Он выглядел очень самоуверенно. По-видимому, сейчас она услышит что-то очень важное.
— Дело в том, Кассандра, — спокойно заговорил он, засунув руки в карманы брюк и медленно покачиваясь на пятках, — тридцати пяти процентов в «Хантер и Кайл», которыми я располагаю, недостаточно, чтобы нормально управлять компанией. — Он с вызовом посмотрел на нее.
Она не поняла и удивленно взглянула на него. Значит, ему нужны ее десять процентов, доставшиеся от отца. Это усилит его влияние в «Хантер и Кайл»! Но если это и в самом деле так, что могла получить она от… Боже, нет! Она едва сдержала стон, поняв, какую сделку он ей предлагает. Да, похоже, дело именно в этом.
— Да, Кассандра. — На сей раз Джонас улыбался дружелюбно. Он больше не собирался ее мучить. В руках у этого человека были все козыри. — Все дело в бухгалтерской проверке, которую я провел в компании. Ведь мы оба знаем, что за счета я обнаружил.
Кассандра судорожно попробовала прикинуть, сколь многое ему известно. Судя по победоносному блеску глаз, ему известно все.
Ее так потрясла кончина отца и внезапная смерть Чарльза, ее собственные дела в ателье шли настолько плохо, что она совершенно не думала о «Хантер и Кайл». Только когда Джонас стал главой компании, она в полной мере осознала, какие неприятности в скором будущем обрушатся на ее семью.
Но проходили дни, недели, а он не говорил никому ни слова о делах. Ей стало казаться, что дела в компании не так уж плохи. Просто Чарльз, рассказывая о них, слишком сгущал краски. Иначе Джонас, безусловно, постарался бы выяснить, как велись дела в «Хантер и Кайл» в последний год жизни обоих компаньонов. Так она считала до начала предыдущей недели, пока Джонас не упомянул о финансовой проверке. Это касалось всей семьи, и Джонас, конечно же, понимал, что любой скандал, связанный с компанией, коснется их всех.
Теперь ему известно, какая часть средств «Хантер и Кайл» вложена в другую компанию и что один из компаньонов пользовался этими деньгами исключительно для своих нужд. В его лице не было ничего похожего на симпатию к ней, и она поняла, что, предлагая эту сделку, он просто хочет вернуть принадлежащие ему деньги, все до последнего пенса. Губы ее пересохли.
— Каким образом это выяснилось? — Она не узнала собственного голоса, так сильно он дрожал. Слезы готовы были брызнуть из глаз.
— Надо сказать, все было проделано очень умно. Прекрасная работа. Путаница на путанице. Никак не мог понять, что к чему. Но недаром же я занимаюсь бизнесом на самом трудном рынке мира — в Нью-Йорке, где деньги значат все и где нет джентльменов.
«Поэтому нельзя обвинять его в том, что он стал таким», — подумала Кассандра.
— Но сейчас я полностью во всем разобрался, — жестко продолжил он. — и могу сказать, что твой отец присвоил деньги из фондов компании и использовал их для собственных нужд.
Кассандра посмотрела на него, и краска снова сбежала с ее лица.
— Да, наверное, не очень приятно выслушивать подобные вещи, — произнес он без тени сочувствия в голосе, — но теперь ты понимаешь, при таких обстоятельствах будет только справедливо, если десять процентов фондов, ранее принадлежавших твоему отцу, вернутся к Хантеру…
— Я тоже Хантер! — резко перебила она. Кассандра никак не могла собраться с мыслями. Джонас холодно на нее посмотрел.
— Если ты выйдешь за меня, это действительно будет так. Но если твоим мужем станет какой-нибудь молокосос, вроде того, что я тут видел, все известное мне в тот же день станет…
— Я тебе еще раз повторяю, мы с Симеоном просто дружим. Между нами никогда не было таких отношений, которые ты имеешь в виду! Мы связаны только работой.
В самом деле, в своей жизни ни к кому она не испытывала романтических чувств, кроме Чарльза, горячо полюбив его пять лет тому назад. И конечно же, у нее не было мужчин за эти десять месяцев после его смерти.
Джонас мрачно кивнул.
— Уверен, нам с тобой тоже еще предстоит «поработать». — Он презрительно фыркнул, давая понять, что конкретно имеет в виду. — Тебе так не кажется? — с вызовом сказал он и быстро подошел к ней. Шесть футов и три дюйма роста, сто восемьдесят фунтов веса. При этом он передвигался с удивительной легкостью, как тигр. По сути он и был хищником, если верить его рассказам про Нью-Йорк.
Она растерялась. Что делать? Нельзя же стоять перед ним, как беззащитный кролик перед удавом, и ждать, пока он ее проглотит. Но было поздно. Джонас обхватил ее руками, словно стальными обручами, прижал к себе и склонил голову, закрывая собой весь свет и оставляя ее в полной темноте. Он коснулся губами ее рта, и это касание пронзило ее подобно удару электрического тока. Она хотела вырваться, но не смогла. Она уже полностью была в его власти. Где-то в глубине души она поняла это еще раньше, когда он сказал: «Ты будешь моей женой».
Его бешеный напор вызвал у Кассандры бурю чувств. Кружилась голова, казалось, она плывет по волнам. Он все крепче и крепче сжимал ее в объятиях. Она чувствовала каждый его мускул, через свитер ощущала тепло его тела. Хотела, но не могла прервать этот бесконечный поцелуй. А Джонас снова и снова целовал и гладил ее спутавшиеся волосы. Она была его пленницей, и он безраздельно властвовал.
Внезапно Джонас, словно почувствовав ее молчаливый протест, поднял голову и посмотрел в пылающее лицо Кассандры. В глазах горела боль унижения — от полной своей беспомощности, от его дикой силы, а потом от вернувшейся холодности. Он снова наклонился, и она отшатнулась от его пугающих объятий. Но на сей раз его губы лишь осторожно коснулись ее рта. Теперь Джонас был похож на человека, цедившего маленькими глотками редкое вино. Он нежно гладил ее лицо, снова и снова делал маленькие глотки, не спеша утоляя свою жажду. Кассандра вдруг с ужасом поняла, что такая же жажда есть и у нее. Ее охватило чувство, какого она никогда в жизни не испытывала прежде.
Джонас прекрасно понял ее состояние. Он торжествующе поднял голову, но Кассандра старалась не встречаться с ним взглядом.
— Мы, кажется, неплохо «поработали». — Он, конечно, имел в виду охватившие их обоих чувства.
А на самом деле? Был ли Джонас и впрямь возбужден этими продолжительными поцелуями или только хотел доказать, что в его объятиях она будет испытывать страсть?
Кассандра отвернулась, испытывая отвращение к себе. После смерти Чарльза к ней никто не прикасался. Конечно, взгляды мужчин ей вслед отнюдь не выражали сочувствия к ее утрате. Но никто даже не касался ее руки, не говоря уже об объятиях. Долгие годы Чарльз давал ей тепло и заботу. И они по-прежнему были ей необходимы, даже более физической близости, хотя и она играла в ее жизни не последнюю роль.
