— Вы так думаете?
— Уверен!
— И что нам следует предпринять?
— Станем действовать по обстановке.
Горчакову оставалось лишь согласиться и ждать, когда студенты появятся на вокзале.
А это еще нескоро!
Они не ожидали, что принимать их будет сам консул. Робея и теряясь, молодые люди вошли в большую комнату, где за столом сидел и что-то писал человек лет пятидесяти с гаком, с темными, кудрявыми, хотя и изрядно поредевшими волосами, выпученными глазами, хищным, как у грифа, носом. На стене, словно священная реликвия, висел огромный портрет Сталина. Человек сделал знак подождать и продолжал усердно работать. Потом соизволил отложить ручку и подошел к находящейся в смятении группе. Роста он оказался маленького, почти карлик, голос резкий, пронзительный, от бегающих глаз невозможно спрятаться.
— Здравствуйте, товарищи комсомольцы!
Здоровался он по-особому, в руку каждого будто впивался холодной клешней. Затем просил назвать имя. Руку Репринцевой чуть задержал в своей. И сделал неприятный вывод: девушка его не боится. В отличие от других плевать ей и на консула и на все консульство. Впечатление такое создается…
— А меня зовут Лев Семенович.
Он пригласил всех за стол, попросил секретаря принести чай, доверительно спросил:
— Понравилось вам заграницей?
Ребята переглянулись. Первой рискнула выступить Надежда:
— Внешне многое выглядит как будто привлекательным. Но если копнуть глубже… Люди здесь несчастны, поскольку ощущают себя не хозяевами страны, а рабами. Многие выглядят измученными, не улыбаются.
«Лицемерная ложь! — хотелось закричать Валентине.
— И ты, подруга, прекрасно это знаешь!»
— Так, так, — закивал Лев Семенович. — Что думают остальные?
— Они не знакомы с теорией Маркса, — произнес Давид.
— Потому и несчастны.
— Ни одного джигита не видел, — добавил Рустам. — Что за страна без джигитов!
— Почему вы молчите? — обратился консул к Валентине.
Репринцева почувствовала, что просто не сможет врать как остальные, поэтому ответила уклончиво:
— Чтобы судить о стране, надо хотя бы некоторое время пожить в ней.
— Понятно, — Лев Семенович вновь посмотрел на Репринцеву. — Ну, а что граждане Российской Империи думают о нашей стране?
— Уважают нас и товарища Сталина, — гордо произнесла Надежда.
— Многие мечтают жить в СССР, только боятся признаться, — сказал Давид.
— И мечтают, чтобы джигиты станцевали им лезгинку, — сообщил Рустам.
Валентина, пожав плечами, просто высказала свое наблюдение:
— Мне показалось, они вообще мало интересуются жизнью в СССР.
— Что говорит об их узком кругозоре, — тут же нашлась Надежда. — В Советском Союзе молодой человек или девушка интересуются всем!
В глазах Льва Семеновича читалось одобрение. Карьера Надежде Погребняк была обеспечена.
— Так, так! А вы рассказали им, какое счастье быть советским гражданином? О бесплатном образовании, медицине? О том, какие у нас заводы? Как крестьяне стремятся в колхозы?
— Да! — одновременно вступили Давид и Рустам. — Была встреча с пионерами. Они слушали, задавали вопросы.
— Очень хорошо, — опять произнес консул.
— А Валя написала статью для оскольской газеты! — гордо объявил неутомимый джигит.
Надежда тихонько ударила его ногой, но поздно, Лев Семенович весьма оживился:
— Что за газета? Что за статья?
— «Оскольские вести», — нехотя ответила Валентина. — Статья о маньяке, который терроризирует город.
— Любопытно. Надеюсь, вы отметили, что в СССР подобного нет и быть не может.
— Нет, об этом я не написала.
— Почему? — слегка нахмурился консул.
— Такой маньяк может появиться где угодно. Мы рассматривали другое: психологический портрет преступника.
— «Мы»?
— Я написала статью с одним местным журналистом.
— Он член ВКП(б)?
— Вряд ли.
Лев Семенович вдруг хищно улыбнулся:
— Сейчас у нас завтрак. Или уже обед. Затем наши представители покажут вам город и уже после отвезут на вокзал.
Он поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.
Никита Никодимович открыл футляр, в котором лежало бриллиантовое ожерелье, осторожно достал его. Сидящий напротив человек усмехнулся и сказал:
— Разрешите?
— Конечно! Оно специально для вас.
Рука в перчатке взяла ожерелье, глаза внимательно осмотрели его. Наконец человек произнес:
— Цена прежняя?
— Мы же договорились.
— Да, но в вашем бизнесе возможны любые неожиданности.
— Что вы! Превыше всего — данное слово. На том и стоим. Традиции русского купечества, как Морозов и Мамонтов (Савва Морозов и Савва Мамонтов — знаменитые русские купцы, которые, среди прочего, славились своим словом. — прим. авт.).
— Плохое сравнение. Те люди созидали. А вы, уж извините, — обычный мошенник.
— Зачем же так? — надул губы Никита Никодимович. — Коль мы начали сотрудничать…
— Коль начали сотрудничать, извольте слушать о себе правду.
Степанов вздохнул, развел руками. Его собеседник продолжал:
— Тяжело стало без госпожи Федоровской?
— Еще бы! Наш бизнес сопряжен с большим риском. Поэтому и нужен известный, уважаемый в городе человек. Такой, как вы.
— Дело прибыльное, не спорю. Но ведь и опасное.
— Полиция так ни до чего и не докопалась.
— Откуда вы знаете?
— У вас наверняка информация более серьезная. Однако… пока гуляем, — несколько нервно ответил Никита Никодимович.
— Как верно заметили: пока! И не забывайте об убийце. Он начал вершить свое правосудие именно с Федоровской.
— Вы изволили сказать «правосудие»?
— Шутка.
— Дело совсем не шуточное…
— Ладно, не буду, — вроде бы согласился сидящий напротив. И тут же опять: — Но ведь Федоровскую убили!
— По моим сведениям ее убили за политику. Она была связана…
— Она была убита, потому что убийца посчитал, такая женщина вредна для морали и нравственности нашего города, — перебил собеседник.
— Все шутите.
— Нет, не шучу.
Степанов ощутил, как по спине пробежал холодок страха. Поведение явившегося на встречу человека нравилось ему все меньше и меньше.
— Ладно, — послышалось примирительное. — Есть одно главное условие нашего сотрудничества: никто и никогда не должен узнать о моей роли в вашем «бизнесе».
— Никто и никогда! — подтвердил режиссер. — Вы появились инкогнито. Я так удивился, увидев именно вас.
Глаза собеседника лукаво блеснули:
— Вам требуются мои контакты, связи?
— Желательно бы.
— Кто именно?
— Многие чиновники и их жены в Старом Осколе захотели бы иметь такую роскошь, да по соответствующим ценам… вы меня понимаете.
— А что еще у вас есть?
— Много чего. И все, минуя таможню. Выгода полнейшая. Я сам был человек маленький, лишь иногда посредничал. А вот теперь, после смерти Зинаиды Петровны, многое пришлось брать в свои руки.
— Вы, случаем, не знаете, кто убил Федоровскую?
— Откуда?! Однако человек тот ужасно опасен и… безрассудно смел. Пробраться на второй этаж дома актрисы, когда вокруг столько слуг! И собака во дворе.
— Он проник ночью. Да и слуги — одно название. Засыпают раньше хозяев.
— Откуда вам известно?.. В таких подробностях.
— Подумаешь! — хмыкнул собеседник, — весь Старый Оскол в курсе того, что Федоровскую убили ночью. А насчет слуг… у меня ведь они тоже есть. Кому, как не мне, знать их дурной характер. Вопрос в другом: кто тот безрассудно смелый убийца?
— Да, — согласился Никита Никодимович, — вопрос остался без ответа.
— Не для меня.
— Как?! Вы в курсе?!..
— Еще бы.
— Почему не сообщите в полицию?
— Зачем доносить на себя?
Степанов нервно хихикнул. Почему-то собеседник начинал его пугать всерьез. В его постоянных, настойчивых до неприличия шутках было что-то жуткое, завораживающее.
— Вернемся к нашим делам! — чуть не в истерике воскликнул режиссер.
— Вернемся, — согласился собеседник. — Вы хотите сделать наш город центром международной контрабанды. И ждете от меня посильной помощи.
— Зачем так грубо?..
— Как уж есть. Только задача у меня другая. Как говорит наш любимый начальник полиции Корхов: «Очистить город от скверны».
— Корхов имеет отношение к убийствам? — невольно вырвалось у Степанова.
Собеседник захохотал. От этого смеха у режиссера онемели внутренности. Либо прекращать глупую игру, либо…
— Я, пожалуй, пойду, — поднялся Никита Никодимович.
