Глава 23
— Внешний вид ужасен, — благоговейно понизив голос, сказал Дотан Брукс. — Ты ведь знаешь, как выглядят утопленники, а она как раз из их числа. — Он оглядел Дункана. — Мокрая была, совсем как ты сейчас.
С одежды и волос Дункана текло.
— Я только вернулся, и мне сразу же позвонили. Не хотел терять время на переодевания.
Он приехал в морг со всей возможной поспешностью; До бара «У Смитти», где осталась машина, пришлось бежать под дождем. Они с судебным экспертом стояли на почтительном расстоянии от судьи, чтобы тот мог побыть наедине с трупом на каталке. Тело было полностью закрыто простыней; открытой оставалась только правая рука, которую судья сжимал в своих ладонях. Он плакал, не таясь.
Тело обнаружила команда буксирного катера под пристанью для буксиров. От моста Талмадж до пристани было Далеко.
— Почему она не всплыла раньше? — спросил Дункан.
— Думаю, зацепилась за что-нибудь под причалом. Рыбы ее как следует поели. И на завтрак, и на обед, и на ужин. Потом она каким-то образом отцепилась от того, что ее удерживало, вот и всплыла.
— Как же он опознал ее, если труп так обезображен?
— По родинке. В нижней части живота, частично закрытой волосами на лобке. О такой может знать только муж или любовник. Я сказал, что мы можем подождать с идентификацией, пока не получим записи зубной формы, но он настаивал, хотел взглянуть. Когда увидел ее лицо, то есть то, что от него осталось, чуть в штаны не наложил. Сказал, что это не может быть его красавица Элиза. А когда заметил родинку — у него чуть инсульт не случился, честно тебе говорю. Так и свалился бы на пол, если бы я его не подхватил. — Дотан достал из кармана брюк пакетик «Эм-энд-Эмс», вскрыл. — Будешь?
— Нет, спасибо. Есть следы борьбы с Наполи? Дотан сунул в рот горсть конфет и принялся жевать их, с шумом разгрызая.
— Пока нет, да и откуда им взяться. Я посмотрю повнимательнее, когда буду делать вскрытие. Никаких пулевых ранений, если ты про это.
— Причина смерти — утопление?
— Если так, в легких будет вода.
— Во что она была одета?
Дотан подвел его к стерильного вида столику, на котором были разложены наручные часы на кожаном ремешке и три предмета одежды — до предела грязные и промокшие. Несмотря на замызганный вид, их можно было узнать.
— Судья говорит, это ее часы, — сказал судебный эксперт. — И одежда, в которой он видел ее в последний раз.
— Ему легко узнать. Он сам ее покупал.
Дункан оставил Дотана дожевывать свои конфеты и подошел к каталке. С левой стороны, чтобы видеть лицо судьи. Он притворился, что разглядывает мертвое тело под простыней, но на самом деле разглядывал убитого горем мужа Элизы.
Тот утер слезы тыльной стороной ладони, поднял глаза и кивнул в знак приветствия:
— Детектив.
— Все, кто участвовал в расследовании, передают вам свои соболезнования.
— Благодарю.
Дункан собрался с духом и приподнял край простыни. Дотан смягчил краски. Живот у Дункана скрутило. Разложение сделало черты настолько неразличимыми, что это и лицом-то назвать было нельзя. Одно ухо между тем осталось нетронутым. Он заметил, что оно было проколото, но без сережки. Волосы мокрые, спутанные непредсказуемым течением реки; на вид они были того же цвета и длины, что у Элизы. Он опустил простыню.
— Вам, должно быть, нелегко увидеть ее такой. Судья зажмурил глаза.
— Не можете представить, что это за боль.
— И вы уверены, что это ваша жена?
Он открыл глаза и с упреком посмотрел на Дункана:
— Вне всяких сомнений.
— Судья Лэрд, я не хочу спорить с вами. Просто людям случалось неверно идентифицировать тела. Вас бы не вызвали сюда, если бы ситуация не была такой трагичной. Вы были напуганы, эмоционально и физически истощены. В таких обстоятельствах легко ошибиться.
— Я не ошибся. Доктор Брукс рассказал вам о родинке?
— Да.
— Я не мог ее спутать.
— Разумеется. В любом случае мы окончательно убедимся, когда получим записи зубной формы.
— Конечно. Завтра я предоставлю доктору Бруксу все, что ему нужно. — Он посмотрел на закрытое простыней тело. — О, как бы я желал ошибиться. Но увы — это Элиза. — Он наклонился к руке, которую сжимал в своих ладонях. Она была мертвенно-белого цвета и — Дункан знал это — холодная и омерзительная на ощупь. Судья поцеловал ее. Выпрямившись, он сказал: — Очень сложно быть государственным служащим, когда у тебя личное несчастье.
— Даже в своем горе вы остаетесь в центре внимания, — сказал Дункан, поняв, к чему тот клонит.
— Пресса, я думаю, уже поджидает у входа.
— Исчезновение вашей жены наделало шума. Теперь пора поставить точку.
— Сейчас я не могу общаться с прессой. И потом, я хочу побыть с Элизой как можно дольше, пока доктор Брукс не начнет вскрытие. — Голос изменил ему. Судья закрыл глаза рукой.
Дункан обогнул каталку и подошел к судье.
— Судья, я уверен, что доктор Брукс подождет столько, сколько вам будет нужно. Мы выставим снаружи охрану, чтобы оградить вас от прессы, когда вы будете уходить. А пока пусть с ними разбирается отдел по связям с общественностью.
Он повернулся, чтобы уйти, но судья остановил его:
— Детектив Хэтчер, мы с вами сначала немного не поладили. Должен вам сказать, что вы были необычайно деликатны со мной, пока длился весь этот кошмар. Знайте, что я высоко ценю все, что вы сделали для меня и жены.
Дункан пожал протянутую ему руку. Но, глядя судье в глаза, он думал: «Далеко не все, что я сделал для твоей жены, ты бы оценил так высоко, ах ты, лживый сукин сын».
Она сидела на полу в ванной комнате, где он приковал ее наручниками к стоку под раковиной. Когда он потащил ее в ванную и надел наручники, она сопротивлялась, как тигрица. Она умоляла его не оставлять ее здесь, но он ушел. Сказал, что это для ее же безопасности. На самом деле Дункан боялся, что она обманет его и снова сбежит.
Он по-прежнему думал, что она в сговоре с Савичем. Перед тем как выйти из дома, он установил сигнализацию. Хотя по возвращении лампочки на панели светились как обычно, не зарегистрировав вторжения, он поднялся по лестнице, держа наготове пистолет.
Она была одна, в той же позе, в какой он ее оставил, только больше не сердилась. Или просто была слишком измотана, чтобы наброситься на него, когда он присел и расстегнул наручники. Он помог ей встать на ноги.
— Что случилось? — спросила она. Он подождал, пока она помассирует затекшие запястья, потом снова надел наручники. — О, пожалуйста, не надо, — умоляюще сказала она, пока он щелкал замком. — Зачем?
— Мне так спокойней.
— Ты мне по-прежнему не веришь?
Он заглянул в шкаф, достал сумку из грубой ткани, бросил ее на кровать и раскрыл «молнию».
