Джеймс поёжился. Усмехнувшись, Роберт отметил, что слова девушки не лишены смысла — учитывая какой разразится скандал, как только журналисты прознают о происходящем, его лицо не будет сходить с экранов, а потом, возможно, наоборот надолго исчезнет. Репортёры, как гиены — стоит львам устроить охоту, падальщики будут тут как тут, в надежде урвать свой кусок, да пожирнее. Таннер не любил газетчиков со времен полицейской службы: они только путались под ногами, шумели, отвлекали от следствия. Погрузившись в свои мысли, Роберт не обратил внимание на продолжающийся диалог. Понял, что он каким-то образом касается его самого лишь когда прохладные пальцы Натали легли на предплечье. Роберт оторопел от совершенно неожиданного поцелуя; для этого девушке пришлось встать на цыпочки. Почему-то перед глазами живо нарисовалась картина, как Уильямс с кулаками бросается на него. Замешкавшись, будто ему вновь довелось испытать свой самый первый поцелуй в далеком юношестве, отозвался на её действия. Нет, конечно, он не был аскетом, и периодически наведывался в какой-нибудь бар, чтобы найти приключение на одну ночь: на большее у него часто не было ни сил, ни желания, и вот сейчас, этот внезапный поцелуй… Логично было предположить, что Натали делает это не из симпатии к нему, а из мести Уильямсу.
— При чем тут… Ты с ним?!
— Какая тебе разница с кем я? Роберт, проводите нашего гостя, пожалуйста… — открыв входную дверь, и намекая Джеймсу, что пора уходить, попросила Натали, мельком глянув в глаза детективу Таннеру. Отлично, можно будет за одно и покурить, мелькнуло в его голове.
— Мистер Уильямс, меня зовут Роберт Таннер, и нам с вами есть о чем поговорить… — представился молчавший всё это время мужчина. Джеймс оторопело уставился на него.
— Хм… Бобби, значит… Кто ты, Бобби{?}[«Бобби» — Служба (полицейская сыскная служба) была основана в 1829 году министром внутренних дел Робертом Пилем. В честь Пиля (от его имени Роберт — уменьшительное Бобби) английских полицейских окрестили «бобби». Игра слов. (прим. автора) ]? — стараясь выглядеть внушительнее, чем есть на самом деле, спросил Джеймс.
Роберт, раскрыв зонт над их головами, нарочито медленно укрепил его в уключине над крохотным крылечком. Видимо, сюда планировалось приварить навес от дождя, жаль, что не успели, навес совершенно не помешал бы. Пропустив снисходительный тон Уильямса мимо ушей, он, усмехнувшись, развернулся всем корпусом к актёру. Высокий худой мужчина неловко отшатнулся, оступившись. Роберту нравилось создавать впечатление медлительного тугодума: люди расслаблялись, чувствуя превосходство, бравируя перед ним, и в итоге говоря и делая больше, чем планировали. Забавно, на сколько люди являлись заложниками стереотипов — если ты большой, то обязательно тупой, неповоротливый и медлительный.
«Бобби, блядь… А ты, сука, бесстрашный! Ненавижу, когда меня так называют… Как собачонку…»
— Я — частный детектив. Возможно, я вам не нравлюсь, но дела это не меняет. Мистер Уильямс, сейчас я вам кое-что расскажу, и предоставлю сделать выбор самостоятельно и по-хорошему.
— Я правильно понял, Таннер, что ты мне угрожаешь?! — театрально фыркнул Джеймс.
Роберт прикусил губу, чтобы не рассмеяться. М-да, дружочек, ты себе не представляешь, как нелепо выглядишь, пытаясь раздувать щеки.
— А есть смысл? Послушайте лучше, что я скажу. Вам будет действительно интересно, — ухмыльнувшись краешком рта, произнес Таннер.
Улыбка вышла кривая, даже надменная. Поводив челюстью вправо-влево, он, вынув из кармана куртки сигареты, неторопливо закурил, нарочно растягивая время и наблюдая за эмоциями актёра.
— Некоторое время назад ко мне обратилась женщина — Элизабет Хоупс. Думаю, вам знакомо это имя, потому как дама представилась вашей невестой, — тугая струйка дыма, срываясь с губ вместе со словами, рассыпалась во влажном воздухе, съеденная каплями дождя.
Еще одна затяжка — дым тяжело опустился в легкие, распирая грудную клетку изнутри. Дурацкая привычка, конечно, но иногда без нее скучно сидеть в машине, выслеживая очередного гуляку или неверную супругу. Быстро облизнув потрескавшиеся губы, Роберт щелчком отбросил до середины выкуренную сигарету через заборчик на тротуар.
— Так вот… За вами было установлено наблюдение по договору найма, — Роберт кратко, не расписывая подробностей, перечислил места, где зафиксировал его появления.
Перечислил количество фотографий, детали и время, с лёгкостью выуживая из услужливой памяти необходимые события. Буднично напомнил о запрете публикации изображения без разрешения, а так же об уголовной и административной ответственности за намеренное причинение страданий, моральных и физических, посредством размещения порочащих честь и достоинство публикаций, либо высказываний в средствах массовой информации, а так же сети Интернет. Сообщил о том, что его невеста — Хоупс — разместила фотографии, сделанные агентством в ознакомительных целях на социальных ресурсах, что повлекло за собой проникновение на частную собственность, порчу имущества и гибель животного. Единственное, о чем Таннер предпочел умолчать, так это о наказании для агентства за нарушение тайны частной жизни. Вплоть до лишения лицензии на ведение частной сыскной деятельности.
Джеймс стоял под зонтом, внимательно слушая и разглядывая Таннера во все глаза, словно перед ним внезапно возник сказочный Индрик-зверь. Вся ссутулившаяся фигура актера кричала о нервозности. Роберт брезгливо отметил, что больше не испытывает уважения к этому человеку. Да, на сцене он совершенно другой: на пресс-конференции, на которой Роберту пришлось побывать по долгу службы несколькими годами ранее, Уильямс выглядел куда более независимо и держался уверенно, в отличие от самого Таннера. А тут будто съёжился, не смотря на свой немалый рост. Один на один, без поддержки зрителей он был похож на сдувшийся воздушный шарик. Джеймс перебирал длинными пальцами очки, то протирая их мягкой нубуковой тряпочкой, и периодически возвращая их на место, то внезапно принимаясь искать что-то в карманах куртки, то переключаясь на волоски в аккуратно остриженной бородке. Это копошение здорово отвлекало Роберта. Ему хотелось схватить Уильямса за руку, и примотать к телу скотчем. Однако, стоило сказать, что Джеймс не задал ни одного вопроса, выслушав все обвинения до последнего слова.
Роберт стоял прямо, словно проглотил деревянный метр. Не смотря на осенний холодный дождь ему было жарко. Машинально поправив молнию, заткнул руки в карманы джинсов, разводя полы куртки, чтобы они не болтались. Он знал, что выглядит внушительно и устрашающе одновременно. Этим ему не раз доводилось пользоваться в том числе и на службе, когда требовалось отрезвить горячих новичков на планёрке, или убедить подозреваемого «расколоться». Когда Уильямс задал несколько вопросов, Роберт вновь достал пачку сигарет, и, вертя ее в руке раздумывал, выкурить или нет ещё одну сигарету?
— Я бы хотел с ней поговорить. Возможно, я еще могу все исправить.
— Вы извините и поймите правильно, но сейчас явно не самый подходящий момент. Я бы на вашем месте, не спешил и подумал, — Роберт мысленно искал причины, чтобы не повышать голос на струсившего в последний момент человека, бросившего свою любовницу на растерзание фанатам. Схватить за плечи, встряхнуть так, чтобы зазвенело в голове. Дать затрещину. Может, хоть так до него дойдёт, что его поведение никак не вяжется с образом английского джентльмена и совершенно точно с тем образом, что Уильямс старательно создавал своими ролями в театре и кино. — Но сперва разберитесь в отношениях с мисс Хоупс. Ее ждет долгое судебное разбирательство, к слову сказать.
— И что вы мне предлагаете?
— Не думайте, что я позволю вам до официального завершения расследования общаться с мисс Фокс, во избежание нападений на неё, — уверенно произнес Роберт, смерив Джеймса холодным взглядом. — Достаточно того, что произошло, вам не кажется? Езжайте домой… Так будет лучше для всех.
Натали прислушалась. Понятно было, что мужчины что-то говорят друг другу, слышен был низкий тембр Роберта, но отдельные слова тонули в шелесте моросящего дождя. Джеймс несколько раз поменялся в лице, беззвучно открывая и закрывая рот, словно рыба на песке. Детектив стоял к ней спиной, но она знала, что Джеймсу тот говорит все то же самое, что и ей несколько часов назад. Джеймс вскинул тонкие руки с длинными изящными пальцами к голове, вцепляясь в волосы и быстро замотал каштановой копной. Кажется, слова Роберта дошли до него, и теперь он старательно отрицал все происходящее, как дурной сон. На миг он кинул испуганный, загнанный взгляд в окно гостиной, и, встретившись глазами с Натали, любопытно наблюдающей за происходящим, приложил руки к груди в извиняющемся жесте. Она задёрнула занавеску и вернулась к уборке в разгромленном доме.
