Глава 27. Илья
Снежана вернулась утренним рейсом. И всю дорогу до дома щебетала без умолку. Делилась тем, как сама одолела досмотр, прошла регистрацию, заняла полноценное место в комфортной VIP зоне, и долго ждала свой большой самолёт.
Рейс слегка задержали! И она волновалась, но услужливый персонал аэропорта ей всё объяснил. На каком языке? Вероятно, на языке жестов. Хотя, моя Снежа уже подучила английский.
- Chicken, please, - хвасталась мне по дороге.
Но самая главная радость её состояла не в этом. А в том, что у сына прорезался зуб.
- Представляешь? - смеялась она, оттопырив Никитке губу и демонстрируя мне свою гордость.
Я ощущал, как бальзамом внутри разливается близость Никиты. Вот, кто полюбит меня! Вот кого я воспитаю, как надо.
- А в больнице нам столько подарков с собой надавали! И всяких салфеток, и плед, и магнитик и кучу всего для Никитки! - взялась она перечислять. И нырнула рукой в горловину. Достала цепочку. Кулончик на ней помутнел. Это я ей дарил на её день рождения.
- Я его целовала всегда перед сном, - со слезами заверила Снежа, - И просила у Божечки, чтобы ты нас не бросил.
- Ну, ты чего? Я же здесь, - протянул я к ним руку, нащупал её и порывисто сжал...
Меня умиляла привычка Снежаны восторгаться всему. Любая невинная мелочь всегда вызывала в ней бурю эмоций. Как-то раз, сев за руль моей тачки, она оглушила меня своим воплем.
- Я еду! Я еду! - кричала Снежана, еле двигаясь в правом ряду.
Я всегда говорил, а она так внимательно слушала. Про машины, про космос, про то, где бывал. А когда замолкал, то она принималась рассказывать мне про Торжок, про своих одноклассниц, про подружку по имени Светка, которой «без разницы, с кем». Про мать говорила немного, про папу молчала совсем.
Помню, что как-то раз я спросил у неё:
- Ты бы никогда не убила себя, верно?
Снежана была без одежды. Прижималась щекой к моей голой груди.
- Откуда ты знаешь? - спросила она.
Я улыбнулся:
- Ты слишком любишь жизнь, чтобы с нею расстаться.
Она утопила свои коготки в моей поросли:
- Я слишком люблю тебя.
- Я тебя тоже, - подумав, ответил я ей в тот момент.
И подарил этот камушек. Бирюза, изумительно яркая! Такая же, как и глаза у Снежаны...
Я просил много раз:
- Расскажи мне, как было.
И она рассказала. Что мать ограждала её от контактов с «плохими парнями». Что она влюблена была сильно в одного из таких. Он ездил на байке, гонял по ночному Торжку, и почти не смотрел на неё. За то на подругу по имени Светка, не только смотрел, но и влез. Чему Светка была очень рада! После этого дружба их стала другой. Ну, а вскоре, иссякла.
И когда появился заезжий «любитель собак», то Снежане и рассказать было некому. Совета спросить, поделиться. Потому и страдала сама! Написала: «прощай». А уж после узнала, что носит ребёнка.
Как это вышло? Я сам не припомню. Стыдно сказать, пренебрёг! Ведь она же чиста. Я был первым, я знаю. И кровь, что была на мне в ту нашу, первую ночь. И болезненный стон, что она испустила, когда я вошёл в её узкую щель. А, сделав своей, я хотел её снова и снова. Хотел без резинки! Хотел ощутить её влагу, её тесноту...
- Я подумала, что не сумею сама, - делилась Снежана, - Мама бы точно прогнала! Она же думала, что я ещё девственница.
Я смотрел на её обнажённую спину. На просветы тугих позвонков. Животик был виден чуть-чуть. Но это не портило Снежу. А делало только ещё уязвимее, жальче, нежней...
- А потом, - она вытерла слёзы, - Я достала таблетки. Снотворное, что мамка пила. Ей врач прописал! У неё вечно эта... бессонница. Ну, вот! Я собрала их в кучку и думала. Вот выпью, и будет не больно. Ни мне, ни ему, - она погладила выпуклость на животе.
- А маме? - спросил у неё.
Снежана вздохнула:
- Ей может так было бы легче. Ну, умерла я, и что? Отмолилась! У Божечки попросила прощения, и дальше живи. А теперь...
Я крепко сжал её руку, давая понять, что не брошу. Ведь мать ей сказала: «Живи вместе с ним, во грехе!». И прогнала из дома. Я снял квартиру в Торжке. Думал, буду её содержать. Снежана училась заочно, пришлось оплатить её год. Она уверяла, что будет работать, отдаст сына в детсад.
- А что ты умеешь? - шутил, наблюдая, как Снежа обиженно хмурится.
- Я могу быть нянечкой в детском саду, - отвечала она, - Буду рядом с Никиткой.
- Хорошая мысль, - одобрял, но в тот же момент принимался её убеждать, - Тебе совершенно не нужно работать! Я смогу содержать вас обоих. В Торжке ведь не так уж и дорого жить.
- Наверно, дешевле, чем там, у тебя? - добавляла Снежана.
- Да уж, гораздо, - вздыхал я, и тут же прикидывал уровень трат. На квартиру, еду, на капризы. Размышлял, потяну, или нет.
Теперь же расходы мои устаканились. Удалось кое-что отложить. На работе - порядок. Всё уладил, пока жил один. Теперь же опять начинается «сладкая жизнь». Ибо наш вечный крикун возвратился!
Джек встретил радостно. Ждал у порога. Снежана скучала, дала мне Никитку, взялась обнимать...
Я стоял и смотрел на него. На сынулю. Совсем ещё кроха, малыш. А уже так похож на меня. Взгляд осмысленный, вдумчивый! Будто вся эта жизнь ему на один зуб. Пока что один! А потом будет много...
После ужина мы вместе смотрим каналы.
- Ой, подожди! Это же «Холостяк»! - восклицает Снежана.
- Это что ещё? - фыркаю я, обнимая её.
- Ну, типа такое шоу, где он выбирает невест, - объясняет она.
- И как же он их выбирает?
- Ну, по всякому, - тянет Снежана, - Он приглашает их на свидания, они там общаются, друг друга узнают.
- Всё как в жизни, - я улыбаюсь.
Тону в ароматной макушке её белокурых волос. И размышляю о том, что скучал! Наверно. По ней. По Никитке. По этой живой кутерьме. Голосам и улыбкам. Но знаю заранее, что уже завтра устану от них. И опять захочу одиночества.
Перед сном Снежанка ползёт на мою половину постели.
