— Могла предупредить меня, я бы приехал и помог.
— Но ведь это так неважно. Я не хотела тебя напрягать. Нам и так забот с тобой хватит — кухню еще развесить надо… А через неделю родители перевезут нам оставшуюся мебель. Ну, максимум через две недели.
В ее словах был резон — перед развешиванием и расстановкой мебель было желательно еще и помыть, и придать более приличный вид. «Я просто волновался за тебя, — пояснил Андрей свою позицию, — зачем было таскать такие тяжести. Я ведь не инвалид. Мог бы подъехать помочь. Заодно все бы и загрузили». Мирошкин, действительно, не мог представить, как Завьяловы все это смогли затащить в машину — водитель при разгрузке лишь подавал сверху, значит, на «Октябрьской» он также не вмешивался в процесс. За два часа, пока носили мебель из машины в квартиру, все выбились из сил. Лифт в доме был маленький, и он беспрестанно закрывался, ударяя по мебели. Когда запихивали в него объемные кресла и диван, у Мирошкина обливалось кровью сердце — ведь это теперь было его имущество. Наконец последнюю кухонную полку внесли в квартиру. Андрей чувствовал себя настолько уставшим, что даже обрадовался отсутствию шкафов. Петрович тяжело дышал — от его бодрости не осталось и следа — запас прочности кончился. Попив чаю, осмотрев холодильник, ковролин и железную дверь, посмеявшись над елочными украшениями, Завьяловы, за исключением Ирины, покинули квартиру. А они с Андреем до глубокой ночи отмывали перепачканные кресла и продумывали расстановку мебели по комнате. Зная пристрастия Мирошкина, Ирина захватила с собой из родительской квартиры еще и семь книжных полок, правда, без стекол. Теперь отсутствие шкафов тем более было неважно… Когда Завьялова, оставшаяся ночевать, не обращая внимания на включенный в комнате свет, рухнула на разобранный диван и уснула, Андрей отмыл полки и поставил их одна на одну в углу, у окна. Затем он еще часа три разбирал коробки с книжками, перевезенными им с Волгоградки, иногда усаживаясь на стул и любуясь получавшимся результатом. Его мечты, казалось, сбывались — квартира в Москве, своя библиотека… Некоторые хлопоты доставили ему письма и стишки Лавровой — монография Эккехарда Клюга вновь заняла видное место на полке, и оставить между ее страницами эпистолярное наследие прежней своей любовницы Мирошкин не рискнул. «Княжество Тверское» было выпотрошено, а образовавшаяся при этом стопка листочков аккуратно сложена в жестяную коробку из-под печенья. Туда же осторожный конспиратор отправил пакетик с волосами Костюк и, после некоторых раздумий по поводу незначительности содержимого по отношению к размеру коробки, приложил поверх пакетика конверт с чеками. Выбрав из числа бывших книжных картонных коробок одну почище, Мирошкин уложил на ее дно жестяную, а затем, заложив до самого верха тетрадями со студенческими конспектами, убрал на антресоли.
Утром десятого января в квартиру явился Поляничко. Андрей не видел его уже почти год, за это время они пару раз созванивались, и не увиделись бы, наверное, вообще больше никогда, если бы не потребность в свидетеле — несмотря на то что Куприянова Мирошкин часто встречал в библиотеке, видеть на свадьбе его хотелось гораздо меньше, чем Поляничко. Правда, Серега за прошедшее время как-то совсем опростился, с него облетел приобретенный было за годы учебы в университете интеллегентский лоск. Сказывалась работа в охране цементного завода. Свидетель был одет в такие же разнокалиберные пиджак и брюки, что и жених, только верх у Поляничко был светлый, а из-под брюк выглядывали почему-то зеленые носки. Андрей с грустью подумал, что его единственный «друг», которому предстояло появиться на свадьбе, его наверняка скомпрометирует. «Эх, надо было все-таки Куприянова брать», — решил он, вслушиваясь в речь Поляничко, в которой теперь гораздо чаще проскальзывала ненормативная лексика. Но делать уже было нечего. В двенадцать дня к дому подъехал Слава — муж Лены, подруги Завьяловой, тот самый, который, рано женившись, промышлял теперь доставкой воды в офисы. Мирошкину и Поляничко предстояло погрузиться в «жигули» Славы и направиться выкупать невесту, для чего Андрей заранее наменял меди и купил кулек леденцов. «Машину я помыл», — зачем-то сообщил Слава, как будто чистая «шестерка» могла сойти за свадебный лимузин. Андрей кивнул — они с Ириной решили сэкономить на машинах, попросив мужей подружек невесты покатать их по городу. Подруги были только «за», предполагая, что их благоверные откажутся от выпивки за свадебным столом.
До «Октябрьской» доехали быстро. Андрей даже расстроился — ему все хотелось осмыслить происходящее, разобраться в нем, в себе и после того уж поняв и приняв… Но нет. Не сосредоточишься — попутчики все время отвлекали разговорами. А может быть, оно и к лучшему — в голове у Мирошкина росли сомнения. «Что же это, — думалось ему, — неужели так и женюсь без любви? Из-за голого расчета? Из-за квартиры? И не будет у меня больше никогда ни хорошего секса, ни радости, ни душевного подъема, ни безумств каких-нибудь?» Нет, нет, это оно к лучшему, что его отвлекали от дум. Вот уже и он — завьяловский дом, маргариновый заводик во дворе, нужный подъезд…
«Выкуп» начался у дверей квартиры, и тут Мирошкин убедился, что выбрал нужного человека, — Поляничко сыпал анекдотами и с лету разгадывал загадки. Наконец, метнув на поднос мелочь и бросив туда же горсть конфет, Андрей с сопровождающими лицами прошел в квартиру. В гостиной у окна, спиной к двери стояла девушка в свадебном платье. Андрей подошел, было, к ней и уже взял за руку, но почувствовал неладное — похожая по фигуре и волосам невеста не была Завьяловой. Это оказался последний розыгрыш, ради которого одна из подруг Ирки обрядилась в свое свадебное платье. Под дружный смех собравшихся Андрей получил наконец свою настоящую невесту. Вид Завьяловой неприятно поразил жениха — она зачем-то накрутила волосы и стала напоминать куклу. Подруга показалась ему даже симпатичнее. Хорошо, что хоть платье на его невесте не было классическим «сугробом», — совсем пошлость! Нет, платье прямое, но и в нем имелся минус. Его фасон скрадывал выгодные стороны фигуры Завьяловой, которые как раз стоило и показать, и они, возможно, могли произвести на жениха такое же впечатление, как тогда — на вручении дипломов…
Преодолев небольшое препятствие в лице группы алкоголиков-соседей, решивших не выпускать свадьбу из подъезда без выкупа — их удалось заболтать, — молодые и сопровождающие лица расселись по трем неукрашенным машинам и покатили на Таганку. Там помещался отдел ЗАГС, взявший на себя функции Грибоедовского, — тот ремонтировался. Регистрация была назначена на три, сразу после обеда, в зале присутствовала одна молодежь — родители по замыслу придумывавшей сценарий действа Ирины встречали молодых непосредственно в банкетном зале. Дородная женщина лет пятидесяти произнесла проникновенную речь, которая очень понравилась Мирошкину и почему-то рассмешила Завьялову, молодые обменялись кольцами. Зная о том, что уронить кольцо — плохая примета, Андрей фактически сам вдел палец в кольцо, с которым потянулась к его руке Завьялова, а ей надел кольцо так старательно, будто навинчивал гайку. С этого момента Завьялова стала Мирошкиной, а Андрей, успешно пройдя процедуру с кольцами, решил, что им сделано все для обеспечения счастливой семейной жизни. На выходе из загса молодые увидели пару, также расписывавшуюся в тот день и ожидавшую своей очереди. Невеста была на сносях, жених отрешенно смотрел куда-то в сторону, а чей-то пьяный родитель кричал им, сидя в машине: «Эх! Залетные!» Свежеиспеченная Мирошкина прижалась к своему супругу и зашептала: «Какой кошмар, ты только посмотри! Ведь это они из-за этого, наверное, только и женятся. Я так рада, что у нас все по любви. Ведь ты меня любишь? Я теперь это точно знаю — почувствовала в загсе. Как ты боялся уронить кольцо! Поцелуй меня». Андрей выполнил желание жены, поморщившись от сказанной ею глупости.
Сели в машины и поехали на Воробьевы горы, где страшно замерзли и выкинули сто тысяч на запуск фейерверка, с которым пристал промышлявший этим мужичонка. Наконец добрались до банкетного зала, где и произошло вполне стандартное свадебное застолье с тостами, криками «горько», счетом времени продолжительности каждого поцелуя, танцами, похищением невесты… Драки не было, хотя Поляничко, крепко набравшийся, как будто пытался ее спровоцировать — волочился за женой Славы Ленкой (довольно интересной брюнеткой), начисто игнорируя Хмурю, доставшуюся на его долю в качестве пары. А после возвращения похищенной невесты свидетель, выпивший целую туфлю водки, налитой безжалостным Славой, принялся отрывать от своего пиджака пуговицы и кидаться ими в гостей… Его едва удалось успокоить. Домой молодожены вернулись в час ночи, поймав машину на улице, — как выяснилось, все мужья, которым была предначертана роль водителей, напились страшно, а Слава вообще в конце вечера залез под стол и залаял, отказываясь вылезать до тех пор, пока Лена не залезла к нему и не уговорила мужа выйти. Андрей и Ирина также были пьяными, хотя весь вечер пили одно шампанское какой-то неизвестной марки. Именно этим объясняется то, что Андрей, не торгуясь, отдал водиле сто пятьдесят тысяч, а при разгрузке авто, таская из машины к подъезду и далее, в квартиру, коробки и продукты, они с Ириной забыли в багажнике подарок Киры и Олега — миксер, что очень расстроило невесту. Секса между ними в ту ночь не было — не хватило сил, хотя Мирошкин честно пытался вымучить из себя хотя бы один «раз». На следующий день провели в постели полдня, а к вечеру на Красном Маяке собрались гости доедать остатки еды, почти в том же составе, но без родственников и Поляничко — до него Мирошкин не мог дозвониться несколько дней. Как оказалось, Серега запил. Собравшиеся опять ели и пили до часа ночи. И опять не было секса — подвыпившая Ирина почти до утра проплакала, убиваясь по дому и родителям, требуя к себе внимания и понимания, чего муж предоставить никак не мог и не хотел — ему казались странными метания двадцатичетырехлетней «бабы», которая к тому же начинала своими слезами раздражать. Поэтому все воскресенье Ирина провисела на телефоне, ища понимания у подруг, а во время отлучек Мирошкина в туалет и магазин жалуясь на его душевную черствость. К вечеру у нее нашелся повод обзвонить подруг еще раз — выяснилось, что Валерий Петрович, возвращаясь после свадьбы домой, разбил свою «Волгу». Желавший выпендриться тесть десятого января не смог отказать себе в удовольствии еще раз продемонстрировать Мирошкиным свою машину, а потому, не послушавшись уговоров Татьяны Кирилловны, сел за руль и довез жену до банкетного зала. Там, как и все, он много выпил, но воодушевленный опытом возвращения пьяным из Заболотска, сел-таки за руль и в результате «влетел» в какой-то фонарный столб. И он, и теща не только остались живы, но даже и не пострадали. Прибывших к месту ДТП милиционеров Завьялов поразил, вытащив из кармана, в ответ на требование документов, куриные кости, которые он спьяну припас для Амира. Машину оттранспортировали на стоянку, где она, забытая в ходе последующих событий, и сгинула. Ее судьба вызывала интерес, пожалуй, только у Ольги Михайловны Мирошкиной, которая каждый раз, общаясь с сыном по телефону, с нескрываемым злорадством спрашивала про «Волгу», и не получала ответа…
