Она посмотрела на меня озадаченно, задумалась, но потом все же решилась принять приглашение. На лице Меган отразилась смена эмоций, ее обуревавших: удивление и нежелание верить в очевидное сменились гневом. Теперь она смотрела на меня с враждебностью, которую даже не пыталась скрыть, и ее щеки не только снова порозовели, но начали наливаться пунцовым лихорадочным румянцем.
– Что ты тут делаешь? Зачем ты вернулась, колдунья?
– Потому что Лиам меня… заставил… в определенном смысле, – сухо ответила я.
– Лиам? Я тебе не верю.
Губы Меган дрожали. Взгляд ее скользнул по дому и остановился на кастрюле, подвешенной над очагом.
– И зачем бы ему тебя заставлять?
Она уставилась на меня с холодным презрением. Я ответила ей той же монетой, но с некоей толикой превосходства.
– Скажем так: возникли некоторые обстоятельства, которые и решили дело.
Меган обняла рукой свой живот и выглядела теперь совершенно растерявшейся. Она вдруг переменилась в лице. Красивые кошачьи глаза наполнились слезами.
– Почему ты не у Сары?
– Потому что теперь я живу здесь.
– Не понимаю… Ведь это же дом Лиама! Он никогда не уедет из долины…
Признаюсь, мне хотелось заставить Меган помучиться, но я знала, что нужно сказать ей правду, и все же никак не могла найти в себе силы это сделать. Ее пальцы, сжимающие ручку корзинки, побелели. Я протянула руку, чтобы взять у нее корзину. Блеск золота привлек ее внимание. Глаза Меган расширились от изумления, и она зажала рот рукой, чтобы сдержать крик. С огорчением и ужасом смотрела она на обручальное кольцо у меня на пальце.
– Боже милосердный! – выдохнула она наконец.
Корзина упала на пол, и ее содержимое рассыпалось по полу. Меган двумя руками схватилась за живот и застонала, словно бы от боли. Враждебность, злость – все ушло, и в глазах ее теперь плескалось глубочайшее отчаяние.
– С Лиамом? – спросила она коротко.
Я тоже посмотрела на кольцо – символ нашего союза перед Господом.
– Да.
Короткий приглушенный крик раздался в комнате. Меган тряхнула своей великолепной огненной копной и стала неуверенными шажками отступать назад, к двери. Рот ее то открывался, то закрывался снова. Гримаса ненависти снова исказила ее тонкие черты.
– Ведьма! Ты – ведьма! Ты за все мне заплатишь! Я заставлю тебя заплатить, клянусь жизнью моего не рожденного еще ребенка!
Лицо ее было мокрым от слез. Меган окинула меня полным отчаяния взглядом и убежала. Я присела на стул. Она и вправду беременна. Теперь я это знала наверняка. Странно, я как будто бы победила, но победа почему-то получилась горькой. И потом, что я выиграла такого, чего у меня еще не было? Сладость возмездия оказалась не столь пьянящей, как я ожидала.
* * *
Отныне мне нужно было опасаться Меган. В момент, когда она выплюнула мне в лицо свои угрозы, а длился он пару секунд, не больше, мне почудился в ее глазах огонек смертоносного безумия. И все же я решила никому об этом не рассказывать.
Страхи мои оказались напрасными. Сара не стала скрывать радости, узнав, что мы с Лиамом поженились. Она помогла мне наполнить кладовку свежими продуктами и научила тому, чего я не умела и что мне предстояло теперь делать изо дня в день – сбивать масло, готовить творог, печь bannock[69], молоть овес для сладких печений.
Лэрд с несколькими мужчинами из клана уехал в Эдинбург, к брату Аласдару, чтобы вместе с ним предстать перед следственной комиссией.
Лиам вместе с другими односельчанами строил новую усадьбу возле устья реки Ко, на том месте, где прежде располагалась деревня Инверко. В доме, на постройку которого пошли красивые сухие камни, было три этажа и застекленные окна. На плите перекрытия над дверью было начертано слово «Карнох». Ежедневно в обеденный час я приходила туда с корзинкой еды и мы вместе обедали, сидя под деревом.
Постепенно жизнь вошла в свою привычную колею, и жители деревни привыкли к моему постоянному присутствию. Лиам пользовался общим уважением, поэтому и со мной все были очень почтительны. Теперь я была для них просто «миссис Лиам Макдональд из Гленко».
Мы с Лиамом занимались каждый своим делом, а по вечерам, после хорошего ужина, усталые и счастливые, прижимались друг к другу на кровати, которую сделал для нас Малькольм.
В этот вечер Лиам говорил мало, хотя обычно после долгого трудового дня он бывал очень разговорчив. С задумчивым видом он сидел и смотрел, как я мою посуду. Решив, что он поссорился с кем-то из товарищей, я не стала его расспрашивать, но поинтересовалась все-таки, не болен ли он.
Он ничего не ответил и по-прежнему следил за каждым моим движением. Меня охватило беспокойство. Случилось что-то куда более серьезное, чем я сперва предположила. Лиам сжал губы, нахмурился и отвел взгляд. Я подошла к нему сзади, обняла и положила подбородок ему на плечо. Он слегка напрягся, когда я прижалась к нему грудью.
– Лиам!
Затем он молча высвободился из моих объятий, встал и вышел из дома. Я осталась стоять, глядя на захлопнувшуюся за ним дверь. Время было позднее, для прогулки неподходящее, и чутье подсказывало мне, что плохое настроение мужа каким-то образом связано со мной.
Остаток вечера я вспоминала, что же такого я могла сделать, чтобы настолько расстроить его, но ничего не придумала. Я уже легла спать, когда Лиам вернулся и тоже лег в кровать. Вид у него по-прежнему был удрученный, но я сразу почувствовала, что он хочет поговорить. Не тратя времени на околичности, он спросил у меня прямо:
– Скажи, a ghràidh, что ты сделала со шкатулкой, той, что лежала в шкафу?
Вопрос обескуражил меня. Лиам говорил спокойно, однако меня это не утешило.
– Со шкатулкой?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.
Я не могла понять, почему он меня об этом спрашивает.
– Я ее не брала.
Несколько секунд мы оба молчали.
– Клянусь тебе в этом, Лиам! – сказала я твердо.
– Ты ведь знала, что в ней, верно?
Он лежал на кровати, уставившись на потолочные балки.
– Да, – ответила я поблекшим голосом. – Я нашла ее в тот день, когда мы вернулись в Карнох и я смотрела, что есть в шкафу.
Я склонилась над ним, желая посмотреть ему в глаза.
– Лиам, неужели ты думаешь, что я могла нарочно что-то сделать с этой шкатулкой?
Он промолчал. Не в силах усидеть на месте, я встала, подбежала к шкафу и открыла дверцу. Что, если я случайно переложила ее на другое место? Однако сколько я ни шарила под рубашками, сколько ни перетряхивала полотенца, сколько ни перебирала чулки, мешочки с припасами и горшочки, шкатулки не было, она словно испарилась. Я повернулась и растерянно посмотрела на мужа.
