Бервард бросил копье на землю, и оно, бренча и позвякивая, подкатилось к самым ногам воинов. Полузадушенный стражник, захлебываясь хрипами, понял, что убивать его не собираются, и скорее пополз по сырой брусчатке в сторону товарищей, которые не смогли постоять за него в сложную минуту. Пострадавшего подхватили под руки и понесли к храмовым дверям, скорее поднимаясь по ступеням. Однако уже находясь на вершине лестницы, раненый воин все же обернулся и глухо просипел, мстительно потрясая пальцем:
- Тебе это так с рук не сойдет, сукин сын! Уж теперь-то мы от вас точно избавимся подчистую, как от заразы!
Бервард злобно рыкнул, и стражники поспешили исчезнуть в небольшой галерее, тянувшейся вдоль храмовой стены, чтобы вновь не спровоцировать драку. На площади несколько мгновений было тихо, а после погорельцы потянулись в сторону кузнеца. Кто-то похлопывал его по могучей спине и хвалил за напористость, другие лишь качали головами и хмурились.
Ашарх и Лантея, ставшие невольными свидетелями разыгравшейся на их глазах сцены, переглянулись, взволнованные всем происходящим. Они стояли в переулке у "Приюта Мартины", спрятавшись от ливня под парусиновым навесом, и наблюдали за площадью.
- Нужно отнести Витима туда, - сказала хетай-ра и кивнула в сторону небольшой толпы, собравшейся вокруг кузнеца. - Я сама. Будь здесь.
Девушка обогнула арбу и бережно стянула промокшее одеяло с больного. Достав из кокона тряпок исхудавшего мальчика, безостановочно трясшегося в ознобе, Лантея подхватила его на руки, даже не почувствовав вес парня. Его бледное лицо было искривлено маской страдания, а из-под приоткрытых век виднелись лишь покрасневшие белки глаз. Прижимая к себе хрупкую ношу, хетай-ра ступила на площадь и медленно двинулась сквозь лагерь к толпе погорельцев, собравшихся вокруг рыжего кузнеца, грозно возвышавшегося над людьми, как маяк над морскими валами. И с каждым шагом Лантеи все больше людей поднималось со своих мест, они вылезали из палаток и завороженно смотрели на бледное тело ребенка в богатом кафтане.
- Витим! Сынок Имая!
Откуда-то раздавались неясные шепоты, вздохи, а потом и всхлипы - мальчика узнали, его окликали по имени, но больной почти не реагировал, жалобно постанывая.
- Живой вроде!
Бервард издалека заметил фигуру девушки в плаще, несшую изувеченное дитя. Он двинулся навстречу, расталкивая людей, и в итоге ловко перехватил у Лантеи ослабленного юношу.
- Ножки его изуродованы как!
- Бледный совсем! Знахарей покличьте!
Толпа вокруг взволновалась, как живое море. Со всех сторон спешили люди, чтобы посмотреть на выжившего мальчика, коснуться его лба, попричитать. Где-то пробивались к больному старухи-знахарки, кто-то нес котлы с чистой водой, а другие искали одеяла и чистые тряпки. Все погорельцы хотели помочь чудом оставшемуся в живых Витиму. Лантея суетилась вместе с остальными, иногда ловя на себе вопросительные взгляды - седовласая вооруженная девушка нравилась далеко не всем, хоть никто ее напрямую ни о чем не спрашивал. Крестьянам пока было, что обсудить и о чем потревожиться.
- Эх, как парнише сказать, что вся семья-то его сгорела?
- Сиротка он теперь. Жаль мальчугана.
- Вот что поганец-жрец натворил! Дитя невинное на всю жизнь калекой сделал!
Многие горожане, заинтересованные происходящим, высовывались из окон ближайших домов или останавливались под натянутыми навесами торговых лавок, чтобы посмотреть, как дальше будут развиваться события. С каждой минутой людей становилось все больше, и даже Ашарх почувствовал себя неуютно, словно он оказался невольным зрителем какого-то уличного выступления. Немного отойдя вглубь переулка, где из-за перегородившей его арбы было совершенно пусто, профессор присел на порожек задней двери "Приюта Мартины", решив подождать и отдохнуть здесь, в надежде, что Лантея все же вскоре вернется к нему, а не останется на площади, помогать погорельцам восстанавливать справедливость.
Вытянув ноги и тяжело вздохнув, Аш устало потер лицо, сдергивая свою повязку со лба, в которой уже совершенно не было необходимости - в городе было достаточно своих проблем и распрей, чтобы стражники обращали внимание еще на что-то, кроме погорельцев, угрожавших снести двери храма. Еще и этот непрекращавшийся ливень очень действовал на нервы.
- Что, дурной выдался день? - раздался откуда-то тихий хриплый голос.
Профессор удивленно закрутил головой, оглядывая ряды пустых бочек, стоявших в переулке вдоль стены. В куче помоев, сваленной у разбитого почерневшего от гнили ящика, явно кто-то копошился, но, судя по писку, это была обыкновенная крыса. Короткий смешок, прозвучавший совсем рядом, заставил Ашарха вглядеться в темноту проема напротив. По другую сторону узкого переулка находилась старая заколоченная дверь в неглубоких сенях, превращенных в склад рассохшихся бадеек и заржавевших прутьев. В темноте небольшого помещения, зажавшись между мусором и стеной, без движения сидел сгорбленный обросший бедняк, тихо покусывавший собственные грязные ногти и не сводивший с профессора пугающе ясный взгляд зеленых глаз. Его трудно было заметить, до того хорошо он сливался с мраком.
- Ты кто? - не придумав ничего лучше, спросил Аш.
Человек явно был бездомным: одежда на нем изорвалась и отвратительно воняла даже на расстоянии, волосы сбились в неопрятные клоки, а в неухоженной бороде виднелись крошки и куски еды. Всего несколько метров переулка разделяли профессора и нищего, и Ашарх невольно удивился, как он ни разу не обратил внимания на этого горбуна, пока сидел на порожке.
- Просто одна из блох Зинагара, - с хрипотцой ответил бедняк и сам же рассмеялся над собственным определением, зайдясь в лающем кашле.
- И что тебе нужно? - опасливо поинтересовался Аш.
- Хочу знать, сколько монет имеет при себе профессор из Италана.
Сам того не ожидая, преподаватель вздрогнул, и эта реакция еще больше позабавила бездомного, который даже подался немного вперед, вылезая из своего угла. Лицо его, испачканное и оттого темное, перечеркнула желтозубая улыбка, в которой не хватало клыка.
