— Это квартира господина Козлова? — спросил он.
— Да.
— Мне хотелось бы его видеть.
— Господина Козлова нет.
— Он в отъезде?
— Нет.
— Значит, он скоро вернется?
— Вероятно…
Молодой человек колебался. Он был высокий, худой, смуглый, с большим ртом и карими глазами, блестящими, как каштаны, только что выпавшие из своей расщепившейся коробочки. На вид ему было лет шестнадцать — семнадцать…
— А если я вернусь через час-полтора? — спросил он.
— Думаю, вы его увидите, — сказала Франсуаза. — Но кто вы, месье?
— Николя Верне. — Назвав свое имя, он с некоторым вызовом посмотрел Франсуазе в глаза. Поскольку с ее стороны реакции не последовало, он повторил: — Николя Козлов, если вам угодно.
Франсуаза вздрогнула. На самом деле она сразу же неосознанно поняла, что это именно он. Он не был похож на отца как две капли воды. Но именно взгляд Александра, горящий, требовательный, дерзкий, выделялся в этом юном лице. Она машинально повторила:
— Николя Козлов…
— Да, — ответил он. — А вы кто?
— Госпожа Козлова.
Его губы скривились в улыбку, которая перешла в гримасу.
— Хорошо, — сказал он, — тогда сейчас…
Какой-то внутренний порыв тотчас же подтолкнул Франсуазу; она не имела права отпускать этого мальчика. Она прошептала:
— Вы не хотели бы подождать здесь?
— С удовольствием.
Он наклонился и поднял маленький фибровый чемоданчик, помятый, ободранный, стоявший рядом с ним на полу. Франсуаза сначала не заметила его. Она посторонилась, пропуская гостя, и предложила ему стул. Он сел. Франсуаза вернулась за свою машинку и, чтобы попробовать прийти в себя, напечатала несколько строк. Руки работали плохо, мысли путались. Она делала ошибки одну за другой, но останавливаться не хотела. Всякий раз, когда она отрывалась от клавиатуры, видела Николя, сидящего напротив со скрещенными руками. Он рассматривал комнату острым взглядом, сверкающим из-под надбровных дуг. Через минуту-другую он проглотил слюну и вздохнул.
— Хотите что-нибудь выпить? — спросила Франсуаза.
— У вас есть кока-кола?
— Нет.
— Тогда дайте мне воды…
Она пошла в кухню, налила стакан воды из-под крана и принесла ему. Он выпил воду и сказал:
— Спасибо. Она была прохладная…
— Вы живете в Париже? — спросила Франсуаза.
— Нет, я приехал из Тулузы.
— Что вы делали в Тулузе?
— Ну, я там жил.
— Много времени?
— Всегда.
— Вы хотите сказать, что никогда не уезжали из этого города?
— Нет, никогда…
Франсуаза покрыла пишущую машинку чехлом, сложила в ящик бумаги. Значит, Александр солгал ей, сказав, что мать Николя вышла замуж и уехала вместе с сыном из Франции в Чили! «Зачем он это сделал? — задумалась она. — Чтобы у меня не было дальнейших вопросов? Чтобы усыпить подозрения? Мне нужно будет спросить у него, когда мы будем одни. Но я заранее знаю: он не доставит себе труда давать мне объяснения. И я буду смешна со своими подозрениями, злопамятностью. Тогда чего ради? С ним я никогда не узнаю правды».
— Это ваша первая поездка в Париж? — спросила она.
— Да.
— А ваша мать осталась в Тулузе?
— Моя мать умерла в больнице восемь дней назад, — сказал Николя.
Тревога Франсуазы усилилась и овладела ею целиком. Лицо Николя ничего не выражало. Как будто он думал о чем-то своем.
— Простите меня! — пролепетала она. — Это очень печально!
— Да, это печально, — добавил он. — Тем более что она очень страдала. Рак. У нее были боли в животе. Ее отвезли, и она умерла. — Он с минуту подумал, потом спросил хриплым голосом: — Мой отец говорил вам обо мне?
— Очень мало, — ответила Франсуаза.
— Меня это не удивляет. Он даже не захотел увидеть меня. А чем он занимается?
— Ваша мать вам этого не говорила?
— Нет. Вы знаете, он бросил ее довольно давно!
— Он преподает в Институте восточных языков.
— Преподаватель? Это забавно!
Он покачивал головой. Затем заговорил снова:
— У вас хорошо! О, а это что такое?
Он показал пальцем на большую черную голову из железного дерева.
— Негритянская скульптура, — ответила Франсуаза. — Из Кот-д’Ивуар.
— Вы ее купили?
— Мой брат привез ее оттуда.
— Он путешественник?
— Нет.
Она находила его менее тонким, менее загадочным, чем отец, однако с такой же волнующей привлекательностью во взгляде. Слегка неотесанный, но симпатичный. И такой жалкий в своем одиночестве! Этот видавший виды чемоданчик около стула…
— Сколько вам лет, Николя? — спросила она.
— Через девять месяцев будет семнадцать. А вам?
Дерзость вопроса вызвала у нее улыбку:
— Двадцать лет.
— Кроме шуток? Я думал, вы старше!
— Ну! Вот видите…
— Но тогда, мой отец… Между вами чертовская разница…
Он оживился. Живой взгляд, сморщенная мордашка — он был похож на фенека тети Маду. Странная веселость охватила вдруг Франсуазу.
Хлопнула дверь. В комнату вошел Александр. Он был весь мокрый.
— Ой! Идет дождь? — спросила она.
— И какой! — воскликнул Александр.
Он снял промокший пиджак, бросил его на стул и посмотрел на парня, который встал при его приближении. Николя сунул руки в задние карманы брюк и так и стоял с ввалившимся животом, расставленными ногами, в позе ковбоя из кинофильмов.
— Кто вы? — спросил Александр.
— Николя Верне.
У Александра сомкнулись брови. Вся его фигура казалась натянутой на стальной остов.
— А! — сказал он.
— Его мать умерла восемь дней назад, — сказала Франсуаза. — Он приехал сюда, потому что больше не знал, куда податься…
Она отчаянно бросилась вперед, чтобы не допустить столкновения между мужчинами. Но Александр, похоже, держал себя в руках. Он холодно и тщательно изучал сына с головы до ног. После долгого молчания он сказал:
— Кто посоветовал тебе приехать ко мне?
— Никто. Моя мать оставила мне ваш адрес…
— Она не оставила тебе ничего другого?
— Да, долги.
— Вижу, — пробормотал Александр, закатывая рукава рубашки.
Он взял из шкафа стакан, налил в него воды, выпил залпом. Франсуаза отметила, что у отца и сына была одинаковая, грубая и жадная манера пить, обхватив рукой весь стакан, двигая кадыком, напрягая подбородок. Александр сел на край дивана, под русский пейзаж, на котором синело небо Лазурного берега.
— Так что ты рассчитываешь делать? — спросил он, перебрасывая пустой стакан из одной руки в другую, как фокусник.
— Ну, честно говоря, — сказал Николя, — это немножко зависит от вас…
— От меня?
— Да… Поскольку у меня все как в тумане, я подумал, что вы, может быть, могли бы мне помочь первое время…
— Ты попал некстати, старик. Если у твоей матери были долги, у меня они тоже есть. И больше, чем у нее, разумеется!
— Это не обязательно деньги…
— Что же, если не они? Конечно, они!
— Вы все же не собираетесь меня бросить? — спросил Николя. Панический страх исказил его лицо.
Франсуаза подошла к мужу. Он размышлял. Стакан прыгнул из правой руки в левую.
— Мы должны что-то сделать для него, Александр, — прошептала она. — Это твой сын!
— Мой сын! Мой сын! Легко говорить! В один прекрасный день он сваливается на мою голову со своими бедами и требованиями! Что ты хочешь, чтобы я для него сделал?
— Хорошо, — сказал Николя, — я понял! Я сматываюсь!
Он взял чемодан и направился к двери, шаркая подошвами, покачивая плечами.
— Нет! — возразила Франсуаза. — Я прошу вас остаться!
Александр поставил стакан и посмотрел на нее с удивлением:
— Не хочешь же ты, чтобы он жил с нами?
— Да, хочу.
Парень остановился, в последнюю минуту окрыленный надеждой.
— Его место теперь здесь, — сказала Франсуаза.
Враждебное лицо Александра вдруг засветилось, он фыркнул, разразился невероятным смехом:
— Ну да! Ты права! Его место здесь! Между нами! И если я забыл о своих отцовских обязанностях, то, к счастью, у тебя-то развито материнское чувство!
Этот переход от неудовольствия к радости произошел столь стремительно, что Франсуаза наблюдала за ним с недоверием. Но нет, он был искренен. Александр всегда любил внезапные повороты, перепады настроения, рискованные ходы на пустом месте — все, что нарушало монотонность существования. Серьезное решение, которое она только что приняла, представляло для него всего лишь увлекательную партию. Он хлопнул Николя по плечу и заявил:
— Ты слышал? Доставай свои манатки! Тебя оставляют!
Николя поставил чемодан и прошептал:
— Спасибо.
Какое-то детское выражение смягчило его лицо. Глаза бегали, влажные и робкие.
