Я смываю дорожную грязь, пот, копоть трассы и начинаю чувствовать себя мужчиной-самцом. Еще в Минске я почувствовал этот зов плоти, но тогда порхающие девушки в мини-юбках так и не приблизились к страннику, точнее, странник не решился к ним приблизиться. Здесь это сделать легче, достаточно еще раз зайти в кафе, где за стойкой стоит дрессировщица мышей. Она работает, но кому, кроме меня, нужна ее работа? Маленькая гостиница пуста, барменша тут и администратор, и кастелянша; в кафе тоже ни одного клиента, а тогда мы можем познакомиться ближе. У нее светлые волосы, забранные в пучок, румяные щечки, и очень живые глаза. Какие глаза? Я не запомнил, главное: «она ничего». По-немецки это звучит абсурдно, но в русском, как разъяснял брат, выражение имеет положительный оттенок. «Она ничего» означает: девушка симпатичная, приятная, достойная знакомства; а что еще требуется изможденному целибатом путешественнику? Я надеваю запасные брюки, не столь истертые, выстиранную футболку, причесываю волосы и, глядя в треснувшее зеркало, тоже нахожу себя «ничего».
Улыбка при моем вторичном появлении в кафе обнадеживает. Я замечаю, что барменша подкрасила губы и распустила волосы, собранные ранее в пучок. Что я буду пить? Конечно же, пиво. Немцы пьют только пиво (про опыт с водкой я помалкиваю), потому что не любят пьянеть.
– И правильно! – говорит барменша. – Наши только водку пьют, ну и – сами понимаете… Меня, кстати, зовут Катей.
– Меня – Курт. А вашу домашнюю мышь зовут…
– Нюрка! – Катя смеется. – Но она сегодня насытилась, больше сюда не покажется.
Предложение выпить пива за мой счет Катя принимает не без колебания, похоже, искусственного. Девушка должна вести себя пристойно, не бросаться жадно на первого встречного, что повышает ее акции в глазах мужчин. Есть женщины особого сорта, но они, как правило, стоят в витринах на Реепер-бан или подпирают стенку на Пляс Пигаль. Катя – не такая, а… Какая? Во-первых, не жадная, потому что приносит горячие сосиски, говоря: закуска – за мой счет. Во-вторых, информированная, потому что знает: немцы пьют пиво именно с сосисками. В-третьих, критически настроена к соотечественникам, которые под пиво обязательно вытащат леща, так что стол неделю потом воняет!
– Вытащат леща – это значит…
– Рыбу соленую. Воблу.
– Я не понял: воблу или леща?
– Да какая разница?! Вонь и от того, и от другого!
Гостиница расположена на окраине крошечного городка, такие места называют «глушь». Но даже в этой «глуши» веют европейские ветры, иногда подхватывая местных обитательниц, как маленькую девочку из известной американской сказки, и перенося их в иные миры. Одну из подруг Кати ветер унес в Голландию. Ветер имел обличье веселого бородатого специалиста по настройке оборудования для молокозавода. Голландский специалист приехал сюда в одиночку, а уехал уже вдвоем с очаровательной обитательницей «глуши». У них родился мальчик, названный Хансом, вот, кстати, его фотография. Катя то ли готовилась заранее, то ли русские провинциалки постоянно носят с собой фотографии подруг с новорожденными полукровками.
Фото пробуждает внезапную боль, а может, ностальгию по времени, когда Франц и Люба были гораздо моложе, и Норман выглядел таким же маленьким пузанчиком. У Франца была бездна его фотографий, брат сделался фото-маньяком, запечатлевая каждый шаг малыша. Где теперь эти фото? Быть может, Франц сейчас перебирает поблекшие от времени изображения? Или он оклеил ими стены и, сидя без движения в кресле, смотрит на них? Меня тоже подхватывает ветер – ветер воспоминаний – так что Кате приходится теребить за плечо.
– Курт! Вы слышите меня?
– Что?!
– Я говорю: вот ее муж, с селедкой! Они селедку съедают целиком, за один присест, представляете?! Подруга пишет: традиция у них такая, у голландцев.
На фото веселый бородач запрокинув голову, готовится проглотить приличного размера рыбу. Я разлепляю губы в подобие улыбки.
– Это вобла? Или лещ?
– Да нет же, это селедка!
– Да нет… Ваш язык – единственный в мире, где «да» и «нет» произносят вместе.
Катя взирает на меня с недоумением.
– Серьезно?! Я, если честно, над этим не задумывалась…
Она прячет фотографии, затем говорит с едва заметным вздохом:
– Смешанные браки – самые счастливые…
– Вы так думаете?
– Уверена. Наши – они ведь почти все алкаши! Уж лучше турка подцепить, как моя сестра.
– У вас тоже живут турки?
– Здесь не живут, в Смоленске живут. Они там строят что-то, ну, моя Зойка с одним и сошлась. А что делать? Она же со своим год всего прожила, а потом выгнала за пьянку. А этот мусульманин по-русски почти не говорит, зато не пьет и, кажется, любит ее.
То, что Катя не особо скрывает свои потаенные мечты, мне почему-то нравится. Вряд ли я смогу сыграть роль сказочного ветра-переносчика, но хотя бы одну незабываемую ночь подарить этой провинциалке могу. Она гораздо лучше, чем «ничего». Она замечательная, на шее у нее бьется синяя жилка, а от волос, когда она перегибается через стол, пахнет какими-то лесными травами… О, инстинкт! Ты пробуждаешь желание поцеловать Катю, она же имеет желание поговорить о несбыточной жизни в странах, где никогда не была.
Я испытываю легкую досаду. Зачем тебе, Катя, демонстрировать знание чужой жизни? Я знаю, вы не любите говорить о своей жизни, разве что старики жалуются, те же, кто моложе, мыслями и мечтами устремлены в иностранный рай. А это совсем не рай. Просто жизнь более комфортная, обустроенная, но и более трезвая, жесткая, иногда безжалостная. И смешанные браки далеко не всегда складываются счастливо. Даже гениальные дети не спасают такой союз, хотя я, конечно, не буду рассказывать об ужасе, который пережил брат. Разрушать чужие иллюзии – жестоко, а иногда и опасно.
Внутренний монолог прерывает звук подъехавшей машины. Взгляд за окно, вскрик: «Хозяйка приехала!», и вот уже Катя опять за стойкой, спешно надевает передник. Хозяйка – плотная дама с короткой шеей, можно сказать, шеи у нее вообще нет. На ней надеты обтягивающие брюки со стразами, что немыслимо вдвойне: одежда в обтяжку при такой фигуре – нонсенс, а стразы явно не соответствуют возрасту.
Хозяйка беседует вполголоса с Катей, затем приближается ко мне.
– У нас немецкий гость? Редко у нас появляются гости из Европы…
Она представляется Зинаидой Викторовной, владелицей этого отеля. Она говорит именно: «отеля», крутя на пальце ключи от машины. Полминуты раздумья, и вот уже владелица сидит за моим столиком, небрежно отдав приказание подать ей холодную колу. Ей тоже приходилось бывать в Германии, она покупала машину в Гамбурге. Вот эту машину, «BMW», указывает она в окно. Потом ее погрузили на паром и переправили в Калининград, который по-немецки называется…
– Кенигсберг, – уточняю я.
– Ага, Кенигсберг. Потом оттуда через две границы гнала машину сюда. Сама пригнала, никого не нанимала.
Зинаида Викторовна делает паузу, чтобы я оценил масштаб мероприятия по перегонке очередного «немецкого мотора» в Восточную Европу. Оценить масштаб мешает Катя, она ставит стакан со стуком, выказывая раздражение. Или ревность? Кажется, мои ставки растут: в этой «глуши», в ста километрах от Смоленска котируется даже одинокий странник с немецким паспортом. Зачем такой альянс владелице «отеля»? Ну, как же: можно было бы поставлять «BMW» целыми партиями, а не перегонять поштучно. Тогда и «отель» можно будет дотянуть до трех звезд, заменить кафель в душе, избавиться от мелких грызунов…
– Ладно, потехе час, как говорится… Я чего вообще заехала? На заправке видела трейлеры со знакомыми номерами. Эти обычно у нас останавливаются, так что готовься. Белье принеси, номера почисти, ну и все остальное.
– А почему Вальку не вызываете?! – слышна недовольная реплика. – Это она администратор, а я в кафе нанималась!
Следует извиняющая улыбка владелицы, после чего у стойки приглушенно и жестко беседуют. Катя в раздражении снимает передник, уходит, и я мысленно с ней прощаюсь. Извини, Катя, новый русский капитализм не позволяет нам соединиться, и это, увы, жизнь. Хозяйка немецкого отеля, уверяю тебя, повела бы себя так же. И хозяйка турецкого отеля, – потому что любовь проходит, и ненависть гаснет, а деньги остаются. Пять лет назад я наблюдал в Анталии, как хозяйка турецкого отеля заставляла такую же молоденькую барменшу танцевать перед нами, немецкими отдыхающими, танец живота. Танцовщица пользовалась успехом, и хозяйка вновь и вновь выталкивала ее в круг, пока девушка не упала от изнеможения в обморок…
