своей мамы, ты по-прежнему остаешься собой. И чертовски совершенна.
Глаза защипало от слез.
– Нет. Я далека от совершенства, Ронан…
– Не тебе это решать. – Он серьезно взглянул на меня. – Ты должна мне доверять. И я тоже постараюсь верить тебе. Ведь только это мы и можем сделать, верно? Доверять и двигаться дальше.
Я кивнула, уткнувшись ему в грудь, и почувствовала, как отяжелели веки. Недавно пролитые слезы еще жгли глаза, но они позволили мне очиститься. Ощущение пустоты внутри меня постепенно заполнялось решимостью следовать совету Ронана. Доверять и двигаться дальше.
Я провалилась в сон, а когда проснулась, то услышала шорох одежды, что натягивал на себя Ронан. Я взглянула на часы. Чуть больше одиннадцати.
– Куда ты собрался?
– На улицу. – Он надел ботинки.
– Сейчас? Уже поздно.
– Мне нужно кое-что сделать.
Я села, прикрывшись простыней.
– Что? Где?..
– Я же сказал, что все исправлю.
– Что это значит?
– Только то, что сказал.
В комнате было темно, и я видела лишь его глаза, блестевшие в полумраке серебром.
– Ронан…
Он наклонился и крепко поцеловал меня. А потом ушел.
* * *
Я еще долго не спала, наблюдая, как минуты превращались в часы. И провалилась в сон лишь потому, что все еще полностью не пришла в себя. Когда я проснулась, часы показывали восемь утра. Ронана в комнате не было.
«Он пошел к себе, чтобы отдохнуть или принять душ. Вот и все».
Чувствуя себя так, будто меня вывернули наизнанку, а потом вернули обратно, я медленно натянула спортивные штаны и старую футболку, которые не боялась испачкать. И пока занималась утренними делами, на меня то и дело обрушивались откровения матери. Каждый раз начинало крутить живот, и подступавшая тошнота грозила исторгнуть наружу все содержимое желудка. Я поняла, что теперь такой и будет моя жизнь. И мне придется вечно носить это знание в себе. Самый грязный из секретов, который никто не должен узнать. Ни Эмбер, ни Вайолет… Боже, Вайолет.
«Что я могу ей сказать? Как?»
Теперь я поняла, почему Биби, Берти и остальные члены семьи хотели скрыть от меня правду. Когда что-то становится известно, отмахнуться от этого уже не получится. Меня будет вечно преследовать стыд, и остаток своей жизни мне предстоит вглядываться в лица мужчин на улице, задаваясь вопросом: «Это он?»
Я встряхнулась и пошла на кухню, готовясь поступить так же, как и всегда. Погрузиться в работу, чтобы не сойти с ума.
Биби помешивала в кастрюле кашу. Яичница с беконом стояла на плите, в кофейнике ждал свежий кофе.
«Спасибо, Господи, за Биби».
Я обняла ее сзади.
– Я люблю тебя.
– И я люблю тебя, малышка, до безумия. Ты встала с кровати, и мое старое сердце разрывается от радости.
– Хочу пойти в магазин.
– Это моя девочка. Только прошу тебя, сначала поешь. Тебе нужно восстановить силы.
Мы наполнили тарелки, но, несмотря на голод, я едва прикоснулась к еде.
– Ты сегодня видела Ронана?
– Утром нет. – Она отхлебнула кофе. – Ты волнуешься?
– Нет, но он кое-что сказал прошлой ночью… – Я махнула рукой. – Ничего. Я позвоню ему после завтрака.
Мы поели, я помыла посуду. Последние несколько ночей, должно быть, сказались на Биби. Она пошла в свою комнату вздремнуть, а я по пути в гараж набрала номер Ронана.
Он не ответил.
Я отправила сообщение:
«Ты где?»
Я поехала на «Бьюике» в «Неземной мир». Ронан так и не ответил. Возле сообщения виднелась пометка «не прочитано».
Я подошла к задней двери и замерла. Она оказалась совершенно новой, наподобие тех, что используются для промышленных целей, с новеньким замком.
– Ронан… – чуть улыбнувшись, пробормотала я, а потом поняла, что не смогу ее открыть.
Интуитивно я проверила свои ключи и обнаружила среди них совершенно новый, незнакомый. Я попробовала отпереть им дверь, и замок, щелкнув, открылся.
«Этот парень…»
Я прошла через заднюю комнату, мысленно готовясь столкнуться с ожидавшими впереди повреждениями. У меня осталось немного краски от ремонта. Сегодня я могла бы почистить стекла, а завтра заново покрасить. Шаг за шагом…
Но как только я вошла в главный зал, мысли разлетелись в стороны. Осколки стекла исчезли, как и разбитые витрины. На полу кто-то расстелил брезент, где стояла лестница и несколько ведер с краской. В комнате пахло акрилом, и больше не видно было черных полос. Ронан заново покрасил все стены, кроме одной, ее пока только начал. Ужасный ущерб, причиненный магазину в ночь открытия, превратился лишь в дурное воспоминание.
Я прижала руку к сердцу, из глаз хлынули слезы и покатились по щекам. Я больше не могла их сдержать и сомневалась, что хочу.
– О, малыш… – выдохнула я. – Спасибо.
Я достала телефон и снова набрала его номер. Но звонок переключился на голосовую почту Ронана: «Оставьте сообщение».
Я повесила трубку и отправила еще одно сообщение. Теплое чувство, что поселилось внутри, исчезло, сменившись беспокойством.
– Он в порядке, – пробормотала я в пустоту магазина.
«Потому что так должно быть».
Я установила лестницу, намереваясь докрасить стену, которую начал Ронан. И почти закончила, когда раздался стук во входную дверь. Сквозь стекло и ячейки металлической решетки я увидела высокого мужчину в костюме. Он махнул чем-то, похожим на значок.
На дрожащих ногах я спустилась с лестницы и отперла ему дверь.
– Да?
– Шайло Баррера? Я детектив Харрис. Друг вашей бабушки.
– Да, здравствуйте. – Я отступила в сторону, позволяя ему войти, и закрыла за ним дверь. – Чем могу вам помочь?
– Мне передали ваше дело, и я хотел бы задать несколько вопросов.
– У меня есть дело? – спросила я, сердце громко стучало в груди. – Прошлой ночью офицеры говорили так, будто мало что могут поделать.
– За последние двадцать четыре часа обстоятельства изменились, – пояснил он. На лице его ничего не отражалось. Бесстрастное лицо детектива. – Кое-кого арестовали.
У меня вырвался вздох.
– О, слава богу. Фрэнки Дауд…
– Он в больнице в критическом состоянии. Ронана Венца вызвали на допрос и арестовали.
Казалось, пол подо мной провалился, я привалилась к двери.
– За что?
– За попытку убийства.
– Думаю, вы отправитесь в тюрьму на очень долгий срок.
Детектив Харрис отошел в сторону, и из-за стола поднялся Ковальски. Эта комната для допросов вызывала у меня клаустрофобию, казалось, с каждой секундой становясь все меньше и меньше. Детектив извлек из-за пояса пару наручников.
– Ронан Венц, вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде…
Мне зачитали права и отвели
