— Мой защитник, — шепчу ему на ухо, — ты большой молодец, ты знаешь?
— Да! — отвечает уверенно, я улыбаюсь и начинаю готовить на плите обед, а в голове — нехитрый план.
Отличным вариантом было бы просто отравить его, но эта идея потерпела крах в первый же день. Ублюдок заставил меня есть из своей тарелки, потом дал ложку сыну и положил на стол пистолет, заявив:
— Почувствую, что что-то подмешала — прострелю тебе ногу. И можешь не сомневаться — успею.
Справиться с ним силой нечего было и мечтать, придётся брать хитростью и ловкостью. Прежде чем пошла укладывать сына, собрала нехитрый скарб, затолкав всё в маленький рюкзак. В шкафчик на кухне давно перекочевал бельевой шнур из кладовки, осталось лишь подавить позывы тошноты и брезгливости и играть натурально.
Переодеваюсь в ночнушку, сверху банный халат, укладываю Ромку и спускаюсь вниз, затягивая пояс потуже. Будет странно и подозрительно, если я накинусь на него и начну изображать страсть: я всё-таки узница. Повыделываюсь для проформы.
Наливаю стакан воды, но не успеваю даже допить, как он появляется со спины и запускает свои мерзкие лапы под полы халата.
— Перестань! — начинаю отпихиваться, но говорю нервным шёпотом. — Отвали от меня!
— Да брось, — отмахивается, стаскивая с меня халат.
— Хватит! — рявкаю, царапаясь и убирая со своего тела его руки.
— Не выкобенивай! — начинает раздражаться и достаёт пистолет, приставляя его к моему виску. — Твоя жизнь ничего не стоит, ясно? — шепчет на ухо мерзким голосом. — Ты тут только для того, чтобы мыть жопу мелкому ублюдку!
Ну зачем ты так о моём мальчике? Он славный.
Затихаю, он хмыкает мне в шею и убирает оружие, начав возиться с ширинкой и презервативом. Справляется с поставленной задачей, просовывает свою ногу между моими, разводя их в стороны, резко наклоняет над раковиной, а я морщусь от брезгливости и шепчу с мольбой:
— Пожалуйста, хотя бы не имей меня как кусок мяса…
Соболевская фразочка, не думала, что когда-нибудь употреблю её сама.
Поднимает за волосы и разворачивает к себе, а я тянусь руками к его шее. Отвратительный слюнявый поцелуй, грубые руки шарятся по моему телу и я «увлекаюсь» процессом, целуя и оглаживая его торс. Слегка отталкиваю от себя и спрашиваю с придыханием:
— На диван?
— Тут, — ухмыляется в ответ.
Как скажешь, дорогой. Расстояния между нами хватает ровно на столько, чтобы со всей силы зарядить ему коленом в пах.
— Сука… — стонет приглушённо, хватает ртом воздух и сгибается, а я беру из мойки сковороду с толстым дном, перехватываю за ручку обеими руками и с силой опускаю ему на голову.
Враг повержен, неподвижен и молчит, но это не значит, что сие продлится вечно. Надо спешить! Связываю ему руки и ноги за спиной, забираю пистолет, мобильный и ключи от машины, несусь наверх, быстро одеваюсь, наматываю слинг, прихваченный из дома, усаживаю сонного Ромку, вешаю рюкзак на плечи и выскакиваю из дома. Надеюсь, у него коробка автомат… я ни разу не водила машину.
Открываю ворота, разбираюсь с педалями, немного туплю над рычагом, но всё-таки трогаюсь с места, радуясь и воодушевляясь успехом. Правда, недолго. Путь мне тут же преграждает другая машина, но я не намеренна отступать. Я больше не вернусь в этот дом, меня просто убьёт тот урод.
Отпускаю руль, хватаю с сиденья пистолет и направляю его на машину, пытаясь рассмотреть через тонированные стёкла сколько внутри человек, но из-за опустившихся сумерек не видно даже водителя.
И тут над крышей со стороны руля появляется сначала одна ладонь, потом вторая, а следом голова Соболева. Я закрываю глаза и наконец-то выхожу из состояния напряжения в каждой клеточке тела.
Открывает дверь с моей стороны и осторожно забирает из моих рук пистолет.
— Я надеюсь, ты им не успела воспользоваться, — говорит недовольно, а я вновь напрягаюсь:
— Как ты тут оказался?
— Я бы предпочёл свалить нахрен и поболтать в другом месте, — кривится в ответ, — устраивайся, я сейчас.
Идёт в сторону дома, а я выбираюсь из машины, но пересаживаться в другую не тороплюсь. Зачем он туда пошёл? Быстро иду в том же направлении, но он выходит и показывает мне кулак. Округляю глаза, он подходит ближе и шипит:
— Я тебе что сказал?
— Командиров развелось! — отвечаю в том же духе и ловлю его едва заметную ухмылку, от которой впадаю в ещё больший ступор.
— Шевелись, Диана, — разворачивает меня за плечи и подталкивает к машине.
«Скажи ещё раз моё имя и я вообще осяду тут навеки» — бормочу про себя, но к машине иду.
— Садись вперёд и опускай кресло, дай пацану нормально поспать.
— Что происходит? — спрашиваю нервно, в голос.
Ромка начинает возиться и поскуливать, а Соболев хмурится:
— Орать не обязательно.
Я глубоко вдыхаю, справляясь с подкатившим раздражением, устраиваюсь на сиденье и опускаю его, как только он заводит мотор. Трогается с места, Рома расслабляется, обмякнув и подложив одну ручку под щёку, а я спрашиваю тихо:
— Теперь ты можешь объяснить хоть что-нибудь?
— Легко, — пожимает плечами в ответ, — посмотрел видео на флешке, оно мне не понравилось, поехал проверить, как вы, в квартире пусто, вещи второпях собраны, а на кухонном столе ребус.
— С чего ты взял, что ребус? — хмыкаю, не скрывая улыбки.
— С того, что ни одна мамаша в здравом уме не оставит любимую игрушку, пускаясь в бега.
— С чего ты взял, что любимая? — спрашиваю тут же, а сердце ускоряет ход.
— С того, что потрёпанная, как портовая шлюха, — корчит рожицу, а я усмиряю свой внутренний щенячий восторг. Почти решила, что он следил за нами, за нашими жизнями, маялся, томился и не находил покоя. Ага, как же… тупая логика. — Вообще, могла бы и попроще что-нибудь придумать… если бы не флешка, я бы не допёр.
— Могла бы — придумала, — язвлю в ответ.
Что может быть проще?! Обезьяна на немецком начинается на букву «А», а соловей — птица певчая, песня по-немецки «лид». Алид. Отбрасываем последнюю букву и вуаля! Вообще никаких трудностей…
— Потом за этим мудозвоном пришлось таскаться, но он не палился и сюда не приезжал, — продолжил вещать Тимур, — Два раз только встретился с тем хмырём, что до сих пор в отрубе в доме, на третий поехал за ним. А ты уже и сама справилась. Пушку только за каким-то лядом подобрала, ещё раз в руках увижу — оторву их нахрен. Это ясно?
— Ты ничего не перепутал, спаситель? — спрашиваю ошарашено, а он морщится:
— Я ждал темноты. Никто в чужой дом средь бела дня не вваливается, а я не был уверен, что вы там.
— Я не об этом и ты прекрасно понял! — отвечаю возмущённым шёпотом. — Ещё неделю назад ты велел забыть о том, что существуешь! Я уж молчу обо всём остальном что этому предшествовало!
— Обстоятельства изменились… — отвечает туманно.
— Неужели? — спрашиваю язвительно и приподнимаю голову. Злиться в положении полулёжа, когда на груди сладко сопит сын, оказалось занятием не из простых. — И что же такое случилось?
— Артёмка слинял, — говорит хмуро. — В тот же день, как ты поехала домой, он отбыл в Турцию.
— Логично, — говорю с тихой усмешкой и кладу голову обратно, — в том, что касается его.
— Логично оставить бабу и ребёнка разгребать дерьмо и срулить в туман?
— Тебе-то какое до этого дела? — спрашиваю со вздохом, съезжая с опасной темы.
— А мне край как любопытно что вокруг происходит. И с какого перепуга мелкий резко всем понадобился.
— Понятно, — хмыкаю в ответ, стараясь, чтобы голос звучал насмешливо. Закрываю глаза, пряча подступившие слёзы, и обнимаю сына.
Двое папаш и ни одному не нужен. Господи, когда я уже начну принимать реальность и перестану строить вокруг него воздушные замки? Разумеется, он преследует свои интересы, всегда так было, с чего бы вдруг это должно было измениться? Просто из одного плена попала в другой, сбежать из которого будет гораздо труднее.
— Спишь, что ли? — спрашивает тихо через несколько минут.
