— Увы, великий,— тихо произнес Авилляр, глядя в потолок,— многочтимый хан Казани живет в дружбе с главным врагом ислама, с князем Москвы. Подданный наш, Менгли-Гирей, отдал могилы ханов Золотой Орды на поругание московитам, а сын его, Мухаммед-Гирей, пальцем о палец не ударил, чтобы вернуть земли, принадлежащие сыновьям нашей веры. Он больше веселится в Бахчисарае.
— Куда смотрит наш наместник?
— Он сын султана, не мне судить его.
— Говори, Мухаммед!
— Ты несправедлив к нам, светоч вселенной. Мы свято следуем повелениям пророка, молимся аллаху, чтим Коран, вершим суд по шариату. И не наша вина, что мы живем розно и не можем объединиться, чтобы общей силой подавить мощь гяуров. И не моей слабой рукой можно послать неисчислимые тумены правоверных на общего врага. Мы слушаем тебя, могучий и премудрый.
— Авилляр, карту! — резко приказал султан и поднялся. Авилляр развернул разноцветный свиток, ханы подошли к столику. — Смотрите сюда, дети истинной веры. Рукою пророка начертано здесь изображение вселенной. Средоточие ее — империя Османов, земля правоверных, осененная милостью аллаха. Взгляните: на великих просторах Бутаклы-поля[20], по всему берегу Волги раскинулись земли, принадлежавшие издавна мусульманам. Чьи они сейчас? Москва и Польша топчут святую землю Золотой Орды! Далее раскинуты твои земли, хан Казани Аминь. Кому поклоняются твои люди?
— Мы чтим аллаха всемогущего и всемилостивого.
— Еще дальше тебя живут башкиры. Кому они молятся?
— Аллаху всемогущему и...
— Несметными землями владеют сибирские ханы — ревнители веры Магомета. Вот здесь, в самом сердце московских земель, лежит царство хана Касима...
— Касим умер, великий падишах,— заметил Аминь,— теперь там ханом Джанали...
— Но разве он не исповедует ислам?! Пермское царство на севере, Болгарское на западе, все побережье Адриатики молится аллаху. Весь мир,— Селим I обеими руками окинул карту,— лежит под сенью Золотого полумесяца, и все же нет между нами единства. И кто тому помехой? Москва! Казанский хан бегает к русскому князю давать клятвы, хан Шахали лижет руку князю Василию, ты, Мухаммед-Гирей, смотришь поочередно то на Москву, то на Литву, башкиры сами не знают, кому служить, тюменские ханы дерутся между собой, ногайские мурзы только и ждут случая, чтобы вцепиться любому из вас в горло. Дальше так продолжаться не может! Мы, Великий Султанат Османской империи, объявляем газават—священную войну всем гяурам. Вы первые подымете его знамя и войдете в Московские владения. На моих кораблях двадцать тысяч воинов, и они помогут вам. Я отдаю их под руку моего наместника Мухаммеда— да ниспошлет вам аллах победу!
— Иншаллах!—воскликнул Мухаммед.— Когда повелишь выступать, великий?
— С будущей весны. Как только просохнет земля.
Когда ханы вышли, султан спросил Авилляра:
— Казанский хан надежен ли?
Авилляр отрицательно покачал головой.
— О наших замыслах Москве донесет?
— Сам, может, и не донесет, но если мать его узнает...
— Не отходи ни на шаг от него. Пусть скорее домой едет. И ты поезжай с ним. Черемисский край навести. Если горные люди в сторону Москвы смотрят—прижми им головы к земле. Если Аминь доровьем будет слаб — лекаря своего приставь к нему. Здесь, в Бахчисарае, я велю брата его Абдыл-Латифа лечить. Надо, чтобы и >11 п здоровы были.
Магмет-Аминь пробыл в Бахчисарае всего четыре дня. Дваж- іі.і встречался с матерью, но получилось та«, что рядом с ним всегда был Авилляр. Потом хан уехал в Казань.
Черная тень священного газавата распростерла свои крылья над русской землей. Авилляр метался по волжским берегам и всюду оставлял свои страшные следы. Для начала он уговорил хана Аминя разделить Большой горный лужай на две части. Одну часть, от Свияги до Алтыря, отдал под руку местного татарина Садыка,
а прежнего, чувашина Торея, велел убить. Вторую часть, от Алты- ря до Суры, передал верному Казани черемисину Мырзанаю. Туга Изимов спасся только тем, что успел с семьей убежать в Касимов.
И в Касимове побывал паша Авилляр. И приехал он туда не один, а с красавицей Сююмбике. Хану Джанали шел семнадцатый год, он был еще холост, и богатая Сююм приглянулась хану. Договорились, что летом Джанали (русские звали его Беналей) пошлет к мурзе Юсуфу сватов. Сююмбике Авилляр крепко обещал, что Джанали к тому времени будет ханом Казани.
Весной неожиданно заболел Магмет-Аминь и вскорости умер. Еще раньше умер Абдыл-Латиф. Сосватанная за Джанали, Сююмбике уже готовилась ехать вместе с женихом на казанский трон, но сторонники Москвы не захотели этого, и на престоле, неожиданно для Авилляра, оказался брат хана — Шахали. Назначенный на весну священный поход на гяуров пришлось отложить на целых три года. В самом стамбульском султанате началась борьба между Селимом I и великим визирем-—тут уж не до войны.
Но паша Авилляр эти три года не дремал. Он тайно сносился с башкирами, ногайцами и тюменской ордой, готовил войска в Бахчисарае, и вскоре брат крымского хана повел на Казань войско. Шахали пришлось бежать в Касимов, на казанский трон сел Саип-Гирей и признал над собой власть Турции.
Эта победа укрепила султана. Он сместил своего противника,' визиря Хюнкара, и поставил на его место Авилляра.
Над Русью нависала опасность турецкого ига.
И снова русские полки пошли на Казань...
Большую рать ведет сам великий князь Василий Иванович. Воины идут бодро, потому как поход ожидается нетяжкий. Отмахать триста верст до Мурома привычному к походам ратнику — не велик труд. А дальше по реке Оке до Нижнего Новгорода на ладьях вниз по течению не езда, а одно баловство. Затем по Волге до Казани опять же не против воды.
Другое дело воины малой рати. Им дорожка выпала трудная. От Москвы до Касимова, а оттоль через Арзамас до реки Суры топать пешком придется. Верст тысячу, ежели не более. А на Суре горная черемиса сидит, вояки такие лютые—не приведи бог. Опять надают взашей, как в позапрошлом году. Бредут по дороге ратники, вздыхают, про себя бранятся. Ивашка идет впереди сотни, ворчунов не слушает. У него думы об одном: зачем идут они в Касимов. Был бы с ним воевода — у него бы спросить, а тут послали митрополита — попробуй выпытай что-нибудь. Сидит он в возке безвылазно, от рати не отстает и вперед не забегает.
Скоро и Касимов Живет в том Касимове хан Шигалей, гам у него вогчина. Давно служит татарчук русским князьям, а с ним две- тысячи татарских воинов находятся неотлучно.
Шигалей — в Касимове полный владыка, именует себя, как и московский государь, пышно: хан Казанский, хан Касимовский, князь Каширский, шах Авиляр бен шах-Али. Натощак и не выговоришь. Потому русские зовут его по-своему—Шигалей.
Ивашка гадает, зачем к хану митрополит прется. Наверно, снова к вере православной прилучать задумал. О том все знают, хана вот уже который год уговаривают бросить магометову веру— и все тщетно. Воевать за Москву хан рад, все русское принимать хочет, а веру православную не берет. Построил в Касимове для себя мавзолей, что по-татарски зовется текие. Этим он дал понять, что до самой смерти будет под сенью аллаха, и потому разговоры о вере кончились. А сейчас, видно, снова митрополит решил за хана взяться. И верно, ради его безопасности две сотни человек делают не мал крюк, да и обречены на тяжкий поход.
Хоть и привык Ивашка к таким походам, однако обидно.
* * *
Шигалей за время сидения в Касимове брюхо наел, обленился. Воины от безделья занялись торговлей — развозят по дальним деревенькам мелкий товар: бусы, ленты, шпильки, приколки, гребенки. Десятую долю —хану.
Но такая жизнь не по нутру. И днем и ночью Шигалей думает о Казанском престоле. Клянет хана Саипа и всех Гиреев. Ждет вестей из Москвы. А их нет и нет.
И вдруг радость! Конник примчался во дворец и через минуту распростерся перед ханом.
— О великий и мудрый! Русские идут к тебе. Они уже близко!
Шигалей сразу понял — поход на Казань. Велел собирать воинов, приказал сжечь лубяные короба, в которых они развозили мелкий товар. Торговле каюк!
Ожил Касимов, зашевелились татары, забегали. Скребли коней, точили ржавые сабли, молились аллаху. Хан оделся в праздничные одежды, хотел выбежать навстречу воеводе, но, взглянув в окно, осекся. По двору шел митрополит, а с ним двое монахов.
— У, шайтан! — зло выругался Шигалей.— Видно, зря поднял я войско. Думал, в поход идти, а тут поп! Опять начнет приставать. Стоило в такую даль ехать. Эй, слуга! Приготовь быстро постель. Я болен.
Касимовские татары, увидев митрополита, бросили готовить оружие, плевались во все стороны. Мурза Латиф, тайный недруг Шигалея, посланный в его войско специально, чтобы упреждать Саип-Гирея о намерениях Москвы, уже совсем было подготовил всадника в Казань. А как узнал, что с русскими приехал поп, предупреждать казанцев раздумал и ушел спать.
