— Нет, — глупо притворяться, ресницы наверняка дрожат, а нижняя губа на столько надулась, что её видно из космоса.
— Отвезу вас в безопасное место, поживёте там, — смешок вырвался сам собой, но комментарий я всё же попридержала. Мне попросту некуда податься. Выяснить бы только как там мама… телефон мне, разумеется, взять не позволили.
— Ты не мог бы позвонить в клинику и узнать, как мама? — всё-таки попросила, чувствуя, как расстилаюсь перед ним дешёвым ковровым покрытием.
— Вчера у неё был и сразу, как очнулась. Всё в порядке, на сколько это возможно. Через неделю где-то выпишут.
— Ты был в клинике у мамы? — переспрашиваю с сомнением.
— А ты хочешь её добить? — кривится в ответ. — Я не для этого кучу бабок за клинику отдал.
— Да, я помню, я твоя должница… — я ухмыляюсь, а он медленно вдыхает и шумно выдыхает.
— Я сказал ей, что отправил вас с Ромкой в место без сотовой связи до выяснений обстоятельств помешательства Купреева. Кстати, это правда. Связь там отстой. И сказал, что в больницу она загремела совершенно на пустом месте. Выглядела довольной.
«Ещё бы! Она наверняка решила, что я рассказала тебе о сыне и ты согласился побыть папочкой. Такая же наивная, как и я».
— Спасибо, — отвечаю искренне, но тут же скатываюсь обратно в свою яму: — Так что взамен, Тимур? Ценного у меня ничего нет, сама я для тебя ценности никогда не представляла… информация? Артём со мной никогда не делился ничем, что касалось работы. Впрочем, как выяснилось, личная жизнь у него тоже была отдельная… Посидеть смирно, чтобы у тебя на руках был козырь? Без проблем, только привези еды Роме, с собой максимум до завтрашнего вечера…
Я говорила вяло и сдержано, а он постепенно сбавлял скорость и к концу монолога остановился на обочине. Вышел, прикрыл дверь и прикурил, отойдя на пару шагов от машины. Одну, вторую… да, дорогуша, надо было в самом деле остаться дома в тот вечер. Нам обоим.
8
Он завёз нас в такую глухомань, что даже если бы мне пришла охота сбежать, осуществить задуманное не удалось бы. Одноэтажный бревенчатый дом, довольно уютный, обставлен по-спартански, но есть всё необходимое. Плита от газового баллона, свет от генератора, удобства на улице, но на эту самую улицу выходить было откровенно страшновато. Дом с четырёх сторон окружён стеной леса, если не брать в расчёт небольшую лужайку пять на пять метров с зоной под мангал, а через просвет между деревьями едва виднелась просёлочная дорога, по которой мы приехали (но это я обнаружила лишь утром, немного осмелев с первыми лучами солнца и выйдя на улицу).
Плюс ко всему, он выгрузил нас, растопил камин, включил холодильник и отчалил, оставив меня стучать зубами от звуков, доносящихся даже через закрытое окно. Утром мне стало не до природы.
Привыкшая к таким благам цивилизации как горячая вода из-под крана и подгузники, весь день бесконечно полоская тряпки, к вечеру, когда на лес опустилась темнота, я просто легла на пол охранять розетку, в которую Ромка так и норовил засунуть тоненькие пальчики, и смотрела, как он с упоением возится в луже собственной мочи. Короче, ловила дзен, даже не шевельнувшись, когда услышала звук подъезжающей машины.
Дверь распахнулась, торжественно ввалился Соболев, нагруженный пакетами, окинул взглядом разгром, закрыл ногой дверь и поставил всё на пол, совершив стратегическую ошибку. Ромка издал победный клич и кинулся разбирать покупки, поскользнулся, грохнулся и на четвереньках пополз к цели, наклонив голову для улучшения аэродинамики.
— Похоже, я учёл не всё… — слабо хохотнул Тимур, а я бросила на него злобный взгляд и спросила едко:
— Считаешь?
— Так, стоп, это нельзя! — ответить на мою колкость он попросту не успел: Роман усердно освобождал пакеты от содержимого, старательно пробовал всё на зуб и начхать хотел на все «стоп» и «нельзя». — Роман! — рыкнул вполголоса, но этот поезд уже не остановить. — Твою мать, Диана, он жрёт сыр вместе с упаковкой!
— Он любит сыр, — отвечаю нехотя.
— Хер ли ты разлеглась?!
— Я охраняю…
— Чего?! Полы от нашествия полчища термитов?!
— Тут ещё и эта дрянь водится? — ужаснулась, слегка округлив глаза. — Ты бы нас ещё в палатке в лесу оставил.
— Нормальный дом… — скривился в ответ и поднял Ромку с пола, отобрав добычу. Тот, разумеется, начал орать так, что его были просто обязаны поддержать лесные жители, а Тимур рявкнул: — Тебя волки воспитывали?!
И силы вновь вернулись в моё бренное тело. Вне себя от бешенства, я подскочила с пола, забрала у него сына и прошипела зло:
— Привёз пожрать и выметайся.
— Он воет! — орёт возмущённо в ответ, Ромка вздрагивает и тон его плача меняется с бесяче-капризного на жалостливо-испуганный. — Да твою мать…
— Свали нахрен, Тимур, — говорю тихо, покачивая и поглаживая сына. — Сделай то, что получается у тебя лучше всего.
Скрипит зубами, но выходит, а я вытираю лужу и начинаю перемещать продукты с пола в холодильник, бесконечно приседая с сыном на руках. А всего-то надо было переставить пакеты на стол… Когда предметы на полу остаются из разряда безопасных и условно безопасных, ставлю его на пол и дверь вновь открывается.
Соболев вносит наполовину собранную кроватку и матрас, устраивает всё на полу и выходит. Через пару минут опять заходит, опять с пакетами.
— Вещи из твоей квартиры, — говорит хмуро, — подумал, тут новые перестирывать негде.
— Подумал? — широко улыбаюсь в ответ.
— Завязывай, а? Я дико устал и просто не готов к головомойке. Как и ты, судя по виду. Давай завтра, прям с утра, с новыми силами. Просыпаешься и с ходу начинаешь трахать мне мозги, в красках расписывая, какой я мудак.
— Ты тут не останешься, — заявляю безапелляционно и для пущего эффекта упираю руки в бока.
— Я привёз подгузники и ту мартышку, но если они не нужны…
— Перебьюсь, — ухмыляюсь победно.
— А я сюда охотиться приезжаю… На медведя. Один раз, прикинь, к самому дому подошёл, окно лапой выбил, здоровый, зараза… — Ромка стоит, задрав голову и разинув рот, а я качаю головой, поражаясь чужому коварству, — короче, я сплю тут.
— Скотина! — говорю с чувством, а он слегка машет на меня рукой:
— Да-да… — идёт к кровати, берёт подушку, кидает её на пол и ложится.
— А кроватка? — спрашиваю ворчливо, нависнув над ним.
— Положи рядом с собой, а?
Голос усталый, глаза с трудом держит открытыми, привёз даже то, на что я не рассчитывала…
— А камин растопишь?
— Чёрт, камин… — с трудом поднимается и выходит за дровами, а я нахожу среди пакетов вожделенную упаковку трусиков-подгузников, мимоходом отмечая, что они те же самые, что покупала я, натягиваю на сына и немного выдыхаю.
— Пименов, кстати, уволился через месяц после тебя, — говорит, закладывая дрова, — а через пару дней, не поверишь, я лично в шоке был, ужасная трагедия — попал под машину. Под фуру, если точнее. С асфальта долго соскребали…
— Давай без деталей, — морщусь, суя сыну в рот ложку, и он тут же копирует, отказываясь есть. — Ну, пожалуйста… — хнычу, обращаясь уже к сыну, а Соболев возмущается:
— Да я молчал!
— Я не с тобой, — огрызаюсь в ответ, — значит, у Пименова уже не спросить… а точно он? Если уж соскребали…
— И как прикажешь проверить? — отвечает едко, но тут же меняет гнев на милость: — К тому же, это уже не важно. Два года прошло, если и жив, удрал так далеко, что хрен найдёшь.
Сын делает крен на стуле, заваливаясь вбок, я отбрасываю ложку на пол и ловлю его, Тимур поворачивается на звук и шумно вздыхает.
— Я сейчас всё уберу, — цежу сквозь зубы.
— Проблему это не решит. Ни одну из, — встаёт с колен, пристраивает у камина решётку и ворчит: — Нагреется в момент. И огонь открытый… Надо было растопить, когда Ромка заснёт.
— Ты бы заснул раньше или он от звуков проснулся… — пожимаю плечами, поднимаю с пола ложку, облизываю и вновь начинаю кормить ей сына.
— Эм… — Соболев смотрит во все глаза, комментарий застрял у него в горле, но он сдерживается. — Есть другой вариант, но он тебе не понравится.
