Советские «представители», похоже, переняли от своих коллег этот стиль работы. Так, Кольцов мог только догадываться, чем занимался Векслер. Виктор Васильевич официально был руководителем группы советских преподавателей, работавших в Никарагуа. Лет пятидесяти, доцент одного из Одесских технических институтов, (по его словам, декан какого–то факультета). Испанским языком владел неплохо, так как до этого работал на Кубе. Но как специалист в области «металлообработки» здесь он оказался совершенно не нужен, так как в стране не было ни одного завода. Как он попал сюда, было непонятно. Но быстро освоился, познакомился с руководством Национального совета по высшему образованию и объявил себя его «советником», передав руководство группой Колтуну. Надо отдать ему должное, он неплохо справлялся с взятыми на себя «обязанностями». От ГКЭС (экономической миссии), курировавшего здесь советских «специалистов», он получил личную машину, скромную «Volvo», поселился в отдельном коттедже в городе. Завязывал нужные ему знакомства в никарагуанской среде, и вскоре стал «своим» человеком в посольстве, хотя, похоже, друзей здесь ему завести так и не удалось. По опыту своей жизни Кольцов хорошо знал такой тип людей, которые умеют быть нужными для нужных им людей, но тут же «испаряются», как только эта «нужда» исчезает. Как высохшая после дождя лужа…
Евгений Колтун вообще ничего не делал в университете, числясь преподавателем «физики», (по специальности он — «сельхозмеханик»). В выделенном ему на факультете отдельном кабинете он принимал заходивших «поболтать» преподавателей группы и решал «текущие дела». С университетским начальством почти не общался, эту прерогативу Векслер оставил за собой. Поэтому Евгений не вмешивался, если у кого–то возникали какие–то недоразумения с никарагуанцами, ограничиваясь ролью «передаточного звена». Советские люди привыкли у себя на родине к тому, что «начальство» должно разрешать их проблемы. Здесь это было не принято. Университетские руководители не решали «вопросов», они их только ставили. А решать их каждый должен был сам, за это он и получал зарплату. А, каким образом (и когда) это будет сделано, и будет ли сделано вообще, никого не волновало. Два любимых слова любого руководителя: «problema» (проблема) и «manana» (завтра). Это, Кольцов понял, хотя и не сразу, но быстро. Помог кубинский опыт.
Чеслав в разговоре с ним прямо назвал Евгения «жуликом» за его подозрительные финансовые махинации. И, несмотря на большую разницу в возрасте, демонстрировал тому своё непочтение.
В то же время война продолжалась. Команданте Даниэль Ортега, «координатор» руководства Сандинистского фронта и глава правительства, срочно вылетел во Францию, вероятно, для переговоров о поставке оружия. Его младший брат команданте Умберто Ортега, министр обороны, подтвердил, что идут серьёзные бои. «La Prensa» опубликовала карту боёв, которые идут уже не только на юге, но и на севере, то есть на обеих границах (с Коста — Рикой и Гондурасом). В этой же буржуазно–либеральной газете размещена статья, в которой речь идёт о помощи Советского Союза радикально–экстремистским движениям в «горячих точках» мира.
…Между тем польская команда обыграла французов 3:1 и стала бронзовым призёром чемпионата мира.
В воскресенье утром заехал Франсиско — Серхио со своим семейством и забрал Кольцовых. С невероятным трудом четверо взрослых и трое детей втиснулись в маленькую машину, но доехали вполне благополучно в «Siboney». Это — парк развлечений с зоопарком и бассейном, в котором Лида купалась с детьми. Потом пообедали у никарагуанцев дома. Франсиско — Серхио познакомил со своим отцом–фермером, приехавшим из департамента Чинандеги. Типичный никарагуанский крестьянин с натруженными руками и чёрным от солнца лицом. Однако — грамотный, и вёл разговор с впервые увиденным «русским» умно и с чувством собственного достоинства. После этого Франсиско — Серхио под проливным дождём отвёз Кольцовых в «Планетарий».
Вечером позвонил Чеслав и пригласил Кольцова в гости к кубинцам. Они жили рядом, на соседнем за оградой участке. Кубинцы встретили Сергея сначала настороженно, но воспоминания о Кубе, быстро сломали барьер недоверия. В доме жило около десятка молодых мужчин, в основном в возрасте Чеслава. Они называли себя, смеясь, «транспортниками», хотя вряд ли они были простыми шофёрами. Одеты были «по–граждански». Но в комнатах, — то там, то здесь, — Сергею на глаза попадалось их «личное» оружие. Когда уже подвыпили, кубинцы показали, вытащив из–под кровати, ручной пулемёт, и объяснили, что Фидель разрешил им защищаться в случае «необходимости».
— Так что, если к нам кто–нибудь «чужой» сунется, — сказал Чеслав, — ребята нас отобьют.
Все смеялись и пили кубинский ром, закусывая поросёнком, запечённым тут же на костре в специально вырытой яме перед домом. Играли в кости, и Сергей показал, что он не забыл кубинские навыки, и несколько раз выиграл.
Кольцов смотрел на этих ребят, которые во время его пребывания на Кубе ещё учились в фиделевских закрытых школах–интернатах, и с удивлением отмечал, что выросло совершенно новое поколение, отличавшееся от поколения своих родителей, революционеров–романтиков, жёстким фанатизмом. Эти ребята, по «приказу Фиделя», будут сражаться на смерть, не рассуждая, в любой «горячей точке» мира. Наверное, такими фанатиками, подумал Сергей, были советские парни, которых Сталин «добровольно» отправил участвовать в гражданской войне в Испании.
Потом Сергей уединился в одной из комнат с их «хефе» (начальником) Мануэлем, который был значительно старше других, и за гаванскими сигарами и крепким кофе они долго говорили о делах военных и «интернациональных».
Из этого разговора Сергей узнал, что военное положение в стране усложняется с каждым днём, так как правительство не в состоянии разорвать армию на два фронта. К тому же «фронта», как такового, не было. Партизанская война с обеих сторон шла в джунглях небольшими подвижными отрядами, которые находились на «автономном» обеспечении. Обе стороны несли большие потери. Но особенно тяжёлым было положение местных крестьян, которых армия не могла защитить, так как неизвестно, когда и на какую деревню нападут «контрас». После нападения, уничтожив сопротивлявшихся мальчишек — «милисианос», отряды «контрас» уводили с собой мужчин, иногда вместе с семьями, которые становились «заложниками». Безграмотные и оторванные веками от цивилизации индейцы–мискитос на Атлантическом побережье, которые никогда не признавали «центральной власти» (у них был даже свой собственный язык — английский «суржик»), поддерживали вторгшихся «контрас», потому что к этому их призывали местные католические священники–иезуиты. «Контрас» — это бывшие военнослужащие гвардии и полиции диктатора Сомосы, которым Сандинистское правительство, после победы революции, благородно позволило покинуть страну. Два года они не заявляли о себе, обосновавшись, главным образом, в соседнем Гондурасе. За это время, при помощи США, были сформированы несколько мощных военных группировок, размещённых в лагерях для «беженцев» на границе. Об этом было известно, но Сандинистское правительство ничего до сих пор не могло предпринять, кроме дипломатических протестов. Сейчас оно фактически не контролировало северную границу страны и Атлантическое побережье. В то же время, из политических соображений, оно воздерживалось от «интернациональной» военной помощи. Поэтому кубинские «специалисты» пока сидели «без дела», но были готовы к самому серьёзному развитию ситуации…
Советская экономическая миссия переехала в новое роскошное здание, окружённое высокой каменной стеной. Для установления системы охраны прибыли специалисты из Москвы. Комендантская служба миссии состояла из московских младших офицеров милиции, которые работали также водителями служебно–личных машин. Публика — особая, необщительная и грубая. Кольцов случайно оказался свидетелем, как один из охранников ногами забил на смерть большую крысу, оказавшуюся в безвыходном тупике. Вроде бы крыса не вызывала сочувствия, но смотря на то, какое садистское удовольствие было на улыбавшемся лице этого немолодого милиционера, Сергей с омерзением вспомнил, как однажды в юности он оказался на месте крысы…
На днях Кольцов испытал сильное потрясение.
Обычно он, как и другие его соотечественники, не обедал в университетской столовой для преподавателей и студентов (где питание было бесплатно), перебиваясь кофе с захваченными из дома «бутербродами». Когда работал в CNES, то обедал в приличном служебном кафе. И вот однажды, по приглашению своих никарагуанских коллег, Сергей, проигнорировав предупреждение Чеслава, зашёл в столовую. Его не удивило весьма скромное меню. Еда накладывалась прямо в ячейки пластмассовых подносов: банановый суп, овощи, варёные макароны и бобы. На десерт — вода прямо из водопроводных краников. Рассаживались за большие деревянные столы на грубо сколоченные скамьи. Всё это было бы ничего, так как на Кубе Сергей привык и не к такому «сервису».