло, я слышала, что он засыпает. А через несколько минут его дыхание стало ровнее и глубже. Потом Женя застонал, резко перевернулся на живот и зарылся лицом в подушку. Он спал.
А я еще долго не могла заснуть. Итак, мне сделали предложение. Наконец-то. Первый раз в жизни. Именно тот человек, которого я любила. И что же? Разве я чувствовала себя счастливой, окрыленной? Ничего подобного. Единственно, что ощущала, был страх. Уже привычный, но от этого не менее противный. Женя велел мне подумать и завтра дать окончательный ответ. А что я могла ответить? Что десять дней назад, до его ухода, я бы ответила «да» не раздумывая ни секунды? Что в последнее время у меня часто появлялось желание выцарапать ему глаза? Что были минуты, когда я ненавидела его по-настоящему? И что теперь я совсем ему не верю?
Я пыталась себя уговорить. Хотела, чтобы утром, когда он проснется, можно было обнять его, поцеловать и сказать, что я согласна. Я приводила себе все аргументы «за».
Но все они разбивались о стену – я слишком хорошо помнила то утро перед Новым годом, когда Женя явился ко мне с условием: никому ни слова об Иване. И в это же самое время Ксении угрожал какой-то представитель студии. Ей и ее ребенку. Разве это можно забыть? Разве можно забыть, как Роман и Женя ломились в дверь, за которой я едва-едва успела спрятаться? Что бы со мной было, если бы я вышла? А если бы мне попросту не от-, перли эту дверь?
Я не выдержала и резко растолкала Женю, тряся его за плечо:
– Слушай, я хочу тебя спросить!
Он что-то сердито пробормотал и наконец неохотно откликнулся:
– Ну в чем дело? Мне вставать в семь утра!
– Что вы вынесли в том свертке? Ну, из восьмой квартиры?
– О Господи! – рявкнул он, обнимая подушку и не поднимая головы. – Да это было обычное барахло, Роман хотел отвезти его к себе домой!
– Барахло? Почему тогда с черного хода? Вы что, не знали, сколько там мусора? Почему нельзя было выйти с парадного?
– О мама, – простонал он. – Да случайно так получилось, у него машина стояла с той стороны!
– И Юля не сталкивалась с Романом? Как же так? Когда он пришел, она была в квартире!
Женя пообещал, что даст мне по голове, если я немедленно не замолчу и не дам ему выспаться. Раньше такая угроза прозвучала бы шутливо. Теперь я не могла воспринимать ее с прежней легкостью. И больше к нему уже не приставала.
Утром вопрос о будущей свадьбе не поднимался. Я проснулась от шума воды в ванной – Женя принимал душ. Потом засвистел чайник на кухне, по квартире распространился запах горячий бутербродов. Женя всегда завтракал основательно. Перед уходом, уже одевшись, он заглянул ко мне, но я притворилась спящей. Лежа с закрытыми глазами, я чувствовала, что он смотрит на меня. Кажется, Женя догадывался, что я не сплю, но ничего не сказал. За ним захлопнулась входная дверь, и я проспала еще несколько часов.
