– Какие слухи?
– Поговаривают о крупных увольнениях…
– Если принимать за чистую монету коридорную лапшу… Вы достаточно давно здесь работаете и знаете, что у нас есть большие мастера болтать языком.
– С этим я согласна, но ведь не бывает дыма без огня!
– Наступает время отпусков. Люди возбуждены…
– Кстати, Ален Пайп! Говорят…
– Что говорят, Пэтси?
– Говорят, что его уволили.
– Неужели?- воскликнул Самуэль, захваченный врасплох, не зная, как поступить: рассказать всю правду или увильнуть от ответа. – Как дела с фтором?
– Я запуталась.
– Постарайтесь разобраться. Я пошел.
События развивались бурно.
– Входите, Баннистер,- пригласил Мюррей.- У меня для вас хорошая новость.
Самуэль напрягся. У Мюррея хорошей новостью считалось объявление о кончине других.
– Сегодня двадцать третье июля, Баннистер. С удовольствием сообщаю вам, что тридцать первого декабря вы получите двадцать восемь тысяч четыреста семьдесят два доллара.- Посмотрев в выпученные глаза Баннистера, он добавил: – С первого января вы уволены.
***
Молодая женщина легким шагом пересекла зал бара. У входа в бильярдную она столкнулась с молодым парнем.
– Привет, Джон!
– Привет, Пэппи!
– Он там?
– Они обдирают его как липку.
Она улыбнулась и вошла в прокуренную комнату. Возле бильярдного стола, освещенного сильной лампой, стояли человек десять мужчин и внимательно наблюдали за здоровенным парнем, который намеревался провести проигрышный шар.
– Питер!
Здоровяк обернулся и уничтожающе посмотрел на нее.
– Ты будешь играть?- нетерпеливо спросил Макс. Он недружелюбно посмотрел на Пэппи и громко добавил: – Здесь бильярд, а не чайный салон, мисс.
– Извини, Питер…- пролепетала Пэппи.
Мужчины ехидно рассмеялись.
– Убирайся,- процедил сквозь зубы Питер.
Пэппи энергично закивала головой.
– Я буду ждать тебя в баре.
Питер наклонился над столом и надолго замер, готовясь нанести удар. Красный шар прошел мимо лузы…
– С тебя восемьсот долларов,- сказал Макс.
Питер отвел его в сторону.
– Дай мне десять минут! Улажу одно дельце и отдам тебе бабки.
Макс подозрительно посмотрел на него.
– Ладно… Десять минут, не больше.
Питер вышел в бар и увидел Пэппи, сидевшую на табурете у стойки.
– Из-за тебя я проиграл!
– Много?
– Полторы тысячи долларов. Джин, двойной…
Пэппи робко положила свою ладонь на руку Питера.
Он сделал вид, что ничего не почувствовал, и продолжал рассматривать разноцветные бутылки на полках.
– Ты злишься на меня?
– Нет, радуюсь, браво!..- ответил он.
Когда он находился рядом с ней, она чувствовала себя десятилетней девочкой. Красота Питера лишала ее сил.
– Питер…
– Закройся!
– У меня был Арнольд, поэтому я задержалась.
– Старый Хакетт,- саркастически заметил он.
– Я могу тебе помочь, Питер…
– Ты вытащила что-нибудь у этой развалюхи?
– Немного.
– Сколько?
– Две тысячи.
– Давай.
Она протянула ему деньги, и они тотчас исчезли в его кармане.
– Никак не пойму, как такой мудак может быть таким богатым? А подумать, что он принимает меня за будущего архитектора, а тебя за мою сестру?.. Сестричка!.. Кто же трахает родную сестру?..
***
Виктория не соответствовала своему имени: высокая, спокойная, с белокурыми волосами и белой, как бумага, кожей, она казалась пастеризованной. Такой она была всегда. За тридцать восемь лет супружеской жизни другой он ее не видел. Никогда…
– Ты рада, что мы едем?- спросил Арнольд.
Она посмотрела на него так, как будто он изъяснялся на незнакомом ей языке.
– Что ты сказал?
– Я спрашиваю, рада ли ты отъезду?
– О да, Арнольд, да…
– Ричард предупредил Голена о нашем приезде?
– Да.
– Жить будем в наших постоянных апартаментах?
– Да, на одиннадцатом этаже: большой салон, терраса и две угловые комнаты.
– Ричард попросил Голена заменить ковры?
– Не знаю.
– Как там погода?
– Просто великолепная!
– Прекрасно! Поиграю в теннис…
В глазах Виктории мелькнуло беспокойство.
С сердцем у меня все в порядке,- упредил ее вопрос Арнольд.- Как море?
– Двадцать пять градусов.
– Билеты есть?
– Сегодня утром я положила их в твой бумажник.
Арнольд Хакетт машинально похлопал по карманам – пусто.
Он посмотрел на Викторию. Она не обращала больше на него внимания, забавляясь с любимой китайской собачкой Тристаном. Арнольд был уверен, что бумажник забыл у Пэппи.
– Виктория?
– Арнольд!
– Я забыл бумажник в кабинете. Пошли Ричарда. . Нет, нет, я поеду сам… Он не найдет.
***
Все было на своих местах и в то же время неуловимо говорило о чьем-то недавнем присутствии.
Ален замер, втянул ноздрями воздух, пробежал глазами по комнате…
На кухне он неожиданно для себя потянул за ручку холодильника, и его пронзило, словно электрическим разрядом: в одной из бутылок почти не было молока. Марина! Она возвратилась!
В порыве охватившей его радости он подбросил к потолку пакет с двадцатью тысячами долларов, словно тот не представлял собой никакой ценности.
Ален с безразличным видом смотрел на лежащий на полу пакет. Много он отдал бы, чтобы узнать, где в этот момент находится Марина.
Арнольд Хакетт прижался ухом к двери. Из квартиры доносились приторные звуки джаза: Пэппи была дома.
Арнольд обожал делать сюрпризы. На его лице появилась самодовольная улыбка, и он осторожно нажал на ручку…
Перед его глазами развертывался спектакль, смысла которого он не понимал. За широким, низким диваном (3800 долларов) две божественные женские ножки, казалось, порхали в воздухе, совершая мягкие и ритмичные движения вверх-вниз. Ступни этих ножек опирались на старинный столик, купленный тоже им у итальянского торговца антиквариатом за сумасшедшие деньги. Бесшумно ступая, он обошел диван и увидел обнаженную незнакомую девушку, которая азартно отжималась от пола. На ней были длинные, до локтей, перчатки из черного шевро и соломенная шляпка, украшенная цветочками. Обладательница шляпки вполголоса вела счет:
– Двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…
Поза, в которой она находилась, не позволяла ей видеть Арнольда. Ошарашенный красотой этого восхитительного тела, он не мог решить, что ему делать: то ли уйти, то ли продолжать наслаждаться спектаклем? В конце концов, он все-таки у себя дома.
– Двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре…
