На работе после свадьбы Андрей появился только во вторник, выставил коллегам три бутылки «подозрительного» шампанского, оставшегося от свадьбы, пару коробок конфет, за что получил от них двести тысяч в качестве подарка. Было приятно и грустно видеть перекошенное лицо Алки, сухо поздравившей его вместе со всеми, и шушуканье старшеклассниц, из которых некоторые были влюблены в симпатичного историка. Но когда Андрей возвращался домой, от чувства приятного не осталось и следа — в душе царила грусть. А все из-за того, что в метро, как назло, было слишком много хорошеньких девушек. Впрочем, они могли только казаться ему таковыми, как всякий запретный плод. Сидя в вагоне, ехавшем в направлении «Пражской», Андрей внимательно разглядывал их. Перчатки с рук он не снимал — прятал обручальное кольцо. В какой-то момент молодожен повернул голову и увидел в соседнем вагоне Костюк. Всмотревшись получше, он решил, что все же это не она. Да и чего ей делать здесь в это время? А, с другой стороны, почему бы и нет? Ведь у них сейчас сессия? Просто в зимней одежде на себя не похожа. Она это или не она, Мирошкин не понял и очень удивился этому обстоятельству: «Надо же, с ума сходил, ухаживал, трахался, а теперь увидел в метро и не помню. Как все глупо». Случившееся показало Андрею, какое незначительное положение в его жизни занимали встреченные им ранее женщины, и дало дополнительный запас прочности их браку, утвердив в правильности сделанного выбора: «Все это суета! Главное — наука и дело. А девки все одинаковые. Завьялова не самый худший вариант, а в моем положении — может быть, и лучший. А то, что нет любви… Ну, что же, возможно, я ее действительно неспособен испытывать. Вон как с Костюк все вышло. Даже не узнал. Конечно, за ней я бегал больше, чем за женой, но этому есть вполне естественное объяснение. Наверное, любой человек в начале жизни — это стакан, полный эмоций и чувств. По прошествии времени стакан пустеет, его содержимое расходуется. Я свой стакан эмоций, как видно, извел на тех, кого встретил до Завьяловой, не оставив ей ни капли. Ну, что ж делать, так ей не повезло. Хотя, глядя на сегодняшнюю Костюк, я понимаю, что моя Ирка также не лишена привлекательности. Но та скорее всего не Костюк. Или она так похужала со временем? Или просто плохо выглядит зимой? Все-таки какие у меня образы дикие в голове после свадебной пьянки?! Стакан с эмоциями!»
* * *
Выйдя из лифта на лестничную площадку, Андрей Иванович сразу взглянул на коврик перед дверью — все ясно, собачьи какашки так никто и не убрал. То, что дверь открыла жена, следовало ожидать, но в квартире чувствовалось присутствие еще одного человека. Судя по запаху, этот человек много курил и любил выпить. «Папа здесь, — виновато сообщила Ирка и, узрев недовольство на лице супруга, тут же продолжила другим тоном: — А что такого? Он ждет телефонного звонка. Поговорит с Венгрией и уедет». «Что-то у нее лицо слишком расстроенное, — отметил про себя Мирошкин, — может быть из-за звонка Богомоловой? Наверное, не хочет при отце затевать разговор. Дура! Я ей повода меня в чем-то подозревать не давал». Он выглянул из-за угла прихожей в сторону кухни. Тесть сидел за столом спиной к двери, перед чашкой кофе, подперев голову кулаками, и смотрел телевизор. Андрей Иванович отметил, как Петрович растолстел за последнее время — сказывалось сидение дома. «Здравствуйте, Валерий Петрович», — как можно дружелюбнее, но не особенно подавляя фальшивые нотки в радостном тоне, приветствовал хозяин дома своего гостя. Тесть повернул голову: «Здравствуй, Андрей». Как и зять, он «сфальшивил» — радости от встречи не было. Мирошкин, как всегда, обратил внимание на то, что Петрович не улыбнулся. «Зубов нет совсем — вот и не улыбается», — решил он. Вся фигура Завьялова показалась ему жалкой в своем ожидании у телефонного аппарата — «пустой» рот, отросшая седая борода торчит в разные стороны, круги вокруг глаз… Тесть напоминал сильно раздувшегося дядюшку Ау (героя мультфильма). «Пали дальше некуда», — подумал Андрей Иванович, снимая с ног обувь и направляясь в сторону туалета — все-таки надо было после уличного приключения «посидеть» там, в человеческих условиях…
* * *
«Падение дома Завьяловых» началось задолго до бракосочетания Андрея и Ирины — еще летом, вскоре после того как молодые люди помирились. Однако о происходящем Андрея известили лишь через месяц после свадьбы. И этого он не собирался прощать жене. Мирошкину казалось, что, скрыв информацию о положении ее семьи, Ирина его обманула. И он женился! А обман прощать нельзя. А ведь как все, кажется, было хорошо: он живет в своей квартире, занимается научной работой, его новые родственники, хоть и не очень приятные, но состоявшиеся люди. Можно было в разговоре с коллегами ввернуть фразу про то, что «тесть у меня работал в ЦК…»
Тем памятным зимним вечером, «когда все открылось», Андрей приехал домой воодушевленный — весь день провел в библиотеке, было приятно ощущать тяжесть знаний, приобретенных за часы сидения над книгами. Хотелось многое сделать, чего-нибудь эдакого, творческого, что-нибудь сесть написать… А на Красном Маяке сидела заплаканная Ирка, давно уже приехавшая со своей кафедры. «Все плачет, — с неудовольствием отметил Андрей. — А чего плачет? Замуж вышла, квартира есть… Все это от нечего делать. Вон взяла бы плиту помыла. А то вечером завалится спать, а я сяду писать статью, и что же? Опять буду упираться взглядом в вонючий нагар. Да! Никаких условий для творчества». Но, подавив в себе раздражение, он все-таки спросил: «Что-нибудь, Ириш, случилось?» Ему казалось, он заранее знает ответ: опять какая-нибудь ерунда с кем-то из подруг. Но все оказалось серьезнее. «У моих родителей дела совсем плохи», — ответила жена и поведала Мирошкину шокирующие подробности.
Фирма, в которой работал Валерий Петрович, занималась оптовыми поставками товаров в магазины. Поставляли они все, что будет покупаться — продукты, бытовую химию, одежду… К своей работе Завьялов относился презрительно, местом особенно не дорожил. Его вполне устраивал тот образ жизни, который он вел в предыдущие годы — свел того-то и того-то с тем-то и тем-то, а дальше сиди, смотри телевизор, пей водку и всем ты нужен, все в тебе нуждаются, несмотря на твое беспробудное пьянство и ненадежность. Но постепенно связи начали иссякать, денег стало меньше, да и жена с дочерью насели — выходи на работу, да выходи… Они надеялись, что «регулярный» образ жизни хоть как-то остановит пьянство Валерия Петровича. Вот он и поддался на уговоры, но в фирме вел себя заносчиво, был всегда не прочь чего-нибудь «притащить» домой — Мирошкина еще во время первого визита поразили упаковки шампуня, расставленные по всем комнатам завьяловской квартиры. Шампунем здесь даже мыли руки вместо мыла. Потом в таких же количествах в доме появились сухие супы, а за ними — туалетная бумага… «Погореть» Завьялов не боялся, ему по-прежнему казалось, что происходящее вокруг временно. Крепко веря в «реставрацию», во время президентских выборов 96-го года он даже вложил семейные сбережения в предвыборную кампанию «одного из антиельцинских кандидатов» — до самого последнего тесть не признавался, что в Зюганова. Последнего Валерий Петрович презирал только за то, что во время существования ЦК Гена трудился в менее престижном отделе, нежели он. Вложенные деньги, разумеется, пропали, как пропали и завьяловские сбережения за пару лет до этого, вложенные в МММ. Неудивительно, что в квартире на «Октябрьской» не чувствовался достаток.
Наверное, рано или поздно Петровича бы тихо уволили, но он потерял работу при обстоятельствах поистине драматических, и исключительно по своей вине. Как раз тогда, когда его дочь начала встречаться с Мирошкиным, в личной жизни Валерия Петровича также произошли изменения. Он встретил женщину. Это была его коллега по новой работе, дважды разведенная, бездетная, а потому довольно хорошо сохранившаяся бабенка лет под сорок. С этого момента Завьялов практически перестал жить у себя дома, начал уезжать в длительные «командировки», на самом деле недалеко — в однокомнатное «гнездышко» своей зазнобы где-то около метро «Молодежная». Именно этим и объяснялась та легкость, с которой Валерий Петрович отнесся к доходившей до него информации о том, что молодой человек Ирины частенько ночует в ее комнате. «Взросление» дочери даже радовало отца. Оно снимало с него обязательства перед семьей — дети выросли, старшая, того гляди, сама замуж выйдет, младшие ребята вот-вот школу закончат, пора и о себе подумать, не доживать же век с этой руиной — Татьяной Кирилловной. Семья Завьяловых развалилась окончательно, это собственно и стало для Ирины дополнительным стимулом ухватиться за Мирошкина, особенно когда она познакомилась с Иваном Николаевичем — положительным, непьющим, приехавшим помогать делать ремонт. Ирина решила, что и сын такой же, как отец, — хорошо бы мужа из такой замечательной семьи…
