Надо перестать думать о Поле. Все это лезет ей в голову, потому что нечем заняться, не о чем думать или беспокоиться. Такое часто случается на отдыхе. Но чувствовала бы она такую слабость в коленях, истому в теле и готовность уступить, если бы рядом, на отдыхе, был Бриз?
Нет. Ни к кому ее еще не тянуло так, как к этому огромному темноволосому французу.
Она видела его только в те немногие и до обидного короткие моменты, когда забегала к мадам Мерлин одолжить сахару, муки или кофе.
После полудня, когда заканчивались уроки, маленькие дочки Поля, держась за руки, шли с отцом по тихой деревенской улице к бабушке, чтобы побыть у нее до ужина. Хотя обе девочки унаследовали голубые глаза и жгуче-черные волосы своего отца, они все же не были точной копией друг друга. Тоненькую и молчаливую Роз уже сейчас можно было назвать красавицей. Она любила наряжаться и при первой возможности надевала серебристые бальные туфельки, полученные в подарок ко дню рождения. Мэри, очаровательная пухленькая хохотушка с косичками, была выше своих сверстниц, не сидела ни минуты на месте и болтала без умолку. Ей было все равно, во что она одета. «Ее тетка Соланж была точно такой же», — говорила мадам Мерлин.
Плам, у которой Поль не шел из головы, всегда внимательно слушала рассказы матери о единственном и обожаемом сыне. Она разглядывала при этом многочисленные школьные и студенческие фотографии (Поль был первым в семье студентом университета), свадебные фотографии (Анни действительно была прелестной), а также многочисленные снимки девочек, сделанные в Париже. Мадам Мерлин, у которой никогда еще не было такой внимательной слушательницы, конечно, не знала, что каждый раз, когда Плам видит ее сына, в ней просыпается такое сильное влечение к нему, что становится боязно, как бы все вокруг не почувствовали это.
Понедельник, 13 апреля 1992 года
К субботе Плам уже вполне оправилась, чтобы вновь сесть на велосипед, а в понедельник почувствовала себя в состоянии одолеть пять миль до Миромона. Там она бродила по улицам и радовалась возможности вновь ощутить городскую жизнь. Был базарный день, и с раннего утра на легковых автомобилях, грузовиках или пешком, толкая ручные тележки, сюда из окрестных деревень прибывали крестьяне, которые везли все, что было произведено сверх собственных потребностей, даже если это было всего лишь немного моркови, несколько стрелок лука, сорванных пару часов назад с грядки, или охапка пахучей петрушки.
Продовольственный рынок представлял собой примитивные ряды из досок, положенных на кирпичи и тянувшихся под сводами средневековой ратуши, которая служила укрытием от дождя и ветра женщинам, сидевшим на скамейках возле своей продукции. Живые куры, утки, индейки и извивающиеся кролики лежали со связанными ногами или выглядывали из клеток рядом с теми, кто их вырастил.
Плам накупила местных деликатесов, которых не встретишь в магазинах: редких грибов, грецких орехов, каштанов, растительного масла для салата, брынзы, домашних пирожных для дочек Поля, хлеба местной выпечки. Покинув рынок, она прошлась по улицам маленького крепостного городка, выстроенного в средние века для защиты от набегов. Теперь на его улицах продавались ковры, гобелены, мебель.
В течение часа Плам купила персидский коврик, большую старую керосиновую лампу, небольшое кресло и пару старинных простыней, расшитых местными девицами, которым по вечерам ничего не оставалось, как только сидеть, склонившись над пяльцами, и мечтать о женихах. Теперь они смотрели телевизор и обходились простынями из синтетических тканей, с которыми не было забот.
Сложив покупки кучей на столике уличного кафе, Плам пожалела, что приехала на велосипеде. «Придется ехать назад и возвращаться сюда на машине», — думала она, пробираясь сквозь толпу на центральной площади, где с маленьких фургонов торговали одеждой, дешевой обувью, инструментами и домашней утварью.
Добравшись до того места, где оставила велосипед, Плам услышала полуденную сирену, означавшую, что все должно замереть на три часа, пока все будут есть, а затем спать. Крестьяне с женами устремились к кафе, чтобы за стаканом вина обменяться местными сплетнями, прежде чем отправиться по домам для обильной трапезы. Из всей французской кухни юго-западная выделялась особо, ибо каждому французу известно, что «под Бордо едят неплохо».
Плам услышала свое имя и, обернувшись, увидела, что из-за столика в маленьком кафе ей машет улыбающийся Поль. Сердце у нее подпрыгнуло от радости, а ноги сами понесли ее к нему.
За чашкой кофе ее успокаивало только то, что не сможет же он прочесть ее мысли, поскольку думала она только о том, как Поль выглядит без одежды. Ей хотелось увидеть его сильные длинные ноги, погладить его смуглые мускулистые руки, провести рукой по его заросшей груди и… Спохватившись, она кивнула на небольшие пакеты, лежавшие перед ним на столе:
— Что вы купили?
— Я приезжал за школьными принадлежностями, а заодно купил кое-каких деликатесов и меда. Ничего из того, что делает моя мать сама, я не отваживаюсь привозить из города.
Он рассказал, что изготовленные на юго-западе продукты стали пользоваться большим спросом. Домашняя ветчина, паштеты, тушеные утки и гуси, колбаса с чесноком теперь идут прямо в Париж. Домашний сыр из Волвера, который продавался когда-то только в Миромоне, можно встретить теперь в Лондоне, Нью-Йорке и Токио.
— Тут произошла любопытная вещь, — говорил Поль, делая знак официанту, чтобы тот принес счет. — Нежелание сельских жителей меняться, наша упрямая натура, приверженность старым традициям — все, над чем горожане смеялись, вдруг сделалось национальным достоянием. Теперь люди, живущие в грязных, опасных для здоровья городах, больше не презирают наш образ жизни, а мечтают о нем. — Он показал на ее покупки и улыбнулся своей пленительной улыбкой. — Вас подвезти? У меня «Рено" — фургон, в моем положении надо иметь такую машину, чтобы вмещала кучу детей. Так что для вашего велосипеда найдется место.
Была ли эта долгая чувственная улыбка приглашением? Может быть, он всем улыбается так? Или она предназначалась только для нее? Может быть, его мать не права, когда считает, что он все еще хранит верность погибшей жене? Может быть, она сидит рядом с местным донжуаном?
В машине Плам тихо сказала ему:
— Мне было очень жаль вас, когда я услышала о гибели вашей жены.
Лицо Поля мгновенно напряглось.
— Я догадывался, что мать рассказала вам. Она понимает, что смерть Анни большое несчастье, но не видит, что это в корне изменило мои взгляды на жизнь, на мои цели и желания.
