По пристани сновало множество людей. Грузчики и солдаты в брезентовых наплечниках и просто в разрезанных мешках, свисающих с головы, цепочкой ступая по сходням, разгружали пароход, на борту которого виднелась надпись «Фабари» — порт приписки: «Нью — Йорк». У соседнего причала стоял пароход под английским флагом. Из его трюмов выкатывались полевые орудия, выгружались ящики со снарядами.
Журба медленно прошел мимо пакгаузов. Возле них высились этажи ящиков и тюков, прикрытых бре-зентом. Пакгаузы были забиты до отказа, и штабеля грузов теснились по всей территории пристани, образуя узкие коридоры, в конце которых стояли часовые. Задерживаться здесь было нельзя: на него могли обратить внимание. Через лабиринт складских помещений и навесов берегом бухты он пошел к хлебным амбарам, откуда мощенная булыжником дорога повела его к Каменной пристани и товарной станции.
Журба долго шел мимо стоящих борт к борту, ошвартованных прямо к берегу всевозможных судов, на многих из которых не было никаких признаков жизни, пока не увидел характерные, фантастические силуэты землечерпательных караванов.
Огромные стальные ковши землечерпалок вздымались высоко над палубными механизмами и надстройками. Каждый караван состоял из землечерпалки, похожего на утюг плоскодонного лихтера и небольшого буксира.
Возле двухэтажного здания портовой службы Жур-ба увидел двух стариков в морских фуражках. В одном из них он узнал Терентия Васильевича.
— К морю потянуло? — спросил тот, улыбаясь. — То отцовская кровь в тебе говорит, — и пояснил своему спутнику, сухонькому старику: — Романа Журбы сын. Помнишь его, Тихоныч?
— Помню, как же, не одну чарку с ним выпил! — старик с любопытством посмотрел на Журбу, потом, козырнув, поздоровался и сказал: — Вот служим здесь по-стариковски — смотрителями.
Журба знал, что Терентий Васильевич, как и многие отставные моряки, работает в порту, но где именно, не спрашивал. Значит, здесь…
Отставной боцман позвал Журбу с собой.
— Пойдем, покажу наше хозяйство… Тут недалеко.
Идти оказалось действительно недалеко. Уныло стояли ошвартованные к стенке суда: «Березань», «Рион», «Казарский»…
— Смотрителями при них числимся, ну а попросту сторожами, охраняем, чтоб механизмы, значит, и что другое с них не разбазаривали, — пояснил Терентий Васильевич.
Но Журба его уже не слушал. Он увидел, как с одной из землечерпалок — крайней к стенке — спустился по сходням барственного вида господин в штатском и в сопровождении чиновника в форме морского ведомства направился к поджидавшему экипажу.
— Да-а, дела, — многозначительно протянул Тихо-ныч, провожая их взглядом.
— Оно и есть, что дела, — отозвался Терентий Ва-сильевич. — Зашныряли вокруг нашего хозяйства, поговаривают, что все вскорости за границу угонят. Вишь, как возле барина портовый инженер вьется, не иначе как сторговались!
Журбу это сообщение обожгло, будто удар хлыста.
Особняк генерала Вильчевского Вера увидела сразу, как только свернула в тишину Таврической улицы, убегающей от центра к морю.
После жаркого, шумного многолюдья поражала тишина белых особняков, словно спящих в тени больших акаций, пустынность вымощенных плитами тротуаров.
Вера вздохнула. До чего же не хотелось ей идти в этот дом! Но идти надо, необходимо. Еще раз вздохнув, Вера медленно направилась к широким ступеням. И тут распахнулась дверь, появился молодой, щегольски затянутый в новенький мундир офицер. Весело бросил несколько слов в дверь кому-то, кто оставался в доме, обернулся, еще не потушив улыбки, увидел Веру, посмотрел в упор, с интересом.
Вера, вспыхнув, нахмурилась, решительно взбежала по ступеням, с силой нажала кнопку звонка, услышала, как в прихожей рассыпалась требовательная, громкая трель и почему-то почувствовала удовлетворение.
Дверь открыла тоненькая горничная с высоко взбитой прической, в кокетливом, тщательно затянутом на талии фартучке.
— Мне к госпоже Вильчевской, — уверенно произнесла Вера.
— Пожалуйте в дом, — откликнулась горничная. — Как доложить?
— Вера Дерюгина, — все так же, не смягчая уверенной твердости тона, ответила Вера. — Я насчет места…
— Пожалуйте вот сюда, — горничная открыла перед Верой высокую двустворчатую дверь. — Сейчас. Посидите, я доложу госпоже, — и упорхнула в другую, скрытую портьерой дверь.
Комната, где осталась Вера — большая, очень светлая, с высокими окнами, обставлена была богато и со вкусом. Оглядеться Вера едва успела: шевельнулась портьера, бойкий голосок горничной четко выговорил:
— Пожалуйте. Госпожа ждет вас.
Вера оказалась в комнате, которая сразу поразила ее. Не размерами, хотя была она очень большая, не брызнувшим в глаза светом, щедро льющимся сквозь несколько окон справа и откуда-то из глубины, сверху… Вера никак не ожидала, что в этом доме может быть вот такая, вся сплошь заставленная шкафами, заваленная книгами комната. На какое-то мгновение она растерялась: такого обилия книг ни в одном доме видеть ей не приходилось. Строгие, тисненные золотом, тяжелые тома длинными рядами выстроились в высоких, до потолка, шкафах и на открытых полках вдоль стен, аккуратными стопками лежали на этажерках, на каких то подставках, столиках, и даже на полу. Это было всевластное царство книг, и Вера невольно оробела, ища взглядом хозяйку необыкновенной комнаты.
Возле окна стоял резной столик и большое, старинной работы кресло. В кресле сидела женщина, возраст которой Вера сразу же определила: «старуха» — настолько истонченным, иссеченным временем показалось ей продолговатое лицо, обрамленное седыми буклями. С этого лица смотрели на Веру внимательные темные глаза, совсем не выцветшие, с выражением настолько живым, что Вера подумала: «Нет, пожалуй, не старуха. Не молода, конечно, но не старуха». И тут же: «Что это я разглазелась… Как же некстати…»
Паузу прервала хозяйка. Замешательство Веры она, конечно, заметила. Голосом негромким, но очень четким она спросила:
— Вы любите книги? Вам нравится моя библиотека?
— О да, — совершенно искренне ответила Вера. — Здесь такое богатство, даже дух захватило. Кажется, за всю жизнь не прочитаешь столько!
— Ваша жизнь вся еще впереди, — в голосе старой дамы прозвучала грустная нотка. — Если правильно ее употребить, многое можно узнать и сделать… Подойдите ко мне и садитесь, милочка, — она указала на низенький пуф возле кресла.
— Меня зовут Вера Дерюгина, — Вера вскинула голову. Это небрежное «милочка» резануло ее. Так мадам Оболенская обращалась к горничным — ласково и в то же время с явно отстраняющей интонацией. И тут же смятенно подумала: «— Что же я! Словно нарочно злю ее. Ведь мне надо понравиться…»
Но Вильчевская не выказала признаков неудовольствия. Она приветливо повторила:
— Вера Дерюгина… А меня называйте Марией Николаевной. Насколько я понимаю, вы хотели бы помочь мне… — она обвела взглядом комнату. — Врачи запретили мне читать самой, а жить без книг не умею, не научилась. Вот так, дитя мое, — надеюсь, так вы разрешите мне обращаться к вам? — спросила Вильчевская.
Вера кивнула.
— Расскажите о себе, — попросила Вильчевская. — Надо же нам с вами познакомиться.
Вера рассказала очень коротко. Самое необходимое.
— А кто сказал вам, что мне нужна… помощница? — она чуть помедлила, прежде чем выговорить последнее слово, и Вера оценила чуткость Вильчевской.
— Я узнала от знакомого офицера, который служит в управлении вашего мужа…
— Да-да. Я поручила генералу расспросить на этот счет знакомых. Пожалуйста, возьмите вон ту книгу, — Вильчевская протянула руду к стоявшей рядом этажерке. — Да-да, именно эту.
Вера взяла толстый, изящно переплетенный том.
— Читайте, — попросила Вильчевская.
Сначала Вера помнила — нужно во что бы то ни стало понравиться, но потом увлеклась.
— Вы отлично читаете, дитя мое. Однако поговорим о деле. Вы, вероятно, захватили рекомендации?
— Рекомендации… — Вера растерянно умолкла, — Но… я не подумала…
Возникла неловкая пауза. «Вот и рухнуло все, — думала Вера. — Сейчас она откажет».
Вильчевская молча смотрела на девушку, в лице ее была нерешительность, явно непривычная для нее.
— Но я могу, — нетвердо проговорила Вера. — Мон симферопольские знакомые, например, госпожа Оболен-ская, мне не откажут…
— Вы знакомы с Ольгой Викентьевной Оболенской? — живо спросила хозяйка.
— Я училась с Лизой Оболенской. Бывала у них в доме. Ольга Викентьевна всегда была очень добра ко мне.
— Ну и прекрасно, — за веселостью скрывая облегчение, заулыбалась Вильчевская. — Ольга Викентьевна старинная моя знакомая. Да и мужа ее я знавала. Достойнейшие люди. Как они сейчас? Что Лиза?.
