— Ну и прекрасно, — за веселостью скрывая облегчение, заулыбалась Вильчевская. — Ольга Викентьевна старинная моя знакомая. Да и мужа ее я знавала. Достойнейшие люди. Как они сейчас? Что Лиза?.
— У них все хорошо, — ответила Вера. — Мы виделись недавно…
— Считайте, что все официальности между нами закончены, дитя мое. Да, впрочем, одна осталась — вознаграждение за ваш труд.
— Это не главное, — опять смешалась Вера. — Право, мне неловко…
— Не главное, согласна, — мягко подтвердила Виль-чевская. — Но ваша помощь… — Какой-то шум послышался за дверью, и она, обернувшись, недовольно и властно спросила: — Кто там еще?
Душенька, Мария Николаевна, это я, — услышала Вера, и в комнату вошел генерал Вильчевский.
— Здравствуйте, друг мой, — с недовольством в голосе обронила Мария Николаевна.
— О, ты занята, душенька, — генерал приблизился, как-то неуверенно, неловко двигаясь в тесно заставленной комнате. — Здорова ли ты? — склонившись, он взял тонкую руку супруги так осторожно, будто это была хрупкая драгоценность. — Время обеда, дорогая… Нас ждут…
— Помню. Сейчас, мой друг, — и снова обратила взгляд на Веру. — Зайдете послезавтра, в понедельник. Ну, скажем, часов в пять… вас не затруднит?
— O, нет, — Вера поднялась, испытывая огромное облегчение. — Спасибо вам… Мария Николаевна, — и присела по всем правилам, которые внушала им, гимназисткам, строжайшая их классная дама, ярая ревнительница «этикета воспитанности», как она выражалась.
— Новая чтица? — спросил генерал, когда Вера вышла. — Мила! Она из хорошей семьи?
— Внучка боцмана, — коротко и сухо ответила Мария Николаевна и, вставая с кресла, добавила: — Но ее чувство достоинства и такт могли бы позаимствовать многие девицы из весьма благородных семейств.
Генерал послушно склонил голову. Оценки жены были для него непреложны, как и все ее указания, мнения, требования.
Он, человек громкоголосый, напористый, размашистый, дома, в присутствии жены, становился тихим и кротким. Женитьбу на Марии Николаевне генерал Вильчевский считал главной удачей всей своей жизни и не раз задумывался, почему именно его избрала эта женщина, такая умная, тонкая, обаятельная и властная, в общем — необыкновенная.
Не только генерал, многие считали необыкновенной его жену, урожденную Корсакову, представительницу рода знатного, влиятельного и весьма просвещенного. В доме своем она принимала немногих, попасть на ее приемы считалось привилегией. Известно было, что запросто, почти по-родственному заезжал к Вильчевской Врангель. Ни для кого не являлось секретом и то, что в этом доме решались и многие проблемы ведомства генерала Вильчевского.
Среди волнений и тревог последнего времени Вильчевская еще больше отдалась давней своей страсти — чтению. Но совсем ослабло зрение. Бывшие до Веры две чтицы генеральшу раздражали. Одна своим французским прононсом, чего генеральша решительно не терпела, другая глупостью.
Вера понравилась сразу — Вильчевская ценила в людях независимость, ум, нравственную силу и проницательно подметила в девушке эти черты.
Имела все основания быть довольной и Вера. Не поиски заработка привели ее в особняк Вильчевской, она пришла туда не по своей воле.
… Первые два дня по приезде в Севастополь Вера наводила порядок в дедовском доме — мыла, чистила, переставляла.
По адресу, который дал ей в Симферополе Митя, она пошла на третий день. В Ушаковой балке нашла нужный дом, остановилась у калитки. Дернула ручку звонка — и сразу же послышались чьи-то быстрые шаги, звякнул засов.
— Вам кого, барышня? — спросил ее сравнительно молодой, лет двадцати пяти мужчина с лицом, темным от въевшейся гари. Он с любопытством разглядывал Веру.
— Скажите, здесь живет фельдшер Куприянов? — заученно спросила Вера.
Хозяин дома в полглаза оглядел переулок и, пропуская в калитку Веру, сказал:
— Входите! Фельдшер переехал, но здесь вам скажут, где его найти.
Вера вошла во двор. Хозяин, легко шагая впереди, досадовал:
— Ну и пароль! У нас в слободке отродясь ни один фельдшер не жил и жить не станет.
В небольшой комнатке, куда они вошли, Вера увидела сидящего за столом плотного человека в зеленом френче с солдатскими погонами. Вера назвалась.
— Меня зовите Петром Степановичем, — сказал хозяин дома. — А его, — он кивнул на сидящего за столом, — Матвеем Федоровичем. — Помолчал несколько секунд и продолжал: — Вы что же сразу не пришли? Мы уже посылать хотели.
Вера поняла, что о ней сообщили. Обрадовалась: сообщить могли только через Митю, значит, с ним все и порядке. Тем временем Петр Степанович усадил ее к столу и попросил рассказать о себе.
— Значит, в гимназии вы учились? — спросил внимательно слушавший ее человек в солдатском френче.
— Да. Окончила в прошлом году.
— Очень кстати, очень кстати, — раздумчиво повторил он, глядя на Веру изучающим взглядом. — Мы хотим поручить вам, Вера, серьезное дело. О генерале Вильчевском слышали?
Вера отрицательно покачала головой.
— Начальник снабжения у Врангеля. Вам надо стать вхожей в его дом.
Вера растерянно оглянулась, как бы в надежде, что есть здесь еще кто-то, к кому обращается Матвей Федорович, и наткнулась на усмешливый взгляд хозяина дома.
— Я не сумею, наверное, — нерешительно произнесла Вера.
— Должны суметь, — резко проговорил Петр Сте-панович. — Это боевое задание. У нас некого послать туда…
— Подожди, Петр! — поднял руку Матвей Федоро-вич. — Что вас смущает, Вера?
— Ничего! — лицо Веры вспыхнуло от обиды, что ее неправильно поняли, — я готова выполнить любое задание, но…
— Но вы не выслушали до конца, — спокойно сказал Матвей Федорович. — Сейчас как раз есть возможность попытаться устроиться в дом Вильчевских, и это важно. Очень важно, Вера! Прислуживать белым противно, а что делать, если надо? Я вот служу! — он показал на свои погоны.
— Что я должна там делать?
— Это же дом Вильчевских, Вера! А нам нужна информация…
От казино на Миллионной улице до гостиницы «Кист» было недалеко, но Красовский подъехал к ней на извозчике. Рассчитаться он не успел — в экипаж вскочили двое в штатском:
— Тихо! — сказал один из них, показывая удостоверение. — Контрразведка!
— Но позвольте… — пытался протестовать Красовский.
— Не шумите — наденем наручники! — предупредили его,
Через несколько минут экипаж остановился на Соборной, возле здания врангелевской контрразведки.
Красовского провели мимо неподвижных часовых, мимо офицеров внутренней охраны с их быстрыми ощупывающими взглядами, дали прочувствовать мрачноватую таинственность полутемных коридоров и втолкнули в комнату с зарешеченными окнами.
— Вам придется побыть здесь до утра, — сказали ему. С лязгом захлопнулась обитая железом дверь.
Когда утром помятого Красовского ввели в кабинет начальника контрразведки полковника Туманова, тот задумчиво стоял возле одной из картин, украшавших стены кабинета.
Туманов терпеть не мог подделок. На стенах кабинета висело несколько полотен известных художников, и это были только подлинники. Да еще какие! Искусствовед, заглянув сюда, изумился бы: ведь совсем за другими коллекционерами значились эти полотна!.. Но, во-первых, искусствоведы отнюдь не рвались в кабинет начальника севастопольской контрразведки, а, во-вторых, если и заносила их сюда судьба, то по вопросам, с живописью никак не связанным. Кроме того, здесь нужно было бы не задавать вопросы, а отвечать на них.
Встретил вопросом полковник Туманов и Красовского. Указывая на картину, он спросил:
— Граф, как вы понимаете вот этот сюжет, предложенный художником?
Красовский шагнул от двери и посмотрел на полотно. На нем был изображен просветленный после покаяния грешник.
— Сюжет библейский и вечный, — проговорил Туманов, направляясь к столу. — Раскаяние всегда облегчает душу. Не правда ли? Садитесь, Красовский… — он помолчал и спросил: — Имя, отчество, фамилия?
— Не понял вас, господин полковник.
— Зачем, ну зачем так? — рукой с бриллиантовым перстнем, блестевшим на пальце, Туманов вновь указал на картину. — Вы же прекрасно понимаете: раскаяние не только облегчает душу, но может смягчить и участь грешника… Так кто вы? Граф Красовский, барон Гекулеску, князь Юсупов-младший?..
— Это уже слишком, полковник…
— Молчите! Я еще не сказал, что хорошо осведомлен о ваших способностях! И потому спрашиваю: передо мной-то зачем играть? Меня ваши манеры, ваше умение носить фрак и прочие атрибуты сиятельной светлости не обманут! Те, кто послал вас сюда, видимо, не слишком хорошо знают меня.
— Меня никто не посылал, поверьте! — Красовский сидел совершенно поникший.
