Грейс боролась с двумя постоянными препятствиями: недостатком образованности среди африканцев и по-прежнему существующим предпочтением племенных знахарей. Первое, она знала, постепенно удастся решить с помощью школ, книг и учителей; а второе едва ли получится преодолеть. Несмотря на усиливающееся воздействие на африканцев со стороны миссий, чтобы отвратить их от обращений к местным лекарям и знахаркам, традиционная медицина просто переходила на нелегальное положение. Многие ночи, когда Грейс не могла уснуть и стояла на веранде, чтобы подышать свежим воздухом, она видела в лунном свете неясные фигуры, входившие в хижину Вачеры.
Здесь был ее враг. Вачеру следовало остановить.
Отложив письмо Роуз в сторону, она потянулась к другому, которое получила от Джеймса. Грейс слышала, что гроза постепенно приближается. Джеймс писал:
«У нас здесь, в Уганде, те же самые проблемы, что и у тебя. Деревни располагаются слишком далеко друг от друга и так глубоко в джунглях, что миссионеры-медики не могут осмотреть всех и каждого. Эти люди умирают от простейших вещей! Диарея, обезвоживание, недоедание, инфекции — все, чего можно было бы избежать с помощью обычной профилактики, если бы была какая-то возможность просветить африканцев по вопросам здоровья. Грейс, я так много и часто бывал в деревнях, видел ненужные страдания и думал, что людям могло бы помочь какое-нибудь руководство для персонала, не имеющего медицинского образования, для таких, как я или Люсиль, или даже для самих аборигенов, к которому они могли бы обращаться за помощью! Ты тот человек, который должен написать такую книгу, Грейс. Мы будем молиться, чтобы однажды это случилось».
Ее глаза увлажнились, она отложила письмо в сторону. Книга вместо доктора. С простыми объяснениями и рисунками. Это именно то, что представлял себе Джеймс. Грейс засмотрелась на огонь, погрузившись в раздумья и слушая, как приближается буря.
— Ты ведь совсем не боишься грозы, не так ли? — спросила Мона.
Дэвид постарался придать своему лицу стоическое выражение. Ему хотелось сбежать в хижину, где спала его мать. Но это выглядело бы как трусость, а он должен показать дочери бваны, что ничего не боится.
Она дразнила его, заставляя сделать это.
В тот день они встретились возле реки, и Мона смело заявила, что вернулась в Кению навсегда. А Дэвид резко возразил ей, что это ненадолго. Они продолжали спорить друг с другом о том, кому принадлежит эта земля. Для Дэвида авторитетом была его мать, а для Моны — ее отец. Во время спора и возникла эта идея. Девочка принялась подзадоривать его встретиться в полночь на месте табу. Тот, кто окажется храбрее, тот и есть полноправный хозяин этой земли.
Поэтому Дэвид и пришел сюда в столь поздний час. Он стоял, прижавшись к стене хижины, в которой располагалась хирургическая операционная, чтобы доказать Моне свою смелость. Холодный ветер проникал сквозь его тонкую рубашку. Небо разорвала вспышка молнии, осветившая тяжелые черные тучи, которые несли дождь. Он не любил гроз, никто из кикую не любил их. Но это был необычный дождь, и Дэвид знал это. Жестокие бури, такие, как приближающаяся, случались здесь довольно редко. Они заставляли Детей Мамби задумываться о том, чем они прогневили Бога. Но не того мзунгу Бога Иисуса, для которого они пели песни по воскресеньям и которому молились в хорошие времена, а Нгаи — древнего божества кикую, к которому они обращались, когда пробуждались их первобытные страхи.
Ветер растрепал короткие черные волосы Моны. Ее комбинезон цвета хаки, под который была надета рубашка с длинными рукавами, раздувался, как шар. Она отправилась в постель полностью одетой, о чем ее тетя Грейс не узнала, потому что, когда она заходила, чтобы поцеловать ее и пожелать ей спокойной ночи, Мона натянула одеяло до самого подбородка.
— Давай посмотрим, какой ты смелый воин, — сказала девочка. — Предлагаю тебе войти внутрь! — И указала на дверь, ведущую в операционную.
Это был небольшой домик, чуть больше хижины, в которой Дэвид жил с матерью. Здесь не было веранды, в проеме висела деревянная дверь, которую Дэвид толкнул ладонями. Дверь со скрипом отворилась перед ним, сверкнувшая молния залила на мгновение ярким светом деревянный пол внутри, шкафы, электрическую лампочку, свисающую с потолка, и грубый стол для операций.
Это была самая чистая из всех хижин Грейс. Она была избавлена от насекомых и грызунов настолько, насколько это вообще было возможно в крытых тростником хижинах. Здесь Грейс производила операции, которые могла сделать на месте, не отправляя людей в большой госпиталь в Найроби. Дэвид никогда не был внутри, работники миссии с большим страхом и трепетом относились к этому месту, потому что мемсааб доктори занималась здесь своей очень мощной магией. И конечно, сам приход сюда был для него табу!
— Иди вперед! — шепотом говорила Мона, двигаясь следом за ним. — Вызываю тебя!
Дэвид сглотнул. Во рту у него пересохло, пульс участился. Каждый удар грома, казалось, заставлял содрогаться землю. Вспышки молний озаряли выглядевшие зловещими здания миссии. Деревья по периметру двора неистово размахивали ветками, громкий шум и свист постепенно приближался со стороны горы, как будто Нгай задыхался от бешенства.
Дэвид замер, его сковал страх.
— Вперед! — прикрикнула Мона, и ветер сорвал слова с ее губ и унес их в сторону — Или ты трусишь?
Плотно прижав кулаки к бокам, дрожа всем телом от страха и холода, Дэвид закрыл глаза и сделал еще один шаг.
— Вперед! Вперед! Не останавливайся!
Хижина содрогнулась от удара грома, и ветер завертелся волчком вокруг них. С крыши начал облетать тростник. Большими клубами поднялась пыль, засыпая им глаза. Яркие полосы огня пронзили темное небо. Рядом в лесу молния ударила в дерево, и оно загорелось.
Мона подтолкнула Дэвида сзади. Он упал вперед на четвереньки. Она снова пихнула его; ветер налетел на нее сзади и плотно захлопнул дверь в хижину.
Оба закричали.
Стены хижины сотрясались от ветра, который срывал со стен и крыши снопы папируса и стебли кукурузы. Дэвид и Мона посмотрели наверх.
Крыша загорелась.
Дети подбежали к двери и попытались открыть ее, но она не поддавалась.
Они попали в ловушку.
Почувствовав запах дыма, Грейс отложила в сторону дневник и подошла к окну.
Три хижины были охвачены огнем.
— О Господи! Марио! Марио! — Она выбежала наружу, вниз по ступенькам, мимо каморки мальчика, откуда он как раз выходил, на ходу натягивая шорты.
Один за другим начали появляться работники миссии. Еще не вполне проснувшись, они щурились, а затем бегом бросались к горящим домам. Когда Марио направился к домику с операционной, Грейс выкрикнула:
