– А кто его туда послал?
– Я. Следить за твоим отцом. Но не убивать.
– Все даже хуже, чем я предполагала, – пробормотала я. – Я очень сомневаюсь, что убить отца и Музу было его инициативой. Вполне в духе твоего деда, разделаться с людьми чужими руками, а потом…
– Я сказал тебе правду, – зло произнес Макс. – Карла убил твой Сашка, больше некому. Карл застал его в кабинете, когда он взламывал сейф, а бумаг он не получил, потому что их в тот момент у меня еще не было, Янка отдала мне папку через два дня.
Но тебе плевать на это, ты веришь Сашке и не желаешь верить мне, хотя он сегодня готов был уложить тебя в эту яму из-за призрачных золотых слитков, которых даже в глаза не видел. А все потому, что мой дед стрелял людям в затылок, а у него, надо полагать, гены пролетарские и он мухи не обидит. А что делать с твоими генами, дорогая?
– Не смей так со мной разговаривать. Да ты по головам пойдешь, чертов выродок, лишь бы своего добиться.
– И чего я сегодня добился, интересно? – рявкнул он. – Ты хотела правды, ты ее получила. Чего тебе еще надо? Чтобы я сознался в убийстве, которого не совершал? Очень хочется видеть меня мерзавцем? Пожалуйста.
Он вдруг вскочил, подхватил меня на руки и швырнул на постель.
– Только посмей… – запоздало начала я и замолчала, увидев его лицо.
– Любви от тебя не дождешься, так хотя бы будешь ненавидеть, – процедил он сквозь зубы.
Я и представить не могла, что он может быть таким.
До той минуты я была уверена, что вполне способна постоять за себя. Наверное, потому, что весь мой предыдущий опыт ограничивался ровесниками и отношения с ними были приятными и, в общем-то, ни к чему не обязывающими. А здесь была ярость взрослого мужчины, который не желал, да и не мог сдерживать себя. И моя оборона разом затрещала по всем швам, и чужая страсть захватила, засасывая в омут. Любовь, которая сродни ненависти и приносит страдание, и боль, что сродни наслаждению, – и я уже сама не знала, отчего ору во все горло, от страшной муки или от счастья.
В стены стучали, и в дверь тоже, но если бы над нами обвалился потолок, вряд ли бы и это образумило нас. Когда я наконец смогла отдышаться, я лежала, раскинув руки, и пыталась решить: готова ли я смириться с тем, что сделала никуда не годный выбор, влюбившись в этого человека, смириться, чтобы еще хоть раз в жизни испытать подобное? И попутно пыталась ответить на другой вопрос: не то же ли самое желание удерживало мою бабку возле человека, которого и человеком-то назвать язык не поворачивался?
– Иди ко мне, – позвал Макс, и я с прискорбием поняла, что не просто пошла бы, побежала вприпрыжку на другой конец света, а тут и вовсе ничего не надо, протяни руки да мурлыкни что-нибудь в ответ. И вновь вспомнила свою несчастную бабку. Наверное, ей тоже невозможно было оттолкнуть его, когда она видела совсем рядом его глаза, слышала его голос и против воли смыкала руки на его шее, и все начиналось снова, сумасшедшее желание принадлежать ему, и пусть весь мир катится ко всем чертям.
Он и катился, а вместе с ним и я, бормоча сквозь стиснутые зубы: «Я люблю тебя», целуя его руки и думая о том, что нет никого прекрасней на земле, чем он.
Солнце за окном жарило вовсю, а мы лежали, обнявшись, и не помышляли о том, чтобы встать с постели. На это не было ни сил, ни желания. Сунув голову ему под мышку, я уснула в полном обалдении от того, что жизнь преподнесла мне такой подарок.
Из номера мы выбрались часа в три с намерением пообедать в кафе при мотеле, и смогли убедиться, что стали героями дни. Служащие смотрели на нас с большим интересом, на лицах мужчин, что большой компанией устроились в холле, при виде нас появились понимающие ухмылки. Я с пунцовым лицом пыталась не принимать все это близко тс сердцу.
– У вас ночью было шумно, – заявила дама-администратор. – Соседи жаловались.
– Придется им это пережить, – отрезал Макс, и дама поспешно принялась искать что-то в ящике конторки.
Мы расположились за столом в кафе, сделали заказ, и, когда официантка отошла. Макс спросил:
– Теперь ты пойдешь за меня?
И все испортил. Я сразу же почувствовала себя облапошенной. Он опять добился своего. Со сколькими женщинами он проделывал это, и они наутро готовы были, как и я, радостно плясать под его дудку.
– Конечно, нет, – покачала я головой. – У нас общий дедушка, это инцест.
Макс нахмурился.
– А ты не болтай про дедушку, и никто не узнает, – ответил он. – Кстати, сегодня ночью дедушка тебе не мешал.
– Вот что, – я откинулась на спинку стула и сказала, разглядывая его физиономию, показавшуюся мне в тот момент невыносимо самодовольной. – С твоим опытом добиться того, чтобы у дуры вроде меня снесло крышу, раз плюнуть. Но то, что я сегодня ночью орала под тобой, еще ничего не значит.
– Убить тебя, что ли? – произнес он, и я вдруг подумала, что до этого вполне может дойти. – Вот что, – передразнил он. – Всю эту чушь я слышать не желаю. И я не позволю тебе по глупости исковеркать жизнь себе и мне. Ты выйдешь за меня замуж, даже если мне придется тащить тебя под венец силой.
– Вот в этом я как раз не сомневаюсь, проигрывать ты не любишь.
– Ты это называешь игрой? – вздохнул он. – Угораздило же меня влюбиться в дуру.
Я приподнялась и влепила ему пощечину. Конечно, не за дуру. Все было много хуже. Теперь я отказывалась понимать, как, хотя бы на мгновение, могла поверить ему.
Все, кто находился в кафе, дружно повернулись в нашу сторону и замерли с открытыми ртами, ожидая продолжения. Я его тоже ожидала. Лицо Макса стало холодным и жестким. Вот сейчас он скажет, что думает на самом деле, и я наконец узнаю…
– Еще одна такая выходка, – очень медленно произнес он и замолчал, предлагая включиться моей фантазии.
Я не собиралась напрягаться и спросила:
– И что?
Он вздохнул, не спуская с меня глаз.
– Извини. Я влюбился в умную девушку, которая сама не знает, чего хочет. Я тебя под замок посажу до полного прояснения в мозгах. А сейчас ешь по возможности молча и старайся увидеть во мне что-нибудь доброе.
– Это трудно.
– Еще бы. Тебе так этого не хочется.
Обедали мы молча, впрочем, кусок у меня застревал в горле, и я вскоре отодвинула тарелку. Макс хмуро наблюдал за мной. В номер я подниматься не стада.
– А твои вещи? – спросил он.
– Там только сумочка, ты вполне способен принести ее сам.
Он вернулся через пять минут, и мы поехали домой. Первые пятьдесят километров прошли в молчании, потом он спросил:
– Чего ты боишься, Жанна?
