Кони идут рядом, сбивают копытами росу, тянут за собой, как бесконечные арканы, два влажных следа. Аминь смотрит на Сююмбике и дивится. Девушке совсем мало лет, а в больших черных глазах ее светится взрослый ум, в уголках сочных, розовых губ таится усмешка. Две толстые косы перекинуты на упругую грудь, в седле сидит твердо, играет стременами, касается коленом ноги Аминя, вроде дразнит. Аминь молчит, не знает, с чего начать разговор. Девушка приходит ему на помощь:
— Моя сестра тебе нравится?
— Гюльнэ? Я завидую тому, кто станет ее мужем. Женихов у нее много?
— Отбою нет. Ты ведь тоже...
— Нет, нет,— Аминь торопливо поднял руку, — не она отворит ворота моей любви.
— Кто же звезда твоей ночи, джигит?
— Сердце мое отдано другой.
— Там, в Москве?
— Нет. Она тут, недалеко... Совсем рядом.
— Уж не я ли?
— Ты, джаным[19].
Девушка стрельнула глазами в Аминя, спрятала улыбку.
— Обо мне рано думать, джигит.
— Тебе уже пятнадцать. Я знаю...
— Не в годах дело.. У меня тоже сватов было немало. Но я...
— Чем же не хороши женихи?
— Я хочу, чтобы мой муж дал мне то, чего у меня нет.
— Чего тебе не хватает?
— Мне предлагали табуны коней и скота. Зачем мне они? Ты видел бесчисленные отары скота у моего отца. Мне предлагали золото и красивые одежды. Разве дочь Юсуфа бедна?
— Ты хочешь полюбить? — догадывается Аминь.
— У каждой девушки сердце переполнено любовью. Я хочу власти. И Гюльнэ тоже. Все остальное у нас есть.
— Я тебе дам власть! —дерзко и решительно говорит Аминь.— Ты знаешь, что Алихан незаконно занял мое место на казанском троне. Скоро царь Иван пойдет на Казань войной, и я буду ханом.
— Вот тогда и пришлешь ко мне сватов,— мягко, как бы в шутку говорит Сююмбике и лукаво смотрит на Аминя.
Лицо джигита покрывается бледностью, взвилась над головой ногайка, со свистом опустилась на круп коня, и засвистел в ушах ветер. Если бы знал Аминь, что ждет его у мурзы, не скакал бы так поспешно от насмешливого взгляда Сююм. Может, пошутила, лукавая, может, ждала уговоров?
На дворе мурзы встретил его Али-Акрам, взял под уздцы коня, спросил:
— Ну как?
— Гюльнэ в жены возьму! — крикнул Аминь, соскакивая с седла.
— Поздно,— равнодушно говорит Акрам.— У отца сваты от казанского хана сидят. Гульнэ уже согласие дала.
— Но у Алихана три жены уже есть!
— Шариат позволяет... Достойный хан четыре жены иметь должен.
— О порождение Иблиса! Он похитил у меня трон, теперь из- под носа уводит невесту.
— Ах, был бы ты ханом... — Али-Акрам огорченно разводит руками.
Прискакал Магмет-Аминь в Каширу, злой как черт. А там гонец его дожидается. Зовет Иван Васильевич Аминя в Москву.
Весной 1487 года собрал Иван Васильевич военный совет — позвали туда князей: Данилу Холмского, Александра Оболенского, двух Семенов — Ряполовского и Ярославского. Был на том совете и Магмет-Аминь. Дело, видать, предстояло нешуточное — под рукой этих князей, почитай, около ста тысяч воинов. Великий князь, как всегда, говорил коротко:
— С Казанью надо что-то делать, князья и воеводы. Мало того, что Алихан окраины наши терзает, так появился еще и черемисский князь Алгазый со стороны Камы. То и гляди, повоюют наши рубежные уделы. Пришел к нам из Казани мурза Урак и жалуется он на Алихана. Говори, мурза!
— Мы недаром отпустили к тебе малолетнего Аминя,— сказал Урак,— покойный хан Ибрагим ему наследником казанского трона велел быть. Мы так думали: если Алихан будет плох, то мы позовем Аминя. Теперь не только вам, но и нам, коренным казанцам, от Алихана жизни нет. Недавно позвал он всех знатных к себе на пир, а потом велел перерезать, как баранов. Хорошо, мы успели из города уйти, но семьи наши в руках его остались. Настала самая пора ханом Аминя сделать, теперь он возрос, он законным властителем Казани станет, нам и вам доброхотство будет.
Спустя неделю повели князья свои рати на Казань. Впереди воеводы Василько да Ивашка со своими тысячами на судах, лошадей берегом повел Магмет-Аминь. Остальные рати пошли пешком.
Встретил их Алихан, как всегда, на реке Свияге, но бой длился недолго. Ивашкина да Василькова тысячи побились с татарами сутки без передыху, утром с правой стороны подоспели конники Магмет-Аминя. Еще день шло сражение, а ночью Алихан ушел в город и заперся там, потому как узнал, что вот-вот основные войска русские подойдут.
Князья Ряполовский и Оболенский обложили Казань со всех четырех сторон, Данила Холмский ударил на Алгазыя, смял его передние сотни и погнал в сторону Камы. Князь Ярославский стоял в запасе, на случай штурма. Алихан в одни ворота выскочит, ему Оболенский даст по зубам, в другие ворота вылазка — там ра- ти Семена Ряполовского. Да и Данила Холмский с Камы возвратился. Алгазый ушел в степи, боя не приняв.
Три месяца стояли русские рати у стен Казани накрепко. Воеводы слали гонцов к великому князю — пора-де город приступом брать, пора победный конец походу делать. А Иван Васильевич спешить не велит. Зачем людей в приступе губить, если, не торопясь, можно осадой хана заморить — сам, придет время, из города выползет.
Так оно и случилось. 9 июля открылись ворота Казани, мурзы вывели Алихана с женами, отдали его в руки князя Холмского, запросили мира.
Суд великокняжеский в Москве был скор: Алихана, его жен всех сослать в Вологду, Суртайшу и братьев — еще дальше, на Белозеро, в дикий городишко Карголом. Крамольных мурз и эмиров по усмотрению нового хана Магмет-Аминя — казнить. Вот тут уж Аминь потешил душу: сыскал всех противников отца, матери и своих — сек головы, вешал, душил.
Казань склонила голову, притихла. Пришло спокойствие на русские рубежи.
Через год в Вологде Алихан умер. Говорят, не столько от болезней, сколько от обиды и злости. Не успели опального хана похоронить— великому князю от Аминя грамота. Просит молодой казанский царь позволения взять в жены вдову Алихана—Гюльнэ. Иван Васильевич отвечает отказом. Он знает: появись Гюльнэ на троне — спокою в Казани не будет. Магмет-Аминь снова грамоту:
«Великому князю Ивану Васильевичу всея Руси, брату моему, Магмет-Аминь челом бьет. Ты бы злобу на вдову Алихана снял, в мои руки бы ее доверил, и оттого я, с ногайским ханом породнившись, тебе буду служить спокойно. А так с ногайской землей Казани миру не быть».
Великий князь снова отказал, но потом сдался — канючил Аминь целый год, гонцам покою не давал.
Десять лет Москва и Казань жили мирно. Иван Васильевич спокойно вершил свои дела.
Но недаром не лежало его сердце к браку Аминя и Гюльнэ. Злоба к Москве* притушенная страхом и ссылкой, снова разгорелась в душе своенравной Гюльнэ, и стала она точить Аминя день и ночь — на князя Ивана натравливать.
Хвори совсем доконали великого князя. Он почти не вставал, плохо ел и пил, жаловался на ломоту в ногах. Около него часто сиживал старший сын Василий, которому, как было уже известно, передается великокняжеское место. Остальные сыновья, Юрий,
Дмитрий, Семен и Андрей, на отца были в обиде и к больному почти не подходили. И то надо сказать—Василию Ивановичу отец в завещании отделил 66 городов самых знатных, таких, как Москва, Новгород, Псков, Тверь, Владимир, да волостей княжеских, вплоть до мордовских и вятских земель, а остальным сынам дал всего 29 городов самых худых. Иван жаловался старшему сыну:
— Обиду и зло на меня несут, а того не понимают, дробить государство Московское — значит погубить его. Дай я всем поровну, снова междоусобицы начнутся, и растрясут княжество, яко старый веник.
Особенно тяжко перенес велик-ий князь весть об измене Маг- мет-Аминя. Да что там перенес — именно это известие и уложило Ивана в гроб. Перед смертью он наказал Василию:
— Я вскормил, вспоил его, от матери Нурсалтан я все лиха отвел, брата его, Абдылку, грудным младенцем из рук злодейских вырвал, воспитал, в Крыму пристроил, а как он мне отплатил за все это? Мне уж за неверность наказать его не доведется — сие тебе завещаю. С весны шли рати в Казань, злодея с трона долой, посади на его место Абдылку. Нече ему всуе в Крыму сидеть.
27 октября Иван Васильевич умер на 67-м году жизни и на 44-м году княжения. Он на два года только пережил жену свою Софью.
Державу великокняжескую принял Василий Иванович Третий.
ГОСУДАРЬ ВСЕЯ РУСИ
Ольге, видно, так на роду написано — жить одной. Муж ее теперь тысяцкий воевода, постоянно в походах. То на Литву, то на Казань, то на Вятку. Брат снова уехал в Крым, в Кафу. После турецкой войны междуцарствие там кончилось, султан снова отдал трон Менгли-Гирею, договор с Москвой подтвердил и снова стал привечать в Кафе русских купцов. Дом Чуриловский подновили, живут там и Семка, и Гришка — торговлю ведут. Вырос и Васят- к.і, его гоже Ольга видит редко. Взят статный и красивый парень ко княжескому двору, должность у него немалая — великокняжеский постельничий. Присмотрел там боярскую дочку, жениться думает. Дом в Сурожике пришлось продать. Земли те отдал великий князь какому-то ордынскому царевичу (их много ныне на Москве развелось), и житья там не стало.
