привыкли вкладывать в это короткое слово. Отказаться от силы стоило мне половины себя. Иногда мне кажется, что это была моя лучшая половина…
— Нет, — покачал головой Ланн, хотя он тосковал по ее необыкновенной улыбке с тех пор, как встретил ее снова. — Ты поступила правильно.
— Я знаю, — Сайдири повернулась к нему, поднялась и осторожно сжала его ладонь своей теплой рукой. — Теперь.
* * *
Теперь все иначе: можно целовать ее, задыхаясь от счастья, и не бояться, что она оттолкнет его, больше не нужно делать вид, что он не испытывает ничего особенного, когда для него она буквально все. Его возлюбленная, его свет, его солнце…
Осторожно потянув ее за руку к себе, Ланн склонился, поцеловал ее и получил волну горячей нежности в ответ. Сайдири обняла его и прижалась теснее, от прикосновения теплых рук перехватило дыхание. Ничего. Ланн так долго ждал и он помнит, что делать, чтобы ей понравиться. Осторожно прикусив ее губу, он заставил ее приоткрыть рот и скользнул языком глубже. То, как сомкнулись ее пальцы на его плече, подсказывало, что он все делает правильно.
— Ты… — выдохнула она, не отрывая от него взгляда блестящих глаз, — крепче вина…
— И такой же старый? — улыбнулся он, не в силах оторвать взгляд от того, как она облизывает губы. — То есть… черт… Иногда язык и правда мой враг, но если мы вернемся в комнату, обещаю найти ему самое дружелюбное применение. И этого, наверное, тоже не стоило говорить…
Тихий, мягкий, почти беззвучный — вот какой у нее был смех. Ласковый, как тепло родного дома.
— Дай мне еще минуту, — склоняясь к его губам снова, прошептала она. — Всего одну…
— У тебя есть вся моя жизнь, Саи.
Сайдири подхватила этот танец быстро, пусть ей давно не доводилось танцевать. И хотя Ланн был рад, что нашел ее свободной, какой-то частью разума он все же сожалел, что она так долго оставалась одна. Она гибкая, легкая и красивая, но много лет рядом не было никого, чтобы согревать ее по ночам. Да и сейчас у нее есть для этого только половина человека… Если бы он только пришел раньше, если бы нашел ее много лет назад, еще когда собственные раны жгли огнем сердце, как много они смогли бы дать друг другу, как много боли бы избежали.
Ланн почти забыл, насколько ей нравится его целовать, и не ожидал, что она захочет делать это долго, так что к тому моменту, когда она оказалась у него на коленях, уже не помнил, что куда-то нужно спускаться. Он в раю, зачем ему стены?
А, ну да. Чтобы не получилось, как в первый раз. Хуже уже вряд ли получится, но нужно быть оптимистом — наверняка существуют способы опозориться сильнее.
— Что?.. — хватая ртом воздух и панически оглядываясь, спросил он. — Что случилось?
Сайдири лежала на кровати, обнаженная, с таким же ошарашенным выражением лица и пыталась отдышаться, ее смуглое тело блестело от пота.
— Все было прекрасно, пока ты не вскочил.
— Но ты кричала…
Тень понимания мелькнула на ее лице, она села на смятых простынях и осторожно спросила:
— А что, под землей принято вести себя тихо?
— Вообще-то… да, — внимательно осмотрев спальню командора и убедившись, что ничего ужасного не происходит, ответил он. — Рядом всегда либо соплеменники, либо дикие твари, и если первое просто неловко, то второе смертельно опасно. Но если встречаешься с дочерью вождя, смертельно опасно и то, и другое. Так что если женщина начинает кричать, скорее всего из-за моего плеча выглядывают большие неприятности… — глядя на то, как Сайдири падает лицом в кровать и трясется от хохота, он все-таки продолжил: — Гниющий падальщик, гигантский паук, разгневанный отец…
Она смеялась мучительно долго, вытирая слезы и задыхаясь, но впервые за много лет Ланну вовсе не хотелось к ней присоединиться. Он пришел сюда совсем не для того, чтобы рассмешить ее до слез…
— Так, хорошо, — вздохнул он и потянулся за штанами, лежавшими тут же, у кровати. — Я вижу, что тебе смешно. Ты можешь не сдерживаться и повеселиться от души, а я, пожалуй, оденусь и подожду за дверью. Или у себя дома. Или в Натхолме. Или где-нибудь на другом плане, да простят меня боги.
Вскочив с постели, она обхватила его руками и потянула на себя, так что они оба упали навзничь. Еще минуту или две она фыркала, уткнувшись ему в плечо, а затем все же заговорила:
— Не вздумай, иначе я пойду за тобой и в самом деле попытаюсь продолжить на глазах у твоих соплеменников. Все и так считают, что я помешалась, хуже не будет, — она сделала глубокий вдох, выдохнула, хихикнула снова, но затем все же справилась с собой. — Я… я просто пыталась тебе понравиться, это мне должно быть стыдно. Просто… просто дай мне минутку, ладно?
Подоконник жалобно скрипнул, когда они спускались обратно, но стоически выдержал перегрузки. Эта комната не предназначалась для пары и в подметки не годилась роскошной спальне командора — простые кровати стояли отдельно около стен, но даже если бы их не было вовсе, вряд ли хоть кто-то из двоих обратил на это внимание.
Они были как два голодных зверя, вцепившихся друг в друга, словно в последнюю еду на свете. Хотя скорее в первую за долгое время. Одежда оказалась на полу очень скоро и вряд ли целой, Ланн готов поклясться, что слышал треск, когда Сайдири стягивала ткань с его плеч. Совсем недавно он думал, что даже если она не захочет остаться с ним снова, ничего страшного не случится, и он сможет это пережить, просто помогая ей в охоте, но сейчас, прикасаясь к ее горячей коже, понимал, насколько этого мало.
Отступив от него на секунду, чтобы снять белье, Сайдири шагнула вперед снова и положила руку ему на плечо, то, что покрыто чешуей. Ланн едва чувствовал через толстую корку наростов, как она ведет ладонью ниже, но все же перехватил ее.
— Не надо, — склонившись и коротко поцеловав ее в шею, сказал он. — Просто сделай вид, что я нормальный.
— Но…
— Пожалуйста.
Наедине с любимой женщиной он не хотел помнить о том, как сильно отличается от прочих мужчин. Пусть Сайдири видит его лучше, чем он есть, но на наличие чешуи, когтей, рога и желтого глаза рептилии это никак не
