— Ваша мать говорила только, что вы убиты горем и разочарованы, — смущенно проговорила Плам, пожалев о своем порыве. Но не выразить сочувствие Полю было с ее стороны бестактно.
Они ехали молча. Когда Поль заговорил снова, его речь звучала так, словно он беседовал сам с собой:
— Мы с Анни, когда уехали из деревни в Париж, были в восторге от новой жизни: каждый вечер бродили по городу, накупали массу не слишком нужных вещей. Когда Анни погибла, я лишился не только ее, но и нашего крова. Без ее заработка я не мог выплачивать ссуду за нашу парижскую квартиру.
Поль резко затормозил перед трактором, выползшим с боковой дороги.
— Меня одолевали бесчисленные проблемы, пока я не понял, что почти все они надуманны. Тот образ жизни, когда мы с Анни, как дети, сорили деньгами, неожиданно представился мне глупым и неразумным. — Он объехал едва тащившийся трактор. — За внешним блеском парижской жизни я увидел безжалостность, неудовлетворенность и беззащитность. И почувствовал там себя чужим.
— Я часто испытываю такое же чувство на модных вечеринках в крупных городах, — сказала Плам, — среди высокомерных, напыщенных особ.
— Что это за люди?
— Богачи, которые все время отдыхают. Я всегда удивляюсь, куда они отправляются, когда устают от своих постоянных перелетов, и как можно устроить себе отдых, когда ты и так все время на отдыхе? Женщины постоянно снуют между Женевой, Портофино, Миланом и Парижем в погоне за новомодной одеждой. Зимы проходят на лыжных курортах. В мае все они собираются в Монако на какое-нибудь грандиозное шоу, затем несутся в Лондон на открытие сезона, после чего бросаются в Сен-Тропез погонять на своих сверхскоростных катерах, затем в Коста-Эсмеральду покататься на яхтах. К 12 августа все они в Шотландии, где открываются охота и рыбалка, потом обратно в Монако на бал Красного Креста, затем в Нью-Йорк за покупками. И так далее… Но в любом случае, Поль, я никогда не знаю, о чем говорить с этими людьми, потому что не чувствую себя человеком их круга.
— Я обрел покой, лишь вернувшись к благоразумной патриархальности Волвера. Хотя мы не ставим патриархальность во главу угла.
— Это очень удобно, когда все свое имеешь при себе, как, например, велосипед в фургоне, — рассмеялась Плам.
— Даже Торо согласился бы с вами.
— Кто такой Торо?
— Чему только учат в английских школах, моя маленькая леди? — Он улыбнулся, и от его мрачного настроения не осталось и следа. — Торо — это американский натуралист и писатель девятнадцатого века. Если хочешь вести независимый образ жизни, надо иметь независимый образ мышления. У него он был.
— И как жил Topo?
— В лесной хижине, которую построил сам. Он упростил свою жизнь, насколько было возможно, и свел потребности к минимуму, чтобы высвободить больше времени для жизни. — Поль притормозил у перекрестка возле школы. — Он предвосхитил беды современной Америки, еще тогда заявив, что большинство в ней живет в тихом отчаянии.
— Не думаю, чтобы он пользовался большой популярностью.
— Труды Торо очень помогли мне после смерти Анни. Они заставили меня пересмотреть мои идеалы, подтолкнули к тому, чтобы определить, как я должен распорядиться своей жизнью. — Поль повернулся к Плам и улыбнулся. — Чтобы получать от жизни удовольствие, надо лишь, чтобы она была предельно простой, ведь многие всю свою жизнь только и делают, что готовятся начать жить, вместо того чтобы жить.
— Что-то подобное говорила моя тетя Гарриет. Что счастье — это состояние души.
— Как раз мы в Волвере ценим состояние души, а не вещизм. — Последнее слово прозвучало у Поля как ругательство. — Дети должны просыпаться по утрам с ощущением счастья, любви, безопасности и согласия с миром. Так же должны чувствовать себя и взрослые.
— Что вы имеете в виду, говоря «вещизм»! — спросила Плам, повторяя его мимику.
— Стремление иметь то, что якобы делает человека счастливым: автомобиль, дом, курорт, билет куда-то — так называемые материальные блага.
— Торо, может быть, прекрасно обходился без автомобиля, видео или водопровода, а вот я не готова к этому.
— Нет, я не против этих вещей. Я не согласен лишь с тем, что счастье зависит от их количества. Посмотрите любую телевизионную рекламу, и вы поймете, что я имею в виду.
— Не так уж все мрачно в этой жизни, — заметила Плам. В голосе Поля все еще звучала горечь:
— И вещи — не единственные символы фальшивого счастья. Часто ждешь, что счастливым тебя сделает повышение по службе или любовный роман, а потом оказывается, что от любовных интриг ты стал еще несчастнее, а высокая должность оборачивается инфарктом.
— Работа бывает в радость, если не превращается в самоцель. А любовные романы, я слышала, могут быть даже приятными. — Она улыбнулась ему. — Земные радости тоже не надо забывать.
Машина проезжала мимо школьного двора, оттуда слышались счастливые детские голоса.
— Я решил вернуться в деревню, к ее размеренной и простой жизни, где мои дети смогут расти в здоровом и естественном окружении.
— Вы сделали правильный выбор.
— Не все так думают. Учить детей в деревенской школе считается бесперспективным занятием. Но простой деревенский образ жизни не требует больших денег. И к тому же я пришел к выводу, что душевный покой приходит не тогда, когда много денег, а когда сознаешь, что можно прожить и без них. В Волвере мы это умеем. Процветание здесь зависит от твоего состояния души. А жизнь может быть совсем-совсем простой, насколько вам это заблагорассудится.
— Работа учителя, несомненно, очень благодарное дело, — заметила Плам, когда машина остановилась возле ее коттеджа.
— Да, я оказываю влияние на пятнадцать молодых умов и душ в год. Если проживу еще сорок лет, то за все время их будет шестьсот. — Он улыбнулся Плам. — Дети никогда не забывают хорошего учителя, так что он проживает еще не одну жизнь. Шесть сотен жизней — ведь это целая вечность — Не хотите разделить со мной ленч? Поль отрицательно покачал головой.
— Я должен вернуться в школу. — И добавил, продолжая улыбаться:
— К тому же, стоит только мне ступить в ваш дом, как вся деревня тут же решит, что у нас с вами бурный роман.
"Если бы», — подумала Плам, глядя вслед отъезжающему фургону, который вдруг остановился и, дав задний ход, вернулся на прежнее место. Поль высунул голову.
— Так что решайте сами. — Фургон вновь сорвался с места.
Устроившись на веранде с тарелкой омлета, она размышляла о том, когда девочки ложатся спать. Ей было ясно, что, если она хочет оказаться с Полем наедине, ей надо идти к нему. Разве не это он хотел сказать? Или она придает слишком большое значение случайно брошенным словам? В восемь часов вечера Плам стояла в своей розовой спальне и разглядывала себя в зеркале, вставленном в дверцу гардероба. Вид у нее был отдохнувший и здоровый, темные круги под глазами исчезли, а кожа вновь стала гладкой и матовой на фоне огненно-рыжих волос. Она была в леггинсах цвета морской волны и свободном фиалковом свитере, под цвет глаз.
