сомневался.
Ира решила, что ждать в комнате невыносимо. И пошла обуваться и накидывать плащ. И все равно, оказалась лицом к лицу с Георгием, едва лишь открыла дверь.
Он присвистнул.
— Скажите, прекрасная незнакомка, а вы не знаете, где наша консьержка? У меня к ней… дело.
— Понятию не имею, — Ира обернулась и заперла дверь. — Забудьте о ней. На сегодняшний вечер ваше дело — я.
Она взяла его под руку и дала себе твердое обещание, что сегодняшним вечером не даст Георгию Жидких спуску. Что бы это ни значило.
***
Плащ она надела зря — синоптики в кои-то веки предсказали правду, и в город пришла даже не весна. А прямо уж самое настоящее лето. Конечно, еще наверняка будет похолодание и даже заморозки. Но сейчас полноценные двадцать градусов с хорошим плюсом настойчиво намекали, что плащик таки надо скинуть. И Ира сдалась. Плащ она устроила у себя на коленях. Георгий покосился на нее — и снова присвистнул.
— Не свисти — денег не будет.
— Это не так работает, — улыбнулся он краем рта, трогая машину с места.
— А как это работает?
— Не работай — денег не будет.
— Ну вот спасибо, наконец-то гуру раскрыл мне великий секрет финансового благополучия! — фыркнула Ирина и разгладила юбку. Она начала нервничать и ничего не могла с этим поделать. — Что мы будем смотреть в театре?
— Лично я буду смотреть на тебя, — мгновенно среагировал Георгий. Ира про себя выругалась, а он с усмешкой добавил: — А в программе пьеса автора с дивной фамилией Дюрренматт.
— Ну Дюрренматт — так Дюрренматт, — вздохнула Ирина.
***
Пьеса, если верить программке и напечатанным в ней словам автора, была трагической комедией. Ирина ничего комедийного в представлении не нашла. Но сам спектакль ей очень понравился. А в один момент она даже почувствовала, как подкатывает комок под горло.
В машине они сидели поначалу молча.
— Я забронировал столик в «Провансе».
Ирина лишь пожала плечами. Плащ по-прежнему лежал на ее коленях. Кажется, что к вечеру стало еще теплее, словно лето пришло всерьез, не понарошку. Но Ире все равно было зябко, только это не имело никакого отношения в температуре воздуха. Ее растревожили вопросы, которые задал в своей пьесе автор со звучной фамилией Дюрренматт. А еще она постоянно ловила на себе взгляд Георгия. Он не обманул. Он действительно часто и много смотрел на нее. И взгляды эти были… Раздевающие, да. Оказывается, Ира еще помнила, как интерпретировать такие взгляды. Ну а что она хотела, одевшись девочкой-конфеткой. Весь ее вид говорил: «Разверни меня и съешь!». Георгий, похоже, именно это и собирался сделать. Вопрос только в том, достанет ли у нее сил этому сопротивляться?
***
«Прованс» был предсказуемо вычурно роскошен. Но выдержан, и правда, в духе Прованса — пастельные тона в интерьере, всюду цветочки, шпалеры на стенах. Перед Ириной отодвинули затканный растительным орнаментом стул.
— Спасибо.
Зато кухня оказалась на высоте — выбор внушал уважение, а на цены Ирина принципиально не смотрела. Она же дала себя слово обожрать Георгия. И не только обожрать.
— Я буду коньяк, — безапелляционно объявила она, когда Георгий выжидательно уставился на нее, подняв лицо от винной карты.
Он несколько секунд внимательно смотрел на нее, потом кивнул. И подошедшему официанту озвучили заказ, который включал в себя сто коньяку, бокал белого сухого вина, две порции салата со свежими овощами и моцареллой, стейк из семги с овощами гриль для Георгия и телятину с грибами и картофелем в горшочке для Ирины. Пока идея обожрать Георгия не слишком реализовывалась, но Ира имела большие виды на десерт. И на коньяк. Георгий ей заказал «Хенесси ХО», а на этом можно сделать кассу.
— Тебе понравилась пьеса? — ее пузатый бокал с темно-коричневым содержанием и его тонкий с почти прозрачным вином легко и почти неслышно столкнулись.
— Очень, — искренне ответила Ирина. Сделала глоток и зажмурилась от удовольствия. Шоколадной каплей коньяк потек вниз, оставляя за собой тепло. Божественное. Еще глоток. И еще.
Георгий смотрел на нее с веселым изумлением. Свое вино он едва пригубил.
— Здоровы вы, матушка Ираида Павловна, коньячок кушать.
— А то! — рассмеялась Ира. Настроение у нее стремительно улучшалось, и она не помнила уже, что ее там, по дороге в ресторан, беспокоило. — Что, опасаешься, что денег не хватит?
— Придумаю что-нибудь, — беспечно отозвался Георгий, делая крошечный глоток. — На крайний случай, помою посуду на кухне.
— После того, как я видела, насколько ловко ты обращаешься с лопатой — я уже ничему не удивлюсь, — Ирина в один долгой и невероятно вкусный глоток допила коньяк и выразительно посмотрела на Георгия. Он не менее выразительно посмотрел на пустой коньячный бокал.
— Может, второй — после горячего?
— Хочу сейчас, — капризно надула губы Ира. — Не жадничай, Георгий Саныч, закажи даме коньяку.
Георгий Александрович покладисто, но со вздохом согласился. И сделал еще один крошечный глоток вина.
— А что это ты за рулем — и пьешь? — Ирина откинулась на стуле. Ну где там ее коньяк?!
— Вряд ли я допью этот бокал, — Георгий задумчиво повертел в пальцах тонкую ножку. — А потом — хорошая сытная еда, десерт, чашка крепкого кофе… Не бойся, довезу обратно в целостности и сохранности.
— Ну ты меня успокоил, — пробормотала Ира. Им несли коньяк и горячее.
За горячим разговор вернулся к Дюрренматту.
— Ну так что, жалко тебе главного героя? — Георгий с аппетитом отдавал должное рыбе. А Ира была вынуждена признать, что тут не только коньяк вкусный. Телятина была божественно хороша — мягкая, ароматная.
— Нет, — Ира зябко передернула плечами. Вкусная еда, еще более вкусный коньяк, который с каждым глотком все больше и больше согревал — но стоило Георгию спросить о пьесе — и стало зябко. Она примерила на себя судьбу главной героини пьесы. И эта роль слишком уж ладно села на ее плечи.
— Нет? Почему? Его же убили в финале.
— Там всех убили, — после паузы задумчиво ответила Ира. И о памяти процитировала: — Помолитесь лучше за наш город, падре… А тебе его жаль?
— Нет, — тоже после паузы ответил Георгий. — Жалость — вообще бесполезное чувство. — И спешно перевел тему: — Ну как телятина — вкусная?
— Очень.
На десерт Ирина вытребовала себе еще один бокал коньяка, а Георгий к чашке кофе по-турецки заказал себе черничный тирамису.
Синий «ауди» припарковался не на подземной стоянке, а во дворе. Гоша заглушил двигатель и повернулся к своей пассажирке. Глаза Ирины в полумраке салона поблескивали.
— Твою мать… — пробормотал Гоша. И резко подался вперед.
Сдерживаться больше
