— Глупая ты все же, Олесь! — усмехается.
— Да, ты знаешь, мой начальник также говорит! А начальница новая вообще не стесняется, называет просто тупой! Так что ты не оригинален! Отражаешь общественное мнение!
— И зачем тебе такая работа?
— А другой у меня нет! Ну если только кухаркой к тебе пойти, хотя по зарплате я чувствую, будет какое-то кидалово.
— Тут ты права. Зарплату я тебе не предлагаю. Мое предложение более выгодное. И глупой я тебя назвал не потому, что хотел обидеть. Просто ты, Олеся, задаешь вопросы, да все не те. А время идет!
— И какой же вопрос по-твоему главный?
— Главный вопрос ты должна задать не мне — себе! Почему ты так не любишь себя? Почему поставила на себе крест как на женщине? Почему боишься новых отношений? — от его слов в животе сжимается тугой ком.
— С чего это ты взял?
— Тут все очевидно! Я говорю «Ты красавица» и вижу недоумение в глазах. Почему? Почему ты считаешь, что не можешь понравиться мужчине? — я впадаю в ступор. Я не считаю себя уродиной, но и уверенности в собственной неотразимости во мне тоже нет.
От ответа меня освобождает официант, который спешит с нашим заказом, расставляет тарелки, блюда какие-то. Я ничего не хочу и не могу есть. Меня внутри трясет так, что хочется убежать.
— Ешь, Олеся! — звучит властный окрик.
— Не хочу, — отодвигаю тарелку.
— Попробуй хотя бы! Очень вкусно.
— Верю! И наверняка вкуснее борща!
— Не-е-ет! Вот тут ты в корне не права! Борщ — это не просто блюдо! Это тайное оружие женщин!
— Это да! Если кастрюлю горячего борща вылить на голову мужику, это может оказаться смертельным!
— Эх! И опять ты не в ту степь! Сложно нам будет!
— Вот, отлично, что ты это понял! Я тебе совершенно не подхожу.
— Олеся, Олеся! Трусиха ты все-таки! Но это ничего! С этим можно работать! А сейчас — кушай!
— Я не люблю такое!
— Какое — такое?
— Ну, что это за странные штучки?
— Как ты можешь их не любить, если ты их не пробовала?
— Пробовала! — зачем-то упрямо вру.
— И что это? — э… понятия не имею.
— Я не помню, как это называется, но я пробовала и мне не понравилось!
— Это — морские гребешки. И не нужно стесняться, что ты чего-то не знаешь! Трусиха! — снова подначивает меня.
— Почему сейчас-то трусиха?
— Потому что ситуация аналогичная! Со мной — то же самое! Ты отказываешься, даже не попробовав! Как и с гребешками.
— Хорошо, я попробую гребешки!
— И меня!
— Нет! Только гребешки!
— Ну, как скажешь! Сегодня пусть будут гребешки. А дальше — видно будет!
Назад Макс везет меня практически в тишине. Он задумчив, я тоже. Точнее, я напугана! Ничего не понимаю! Но решение мое твердое! Не хочу никаких мужчин! Даже таких очаровательных, харизматичных, как Макс.
Машина останавливается около моей работы.
— Максим!
— Олесь! — поворачиваемся мы одновременно друг к другу. И замолкаем на секунду, теряясь во взглядах. И снова гипноз! По-другому я не могу объяснить, почему не отталкиваю его, когда он приближается, накрывая мои губы поцелуем.
Меня оглушают неведомые раньше чувства. Что он делает? Почему это так сладко и совершенно отключает мозги? Секунды летят, сердце колотится, дыхание сбивается… Ах-х-х!
Вдруг его губы исчезают. А я боюсь открыть глаза и встретиться с его взглядом. Что я там увижу? Насмешку? Разочарование?
Открываю с усилием. И вижу … желание! Мне кажется, это именно оно.
— Вот видишь, Олеся! Иногда не нужно думать, нужно чувствовать! Разумом не все можно постичь. Твое тело — самое честное!
— Мне пора! — пытаюсь открыть дверь, но ничего не получается.
— Трусиха! — бросает с усмешкой он, выходит из машины, открывает дверь с моей стороны. Я выхожу, практически не помня себя.
Внутри — паника. И она резко усиливается, когда я замечаю несколько любопытных взглядов возвращающихся с перерыва коллег.
Боже! Можно я просто провалюсь сквозь землю? А Максим и не думает облегчать мое положение, подхватывает под руку, доводит до ступеней.
— Вечером зайду на борщ!
— Нет!
— Да! И не вздумай смыться! Все равно найду! Пока! — быстрый поцелуй в губы и меня отпускают. Макс легкой походкой возвращается к машине, садится в нее, отъезжает.
А я еле живая разворачиваюсь и натыкаюсь на взбешенный взгляд Сисюкина…
Глава 9
— Мда, Горюнова. А ты не дешево берешь, — усмехается зло Сисюкин. — И работа, судя по всему, тебе теперь не нужна?
Я застываю, краска стыда бросается к моим щекам. Обида душит, и слезы просятся. Хочу ответить что-то резкое этому козлу, но ответа моего он не дожидается, уходит, напоследок обдав меня презрительным взглядом. Господи, за что мне все это, а?
Захожу в здание, поднимаюсь на наш этаж как будто в тумане. Прохожу через ряды продажников, четко ощущая, как все оборачиваются мне вслед, знаю, что кости мне уже перемыли и продолжат это делать, как только я скроюсь в своем кабинете.
Я сегодня — звезда дня. Кого-то, возможно, порадовала бы такого рода известность, но у меня одно желание — провалиться сквозь землю.
В нашем кабинете обстановка ничуть не легче. Наоборот. Фрекен Бок сверлит меня таким взглядом, что хочется сразу сбежать.
Но я иду на свое рабочее место, и даже пытаюсь работать. Стараюсь не провоцировать грымзу, но из нее явно лезет любопытство, смешанное с презрением.
— И откуда же, Горюнова, такие щедрости в середине рабочего дня? — кивает она на корзину с цветами. — Немудрено, что ты на работу стала опаздывать. Не высыпаешься, поди?
— Высыпаюсь, Эва Эдуардовна, — стараюсь не реагировать на ее подколки.
— Это хорошо. Еще раз опоздаешь, будет тебе не штраф — сразу увольнение. Ты за свое место все равно не держишься, а у меня на примете есть девочка трудолюбивая и с опытом.
Да что вы все ко мне пристали. Меня накрывает псих. Молчать я больше не могу.
— То, что вы, Эва Эдуардовна, хотите на мое место посадить «другую девочку», мне понятно с первого дня. Но я своим местом дорожу. Поэтому не дождетесь.
— О, как заговорила. Зубы мне показать решила? И каким это ты «местом» дорожишь? — вскипает Фрекен Бок.
И мне бы замолчать, но меня тоже несет.
— Рабочим местом в этой компании я дорожу. Я здесь уже три года работаю и увольняться не собираюсь.
— Так вот и работай. А то летаешь целый день в своих розовых облаках, развели тут непотребство. А у меня аллергия, — чихает, но очень ненатурально. — Убери отсюда эту гадость! — кивает на букет.
— Хорошо.
Беру корзину, выношу в большую комнату, подхожу к столу начальницы отдела продаж Маргарите Викторовне Соболевской. Женщина молодая, красивая, но добрая. У меня с ней хорошие отношения.
— Маргарита Викторовна, это вам, — водружаю на стол корзину.
— Олеся? — удивленно смотрит она. — Это зачем?
— Мне подарили, но у Эвы Эдуардовны аллергия на цветы. А такая красота должна радовать глаз. И мне кажется, что самый достойный человек здесь, который может искренне радоваться красоте — это вы.
— Спасибо, Олесь, — расплывается в улыбке Маргарита. — Ставь вот здесь. И не переживай. Я красоту сохраню. А тебе желаю счастья. И не реагировать на придирки старой курицы, — понижает она голос, подмигивает.
— Спасибо. Я не ошиблась в вас.
Остаток дня проходит так, как будто я работаю в комнате, наполненной взрывоопасным газом. Малейшая искра и произойдет взрыв. К пяти вечера у меня дико болит голова, ломит спину и болят все мышцы. Про нервы я вообще молчу.
— Горюнова! — доносится до меня окрик Фрекен Бок за полчаса до конца рабочего дня. — Отчет по расходам на материалы мне к завтрашнему дню сделай.
— Но я его всегда делаю в конце месяца. А сейчас только середина.
— Теперь будешь два раза в месяц делать. Опять возмущаешься? Его делать — то десять минут, если в документах порядок. Или у тебя бардак, как обычно?
