В а с и л и а д. Теперь врач, чтобы не умереть с голоду, должен потворствовать капризам пациента. Пациент прослышал про какое-то лечение, про уколы и прочие штуки, и если ему их не пропишешь, он скажет, что ты ничего не понимаешь. Реклама разных лекарственных средств нас убивает.
С т э н и к э. Если бы наш род не был таким огромным, то, клянусь честью, я был бы теперь миллионером, а Олимпия жила бы только в Ницце. У меня богатых дядюшек и тетушек столько, сколько волос на голове. Но у всех есть дети и внуки, так что жди, пока это очередь до тебя дойдет. Я и без них обойдусь. Быть счастливым в жизни, как говорит Аурика, — это все. Один бьется с малых лет, учится, зарабатывает чахотку, а другому прямо на голову сваливается готовенькое наследство.
А г л а е. В нашем роду все были бережливыми и держались друг за друга. Только Костаке не знаю, в кого уродился, всегда был замкнутым и скрытничал с родственниками, чтобы никто не знал, как идут у него дела.
А у р и к а. Красота — это еще не все. Бывают безобразные женщины, которые нравятся мужчинам. У них есть шик, но для этого нужно много денег.
Т и т и. Я больше не играю, скучно. Пойду лучше покачаюсь.
А г л а е. Олимпия, и ты, Аурика, смотрите в оба, чтобы кто-нибудь не взял какой-нибудь бумажки или вещи, чтоб и булавочной головки не пропало. Я здесь за все несу ответственность, как единственная близкая родственница.
В а с и л и а д. Все меры, которые принимают при апоплексии, при закупорке сосудов, я считаю бесполезными. Раньше или позже больной все равно умрет. Одно только беспокойство семье. Конечно, бывают исключения, когда, например, больной должен подписать завещание.
О л и м п и я. Мне кажется, мама, нужно его спросить, написал ли он завещание и куда положил, чтобы мы потом не искали как сумасшедшие.
Все это карканье Феликс слушал без особого внимания, глядя на Отилию и на больного. Но последние слова Олимпии возмутили его своей жестокостью, особенно потому, что по лицу дяди Костаке видно было, что он все понимает. До него донесся и ответ Аглае:
— Помолчи, а то он услышит. Это мы потом посмотрим.
Уже смеркалось, когда раздался цокот подков и шум колес.
— Кажется, кто-то приехал, — заметил Стэникэ.— Раз в коляске, значит, Паскалопол.
Отилия вздрогнула, а Феликс, чтобы устранить всякие подозрения, соврал, как и было договорено:
— Наверно, это он. Я слышал, что он собирался заехать сегодня. Ведь он не знает, что дядя Костаке заболел.
Паскалопол, преднамеренно оставив в коляске доктора Стратулата, появился в дверях и, увидев Аглае и всех остальных, поклонился и сказал:
— Добрый вечер. Целую ручки, доамна Аглае. Костаке здесь? Мы договорились поехать вместе в город.
Аглае открыла было рот, намереваясь что-то сказать, как вдруг старик плаксиво закричал: «Зде-е-сь!» — и сделал попытку встать с постели. Но едва нога коснулась пола, он почувствовал такую слабость, что с болезненной гримасой снова откинулся на подушку.
— Что такое? Что случилось? — притворился удивленным Паскалопол, хотя видно было, что ему противно ломать комедию.
— Плохо, — сообщил Стэникэ, — старость подошла. Что вы хотите? Кровоизлияние...
Паскалопол поцеловал руку Отилии, доверчиво смотревшей на него, и, успокаивая ее взглядом, проговорил:
— А я как раз катался с доктором Стратулатом. Костаке его знает. Мы сговорились встретиться, чтобы побеседовать кое о чем. Какое совпадение! Разрешите пригласить его?
— Его осматривал доктор Василиад! — тихо и неприязненно отозвалась Олимпия.
— Более широкая консультация ни в коем случае не помешает. Стратулат — профессор университета. Надеюсь, что вас это не будет шокировать, — помещик с подчеркнутой вежливостью поклонился доктору.
Паскалопол пошел за Стратулатом, а Аглае подала знак, чтобы убрали карты. Строгая, массивная фигура доктора подействовала на картежников устрашающе. Они как стояли, так и замерли и уже не отпускали никаких колких замечаний. Доктор взглянул на лежавшего на диване Костаке, потом окинул взглядом комнату и сказал:
— Для больного атмосфера тут невозможная. Он всегда здесь спит?
— Нет, у него есть спальня. Но он захотел, чтобы его положили в столовой.
— Так-так. Пусть больного перенесут в его комнату. Там я его и осмотрю.
Старик, услыхав слова доктора, снова сделал попытку подняться. При этом послышалось какое-то бряцанье. Феликс и Стэникэ подняли его на руки, как малого ребенка, и тогда все увидели, что старик, одетый в ситцевые подштанники с одеялом на плечах, наподобие королевской мантии, зажимает под мышкой жестянку с деньгами, а в руке, словно колокольчик, держит связку ключей. Стратулат невольно фыркнул из-под усов. Через несколько минут доктор и Паскалопол направились в комнату больного. За ними двинулись и все остальные, но Стратулат сурово заявил, что при таком серьезном осмотре необходима полнейшая тишина. Даже Стэникэ, который уже проник в комнату и притворился, что не расслышал замечания доктора, был оттуда изгнан, а Паскалопол, чтобы не давать никакого повода к подозрениям, сам остался в коридоре. Но через некоторое время Стратулат позвал его, чтобы получить какие-то якобы нужные ему сведения.
Он обрисовал ему положение. У старика было легкое кровоизлияние в мозг и небольшой паралич руки и ноги, что указывало на разрыв маленького кровеносного сосуда, но все это должно пройти, если больному будет обеспечен покой. Конечно, не исключена возможность второго удара, но, поскольку Костаке еще крепок, несмотря на свой тщедушный вид, удар этот можно предотвратить. Доктор знал, что старик вообще заикается, и не придал никакого значения его спотыкающейся речи, он только никак не мог понять, что так упорно хочет сказать Костаке.
— Послушай сам, чего ему надо! — позвал он Паскалопола.
— Что такое, Костаке? Скажи мне, только не волнуйся ты так, — сочувственно обратился к старику Паскалопол.
Костаке, у которого от гнева смешно дрожало все лицо, плаксиво заговорил:
— Во-воры... по-подстерегают меня, что-чтобы меня о-обокрасть... захватить на-наследство. По-пока я не умер... вы-выгони их в-всех, всех, чтоб никого я не видел, кроме мо-моей де-девочки и Феликса, я хочу дать мо-моей де-де-вочке все, что ей надлежит, я до-должен поручить тебе... Ты мой ве-верный друг... Я не хочу знать ни сестры, ни племянников, вон все из моего дома!
— Костаке, бога ради, не надо так волноваться. Доверься мне. Мы сделаем все как нужно, а теперь лежи спокойно, и все будет хорошо. Завтра поговорим.
Стратулат считал, что дома за Костаке не может быть хорошего ухода, и советовал поместить его в санаторий. Старик испуганно посмотрел на Паскалопола и запротестовал: у него нет денег на санаторий, и он не может оставить дом. Мягкая ирония помещика заставила Костаке замолчать, и, может быть, подумав немного, он бы и согласился. Но, выйдя из комнаты, доктор натолкнулся на яростное сопротивление Аглае, которая требовала, чтобы ее брат находился здесь, под ее наблюдением, а не среди чужих. Стэникэ же, наоборот, проклинал про себя упрямство тещи, потому что он быстро составил план, как во время отсутствия старика тщательно обшарить все комнаты. В конце концов Стратулат пожал плечами, порекомендовал соблюдать тишину в комнате больного, прописал несколько успокаивающих средств и направился к коляске. Паскалопол попрощался со стариком и Отилией, которой с глубоким сочувствием пожал руку, правда, из осторожности не сказав ей ни слова. Он уже хотел уходить, когда его вдруг позвал Костаке. Паскалопол приблизился к его постели, и старик, убедившись, что другие не слышат, прошептал на ухо помещику:
— При-приходи завтра, вы-выгони всех, я хо-хочу передать тебе приданое де-девочки!
— Что ты скажешь? — спросил Паскалопол Стратулата, когда они уже сидели в коляске.
— Обыкновенный удар, без серьезных последствий. У меня такое впечатление, что он переутомился, долго пробыл на солнце. Пока, я думаю, он вне опасности, но если хочет чем-нибудь распорядиться, пусть не откладывает. При втором ударе он может скоропостижно умереть.
Аглае и вся ее шайка пренебрежительно отнеслись к совету Стратулата поместить Костаке в санаторий. Доктор Василиад, чувствовавший себя оскорбленным тем недоверием, какое Паскалопол выразил к его знаниям, старался укрепить их в этом решении. Он заявил, что больного старика, привыкшего к определенной обстановке, не нужно удалять из дома, где ему даже стены помогают цепляться за жизнь. Больница деморализует и убивает. Поэтому многие предпочитают умирать в своей собственной постели. Стэникэ немедленно поддержал эту теорию, хотя нежелание Аглае поместить Костаке в санаторий только что вызывало у него раздражение.
