Элисон Пейс - Секс в большом искусстве, или Как охмурить гения

Отвращение к маргариткам у меня не врожденное.

До знакомства с Джеком я не считала их мрачными предвестниками смерти.

Познакомились мы в итальянском ресторане на Второй авеню: за длинным столом Джек оказался напротив меня. Ресторана там уже нет: в некоторых кварталах Нью-Йорка ничто не способно прочно укорениться: через пару-тройку месяцев «Помодоро» превращается в турецкую закусочную, потом в тайскую забегаловку, и так до бесконечности. Не могу припомнить название ресторана, не помню, что я ела, но остальное не забуду до самой смерти.

— Меня зовут Джек.

Красивый мужчина. Еще до того как он заговорил, я подумала: наверное, за ним бегают все женщины. Под ложечкой защекотало.

— Привет, — сказала я, внезапно почувствовав, что бремя моих двадцати семи лет волшебным образом свалилось с плеч и мне вдруг снова стало одиннадцать.

— Здравствуйте. Как прикажете вас величать?

— Ой, это… — Господи, ну и ну! — Джейн.

— Рад познакомиться, Джейн.

— Спасибо…

Это был самый красивый мужчина, какого я видела в жизни. Когда-то мы с подругой Кейт придумали своего рода «защиту от дурака» для выяснения, стоит ли утруждать себя вторым свиданием с парнем. «Сможешь смотреть на него, когда он останется без рубашки?» — спрашивали мы друг друга. В случае положительного ответа следовало продолжить встречаться. Сейчас мне захотелось стащить с Джека рубашку и спрятать понадежнее, чтобы он ее никогда не нашел.

— Джейн, — начал Джек, — я собирался покурить у бара. Не желаете присоединиться?

Он произнес это медленно, даже растягивая слова, и отчетливое долгое «ж» чувственно завибрировало в словах «Джейн» и «желаете». Может, он из Техаса? Сразу вспомнились Лайл Ловетт[2] и песни, написанные им для Джулии Робертс. Правда, Ловетт написал их после расставания с актрисой… Подумав об этом, я поспешила выбросить из головы «неотразимого, стройного техасца» и переключиться на настоящего, живого, высокого вроде бы техасца, сидевшего напротив. Я смотрела, как он поднимается из-за стола, — ах, этот стиль милитари… Ни за что не согласилась бы расстаться с неповторимым ощущением, властно обволакивавшим меня в присутствии Джека.

Составить ему компанию?

Последнюю сигарету я выкурила два года назад…

Покурю, решила я, пара затяжек не нарушит строгости двухлетнего бестабачного поста. В любом случае нельзя сказать, не покривив душой, что я два года не курю: на свадьбе Кейт выкурила две… ну ладно, четыре сигареты. А что, скажете, нельзя? Лучшая подруга выходит замуж и переезжает Бог знает куда — в Майами! Разве несколько сигарет в полную потрясений ночь можно считать демонстрацией безнадежной табакозависимости? Я ведь не начала курить после этого! Нет, я могу иногда позволить себе сигаретку, не опустившись до состояния курильщицы, торчащей на углу улицы, жадно затягиваясь отравой, словно наркоманка или бездомная… Встав, я последовала за вроде бы техасцем, без сомнений, предназначенным мне судьбой.

Джек галантно взял мой бокал и понес к бару.

Джентльмен.

Вот почему я до сих пор не замужем. На порог Идеального Мужчины я прибыла налегке, не обремененная багажом многочисленных препятствий и запутанных личных отношений, которые предстояло разорвать. Забираясь на стул у стойки бара рядом с Джеком, я уже знала: это любовь с первого взгляда, в которую я всегда тайно верила. Я спросила фамилию Джека.

— Дэвис, — ответил он.

О-о-о!

Джейн Дэвис. Мистер и миссис Дэвис.

Он вынул из кармана пачку «Мальборо лайтс». Мои любимые «Мальборо лайтс», милые, давно забытые друзья! Конечно, Джек курит именно «Мальборо лайтс». Терпеть не могу грубую привлекательность «Мальборо ред», смахивающую на бесцеремонность грязного дальнобойщика. Презираю «Кэмел лайтс», отдающие дурацкой ностальгией вроде «в колледже я слушал «Мертвецов»[3]». К счастью, у Джека приятные белые «Мальборо лайтс».

Настоящая любовь.

Джек улыбнулся мне, и мир замер. Потом я тысячи раз видела эту улыбку, и она неизменно действовала на меня так же сильно, как впервые: все остальное вдруг становилось не важным. Неотразимая волшебная улыбка сметала любые препятствия. Стоило Джеку улыбнуться, и я блаженно размякала — кстати, такую реакцию можно было наблюдать почти у всех. Настоящий дар небес: Джек мог смотреть на кого угодно, и собеседнику начинало казаться, будто для парня нет ничего важнее, чем услышать его мнение. Меня охватило искушение предложить ему себя и в придачу все на свете.

— Где вы работаете, Джейн?

— В галерее Дика Риза, — ответила я.

Люди, достаточно компетентные, чтобы не делать искусство своей профессией, не сразу понимают, что я имею в виду, отвечая на вопрос о своей работе. Любой знает о «Голдман Сакс» и «Конде наст», но стоит сказать, что ты работаешь в артгалерее, и оказывается — никто, кроме завзятых искусствоманов, о ней не слышал.

Джек выдохнул дым и пристально посмотрел мне в глаза:

— Кажется, там выставляют современное искусство?

Бож-же мой-й-й…

Осенняя артвыставка

Нью-Йорк, Нью-Йорк

Через два года после памятного вечера я безуспешно искала любимые брюки: в химчистку не отдавала, дома их тоже не оказалось. Читатель понимает, как трудно найти безукоризненно сидящие черные брюки; добавлю, что слаксы «Теория» оказались лучшими, какие у меня когда-нибудь были, и я носила их не снимая. Значит, остались в квартире у Джека. Последний отбыл в командировку и не давал о себе знать с тех пор, как уехал. Не хотелось звонить в Сан-Франциско и беспокоить Джека из-за такой мелочи, как слаксы.

К счастью, звонить Джеку не было необходимости — слаксы можно получить назад через Джереми.

Джереми, еще в колледже деливший с Джеком комнату, временно квартировал у приятеля, подыскивая себе жилье, и, по-моему, намеревался затянуть поиски до бесконечности. Он был очень милым парнем — всякий раз при встрече говорил, что я прелестно выгляжу, причем звучало это очень искренне. Я давно собиралась пригласить Джереми на ужин. Заберу брюки и заодно подброшу ему идею вместе поужинать.