значения в этот момент, кроме прикосновений ее языка к моему. И,
о, мать вашу, это идеально. Ее губы слегка прижимаются к моим, и я проглатываю низкий стон, когда чувствую, как ее пальцы зарываются в волосы у меня на затылке.
Я повторяю себе, что этот поцелуй не имеет ничего общего с тем, о чем шептались мои придурковатые кузены, и что я невольно подслушал, когда Бейли вышла в купальнике. Это не имеет никакого отношения к ее восхитительному пьяному признанию прошлой ночью. Я просто хотел поцеловать ее.
И поцелуй не разочаровывает.
Теперь она тяжело дышит и сжимает бедра, я представляю, как нарастает томление между ними. Томление, от которого я был бы более чем счастлив избавить ее. Ну, то есть, если бы был в состоянии, но, мать его, я рискую просидеть на скамье запасных остаток сезона, если попытаюсь взять Бейли. Эта опасная мысль прерывается звуком шагов на лестнице. Мы отскакиваем друг от друга как раз вовремя.
В дверях появляется мама.
Я тяжело дышу, а член у меня стоит по стойке смирно, но мама так взволнована, что не замечает.
– У Норы отошли воды! – Мама задыхается, как будто бежала всю дорогу сюда. Может быть, так оно и было. Моя старшая сестра и ее муж остановились в доме мамы, а это через пару кварталов отсюда. – Они поехали в больницу.
Я вскакиваю с постели, быстро оправляясь:
– Матерь божья. Ты серьезно?
– Началось! – счастливо говорит она, не в силах стереть с лица широкую улыбку.
Я поворачиваюсь к Бейли, которая тоже уже стоит, улыбаясь:
– Нам ехать? Едем в больницу, да?
Мама похлопывает меня по плечу:
– Дети не появляются на свет так быстро. Прими душ, поешь, потом подъезжай.
Я киваю:
– Ладно. Это я могу.
Мое сердце сильно колотится. Я не уверен, потому ли, что я только что целовался с Бейли, или потому, что моя мать едва не застукала нас, или потому, что у моей сестры только что начались схватки. Вероятно, это комбинация всех трех факторов.
Моя мама взволнованно сбегает обратно по лестнице, и Бейли выходит в коридор вслед за ней.
– Я быстренько приму душ и буду готова. Так волнительно.
Я хочу снова поцеловать ее, но вместо этого просто киваю:
– Встретимся внизу?
Она еще раз окидывает меня оценивающим взглядом и исчезает в своей спальне.
* * *
Уже пять часов мы находимся в комнате ожидания акушерского отделения больницы. Кортни и Эмбер играют в карты в другом конце комнаты. Моя мама сидит со Стивом на коротком диванчике, а Лолли два часа назад ушла, чтобы лечь спать. Бейли сидит на стуле рядом со мной, играя в какую-то игру с поиском слов на телефоне.
Последнее, что сказал нам врач Норы, – роды, вероятно, займут еще пару часов.
Я потягиваюсь и смотрю на телефон, чтобы узнать время – почти полночь. Полагаю, мама была права, дети требуют времени, особенно первенцы. Я не могу справиться с нервным узлом, образовавшимся внутри от беспокойства о Норе. Надеюсь, с ней все в порядке. Нам же скажут, если что-то будет не так?
Поворачиваясь к Бейли, я вытягиваю ноги перед собой и кладу руку на спинку ее стула:
– Уже поздно. Тебе стоит вернуться в дом. Хотя бы одному из нас нужно немного поспать.
Бейли игриво смотрит в ответ:
– И пропустить весь бесплатный больничный кофе? Ни за что.
Я коротко смеюсь:
– Как хочешь.
Она оглядывается, в глазах у нее улыбка.
– Для комнаты ожидания больницы тут довольно уютно.
Я пожимаю плечами:
– Калифорния к твоим услугам.
Никто из нас не говорит об этом, но я не могу перестать думать о поцелуе. Не могу прекратить прокручивать мысленно, как ее язык нетерпеливо соприкоснулся с моим, или то, как ее пальцы зарывались мне в волосы. От мысли об этом даже сейчас, спустя несколько часов, мурашки бегут по спине. Проходит еще час, и в какой-то момент мне кажется, будто я задремал: как бы неудобно ни было втискивать долговязое тело в жесткое кресло в комнате ожидания, мне каким-то образом удается заснуть. Но когда вбегает моя мама, я вдруг просыпаюсь. Она только что из палаты Норы.
– Уже почти! – мама практически вибрирует от возбуждения. – Меня выгнали, потому что Нора начала тужиться.
Я смотрю на Бейли, глаза у которой не слипаются и ни капельки не сонные. Может, она привыкла ночи напролет дежурить в больницах, потому что, похоже, ожидание не влияет на нее так, как на меня.
– Что это значит? Что ребенок почти родился? – спрашиваю я.
Бейли склоняет голову, обдумывая ответ на мой вопрос:
– К сожалению, для матери, которая рожает впервые, это может значить интервал от двадцати минут до трех часов.
– Давай, Нора, – говорю я в тихом подбадривании, и Бейли в молчаливой поддержке пожимает мне руку.
К счастью, проходит всего лишь сорок пять минут до того, как муж сестры Тод врывается в дверь, задыхаясь и сияя широченной улыбкой. Мама подскакивает с места, а затем подрываемся все мы, наседая на него.
– Девочка! – когда он говорит это, его голос наполнен благоговением, а в глазах блестят слезы.
Мама тут же начинает рыдать.
– Еще одна малышка, – тихо говорит она, и слезы уже катятся по обеим ее щекам.
– Семь фунтов, одна унция, – Тод выталкивает каждое слово так, будто только что пробежал марафон.
– А Нора? – спрашиваю я.
– Нора отлично. Она потрясающе справилась.
Мы все по очереди смотрим на пару размытых снимков, которые он сделал телефоном: моя крошечная розовая в пятнах племянница лежит голая в люльке, ее рот открыт в жалобном крике. А вот ее уже спеленали, и она мирно покоится на груди Норы, пока они смотрят друг на друга.
У меня ком встает в горле.
Бейли касается моего плеча, ее теплая ладонь поглаживает его.
– Поздравляю, дядя Ашер. Ты в порядке? – тихо спрашивает она, встречаясь со мной взглядом.
Я шмыгаю носом и тру глаза:
– Да, просто что-то попало в чертов глаз.
Когда я снова вытираю его, Бейли понимающе улыбается – мило и ничуть не насмешливо.
– Мне лучше вернуться, – говорит Тод, пряча телефон.
– Поздравляем, папочка! – кричит Кортни вслед.
К тому моменту, как Нору переводят из родовой в палату, наступает предрассветный час, и мы все расходимся, возвращаясь домой. На улице кромешная тьма, а на парковке прохладно, и когда я замечаю, как дрожит Бейли, я обнимаю ее одной рукой и веду к ярко-желтому кабриолету.
Когда мы добираемся до дома, Лолли еще не спит, а нас ждет стопка
