Я подобрал с земли камень и швырнул в него. Камень угодил в дерево ярдах в ста от того места, где стоял человек; тот взмахнул руками, как бы защищая лицо.
Когда я вернулся в машину, Нора одевалась.
— Ты мог убить его,— сказала она.
— Не велика была бы потеря.
Она стала натягивать свитер.
— И все-таки это было глупо с твоей стороны,— заметила она, когда голова ее показалась из свитера.
— Не пили меня.
Она достала пачку сигарет из кармана моего пиджака.
— Ну, конечно: любовницы не должны пилить своих повелителей,— сказала она.— Это прерогатива жен, не так ли? А любовницы — существа смиренные, они должны довольствоваться малым и быть благодарны за это, так ведь? Раз в неделю, на заднем сиденье машины повелителя, на виду у всяких сумасшедших…
— Успокойся,— сказал я.— Ведь это же первый раз так получилось.
— И последний.
Она раскурила две сигареты и протянула мне одну.
— Мы поедем куда-нибудь в другое место,— сказал я,— Я что-нибудь найду.
— Только не со мной. Со мной ты больше никуда не поедешь.
На секунду я лишился дара речи: во рту и в горле у меня пересохло, и я с трудом глотнул воздух, словно он вдруг превратился в песок.
— Я надоел тебе,— наконец вымолвил я.— Ты хочешь порвать со мной, да?
— Нет. О господи, до чего же ты глупый. Неужели я была бы сейчас здесь, если бы хотела с тобой порвать? Просто я уезжаю, вот и все.
— В Лондон?
— Я все время собиралась туда переехать. Только выжидала удобного случая.
— А ты в самом деле должна ехать?
— Неужели тебе надо это объяснять? — В голосе ее послышалось раздражение.— Я уже несколько лет мечу на одно место, и вот оно сейчас освободилось. Однажды я от него уже отказалась, потому что муж не хотел уезжать из Леддерсфорда. Больше такого случая мне не представится.
— Когда же ты едешь?
— В следующую пятницу.
— Тебе что же, только сейчас сообщили об этом? И даже не дали времени на сборы?
— Я знала об этом еще в сентябре.
— Ты могла бы сказать мне об этом,— заметил я.
Я отвернулся и стал смотреть на лес. Легкий ветерок разогнал туман: вдали, слева, я уже различал очертания Золотого холма. Внезапно порыв ветра швырнул охапку листьев в стекло машины, и я ощутил их запах — сырой и в то же время острый, слегка отдающий металлом. Когда-то мне нравился такой пейзаж — и голые деревья, и запах мертвых листьев, но отныне он едва ли будет мне нравиться.
Нора поцеловала меня.
— Ты бы только помешал мне,— сказала она.
— Как могу я тебе помешать? — возразил я.— Конечно, ты должна ехать в Лондон, если тебе хочется. Почему же ты плачешь?
— Ты так осложнил мою жизнь,— сказала она.— Вместо того чтобы радоваться, я чувствую себя совершенно несчастной. И знала, что так будет, знала с той минуты, как увидела тебя.
Я протянул ей мой носовой платок.
— Ты забудешь меня,— сказал я.— Встретишь другого и забудешь меня.
— Это зависит от тебя.
— Я хочу жениться на тебе.— Я умолк, раздумывая о том, сколько препятствий пришлось бы в этом случае преодолеть. И посмотрел на Нору: теперь она улыбалась. Улыбка была искренняя, сияющая, торжествующая, она заставила меня отбросить сомнения.— Я хочу жениться на тебе,— повторил я.— Я не могу без тебя жить. Это будет нелегко…
— Хватит.— Она открыла дверцу.— Пора двигаться. Ты даже вина не успеешь глотнуть, если захочешь выпить.
Слегка удивленный, я последовал за ней.
— Ты не возражаешь, если я поведу машину? — спросила она.
— Если это доставит тебе удовольствие.
— Когда я перееду в Лондон, я куплю себе машину. Я уже давно собираюсь это сделать. Я могла бы купить и раньше, но мне хотелось подождать и купить ее в Лондоне.
Она включила зажигание — машина конвульсивно рванулась вперед и стала.
— Переведи сначала на нейтральную скорость,— подсказал я.— Так ты не хочешь выходить за меня замуж?
— Конечно, хочу.
— Это будет нелегко. Я не смогу сразу поехать с тобой.
Она снова включила зажигание.
— Но ждать тебя мне придется недолго,— заметила она. Машина мягко покатила по аллее Арф.— Ведь ты уже почти принял решение.
— Мне сначала надо подыскать себе работу,— сказал я.
— Ну, тут особых затруднений не предвидится,— заметила она.— Ведь Тиффилд что угодно для тебя сделает.
— Сомневаюсь,— сказал я.
— Ты же говорил, что произвел на него отличное впечатление.
— Это было следствием хорошего завтрака — и все. С тех пор он ни разу не дал о себе знать.— Произнося эти слова, я сам не мог понять, что толкнуло меня на ложь — разумная осторожность или жалкая трусость. Впрочем, особой разницы между этими двумя чувствами нет, невесело решил я.— А потом существуют ведь дети,— продолжал я.— Если бы не они, я хоть завтра расстался бы со Сьюзен.
— Я знаю, мой дорогой, как ты любишь их, особенно Барбару. Но ты забываешь кое о чем.
— О чем же?
Она улыбнулась.
— Ты будешь иметь детей от меня.
— Я хочу тебя видеть,— сказал Браун.— Немедленно.
Он произнес это повелительным тоном, который был мне всегда неприятен.
— Я все выяснил насчет Бредфорда,— сказал я.— Хотите еще раз взглянуть на бумаги?
— Я хочу тебя видеть по поводу твоей докладной записки. Той самой. Творения гения.
— Сейчас зайду,— сказал я и торопливо повесил трубку, пока он меня в этом не опередил.
— У вас что-то не очень счастливый вид,— заметила Хильда.
— Слишком давно я жду.
Я резко дернул на себя ящик, где уже около трех месяцев лежала докладная записка; он выскочил из гнезда и упал на пол. Я извлек докладную из-под горы каталогов и газетных вырезок.
— Я уберу,— сказала Хильда.— Все равно в этом ящике надо навести порядок.
Я открыл папку, в которой лежала докладная записка. Хильда нахмурилась и кивком указала на дверь. Я усмехнулся.
— Ну ладно. Даже если тут что-то не так, менять уже поздно. Пожелайте мне счастья.
Она улыбнулась.
— Я ведь говорила вам, что рано или поздно он доберется до вашей докладной.
Я послал ей с порога воздушный поцелуй; она приложила два пальца к губам и, как ни странно, вдруг покраснела. Я подумал, что надо надеть на себя узду: с тех пор как Нора неделю тому назад уехала из Уорли, мы с Хильдой все чаще обменивались подобными знаками внимания. А сейчас не время заводить интрижки с секретаршей или с кем бы то ни было еще.
Когда я вошел в кабинет Брауна, там был Миддридж. Он стоял у письменного стола и, увидев меня, лишь молча кивнул. Светло-серый костюм как бы придавал ему росту, и он выглядел уже не карликом, а просто маленьким человечком. Он проработал у Брауна свыше тридцати лет и никогда и ни в чем не отклонялся от принципов хладнокровного подсчета, как и не делал ничего оригинального или озаренного даром провидения. Прибавьте к этому, что он жил в Уорли, был дилетантом-проповедником, а потому не только знал обо мне всю подноготную, но и, несомненно, порицал все, что знал.
Я тоже кивнул ему и придвинул стул к письменному столу. Браун на секунду поднял на меня глаза, оторвавшись от созерцания каких-то цифр, написанных от руки. Цифры были маленькие, аккуратненькие, выведенные зелеными чернилами,— даже глядя на них сверху вниз, я узнал почерк Миддриджа.
— Согласен,— сказал он Миддриджу.— Но вот этот наш молодой друг заставил меня немного поволноваться.
Миддридж улыбнулся. У него было широкое квадратное лицо и маленький поджатый ротик, такой крошечный, что он почти не растягивался в улыбке. Но сегодня утром Миддридж улыбнулся так широко, словно рот у него стал вдвое больше — вполовину нормального человеческого размера. Миддридж был явно доволен собой.
— Мистер Лэмптон чересчур горяч,— заметил он.— Мы, старики, сначала смотрим, а потом уже прыгаем.
У него было две манеры разговаривать: одна — спокойная, ровная манера чиновника и вторая — велеречивая и елейная манера проповедника. Сейчас он говорил, как проповедник.
— Мы с мистером Миддриджем подсчитали расходы,— сказал Браун.— Я сам за субботу и воскресенье произвел некоторые выкладки, и они несколько расходятся с твоими. Но я не бухгалтер и могу ошибиться. Я ведь больше руководствуюсь интуицией. Я простой, грубый, невежественный делец…
— Эти цифры не окончательные…
Он ударил ладонью по моей докладной записке, лежавшей у него на столе.
— Не окончательные? Тогда какой же, к черту, прок от этого документа?
Он раскрыл папку.
— «Всю работу, которую обычно выполняют клерки, а это, естественно, включает и контроль за выпуском продукции, следует производить с помощью счетно-вычислительных машин». Вот что здесь сказано. И ты рекомендуешь купить шесть этих чертовых машин… А ты знаешь, сколько они стоят? Почти две тысячи фунтов. Да еще прибавь к этому трудности, связанные с доставкой. Ты об этом подумал?
