— У меня порядок.
— Вот, значит, до конца рабочего дня сделаешь и мне скинешь. Всем пока.
Она собирает свои вещи, а я хочу зарыдать. Я никак не успею этот отчет сделать, и дело даже не в бардаке. Просто документов многих еще нет. Ну не сдают все подотчетными чеки за расходы сразу, тянут до конца месяца. И как мне заставить их? Драться?
— Олесь, — зовет Юля. — Ну не переживай так.
— Как, Юль? Не дадут мне здесь работать, ты же понимаешь?
— Ну и пошли их лесом. Я бы на твоем месте уже давно бы обматерила эту грымзу вместе с Сисюкиным и хлопнула дверью.
— Я не могу так поступить. У меня нет никого, кто поддержал бы, понимаешь? Мне сначала надо новую работу найти.
— А как же новый ухажер? — играет она бровями.
— Да какой ухажер, Юль. — отмахиваюсь.
— Мда, сложно тебе, конечно. Но ты не сдавайся. Я тоже новую работу присматриваю. Если найду что-то интересное, тебе скажу.
— Спасибо, Юль. Спасибо.
Настю я забираю на полном автопилоте. На меня сегодня столько всего свалилось, что мозг отказывается работать совершенно. В уставшей, раскалывающейся голове болезненными взрывами вспыхивают тревожные мысли.
Что делать с работой?
Что делать с Максимом?
Как жить дальше?
— Мам, — щебечет доченька. — А мы Олафу капусточки хотели купить и корма. Он же голодный.
— Конечно, малышка. Обязательно сейчас зайдем и купим.
Хотя сил у меня нет совершенно. Я еле передвигаю ноги.
— Мам, я сегодня в садике разминку проводила на физзанятии. Сама.
— Ты умница.
— А еще Егор сказал, что влюбился в меня, представляешь?
— Ух ты, — вяло выдаю я, хотя и правда, это же событие. — А ты в него тоже влюбилась?
— Я пока не знаю. Но он меня конфетами угощает. И играет со мной.
— Хорошо. Доченька, а давай мы обойдемся без капусточки. Мама плохо себя чувствует. Давай мы Олафа морковкой покормим сегодня, а завтра все купим, хорошо?
— Ну хорошо. Тогда домой?
— Да, домой.
Подходя к нашему подъезду, я ощущаю слабость и озноб. Вот до чего доводит нервное перенапряжение. Если Максим сегодня все же появится, я его настоятельно попрошу оставить нас в покое и больше не приходить. Потому что с его появлением моя жизнь покатилась просто в пропасть.
Не хочу я других отношений, он прав. Это страшно, больно, невыносимо.
В квартире грею Насте вчерашний суп, сама не могу есть, нервный комок в желудке вызывает отвращение к еде.
Да и некогда мне есть. Надо же отчет сделать. Хотя бы попытаться.
Достаю из сумки папку с документами подотчетников, раскладываю на кухонном столе, начинаю собирать данные в таблицу на стареньком ноутбуке. Цифры плывут перед глазами, голова болит все сильнее, но я не сдаюсь. Только сосредотачиваюсь на работе — раздается звонок в дверь.
Максим. Черт бы его побрал.
Не хочу открывать, но громкий звонок больно режет по раскалывающимся вискам. Встаю, меня кидает в сторону от слабости, хватаюсь за стену. Морозит. Кутаюсь в теплую кофту.
Ох, и видок у меня сейчас. Только на свидание с жарким красавцем идти.
Ползу в прихожую, открываю дверь.
И замираю.
На пороге не Макс.
Глава 10
Перед дверью стоит наша управдом. Вредная тетка.
— Добрый вечер, — кивает мне хмуро. — Вы когда сдадите на ремонт лифта? И уборку подъезда? И стены мы красили! Все соседи сдали, вот только вы остались и еще сто пятая. Но там алкаши, там понятно, у вас какая причина?
— Сколько там? — спрашиваю устало.
— Две пятьсот!
— Хорошо, Мария Павловна. Я сниму и завтра сдам. Это все?
— Нет! Мне завтра не подходит! Мне сегодня надо! У меня рано утром уже рабочие приедут. Я с ними чем расплачиваться буду?
— Ну давайте я вам переведу на карту.
— Нет! Я этим картам не доверяю. Мне надо бумажками. Так надежнее.
— И что вы предлагаете? Нет у меня сейчас! — начинаю закипать. Сегодняшний день решил доконать меня в лице этой женщины.
— Так сходите! Банкомат за углом!
— Не пойду я!
— Тогда вон, у соседей займите!
— Еще не хватало! Все, до свидания! Завтра приходите, отдам две с половиной! Сегодня, никак! — пытаюсь захлопнуть дверь, но бабка наглая, поэтому управдомом столько лет и работает.
— Постойте! — придерживает дверь.
— Да! Постойте! — раздается мужской голос с лестницы. А вот и Максим. Только его мне не хватало. — Что здесь происходит?
— Ничего! Мария Павловна уже уходит!
— Нет! Я жду деньги сегодня! — ну что за женщина-репей!
— А сколько нужно, милая Мария Павловна? — елейным голосом произносит Максим.
— Нисколько! Я завтра все отдам! — пытаюсь вклиниться в их разговор.
— Две пятьсот! — тут же ляпает бабака, с любопытством рассматривая Максима.
— Держите, милая Мария Павловна, пять. У меня мельче нет. Но там может еще на что-то надо? — достает из кармана пятитысячную купюру, бабка тут же сгребает ее своими цепкими пальчиками и прячет в карман потертого пальто.
— Конечно надо! Вон, стояк менять собрались! И свет на улице не горит! — щебечет она.
А я стою пораженная. И очень хочу спорить, но понимаю, что у меня совершенно нет сил. Можно я просто покричу чаечкой. Звучно, протяжно. Но сил нет даже на это. Макс бросает на меня короткий взгляд, хмурится.
— Вы идите, Мария Павловна. Идите, — провожает он ее почти насильно, потому что бабка решает вдруг посвятить Макса во все проблемы нашего дома. Я не хочу это слушать, ухожу на кухню, оставив открытой дверь. Толку закрывать? Он же начнет сейчас звонить, а у меня нет сил спорить.
Захожу на кухню и встречаю Настю с огромными глазами. О нет! Только не это!
На столе перевернут томатный сок прямо на мои документы!
— Мамочка, прости, я нечаянно! — смотрит на меня виновато. А я понимаю, что это последняя капля! Я больше не могу! Приваливаюсь к стене, все плывет, и я бессильно съезжаю вниз, почти теряя связь с реальностью.
— Мамочка! Мамочка! — слышу голос дочери.
Почему он такой испуганный? Что случилось? Открываю глаза, натыкаюсь на огромные глазенки Лисички, полные слез. — Мамочка, — плачет она, прикладывая холодные ладошки к моему лбу.
— Ты замерзла! — слабо шепчу я. — У тебя руки ледяные!
— Нет, мамуль, это ты горячая очень! У тебя температура! — всхлипывает она. Надо градусник!
— Да все нормально! — пытаюсь я встать.
Господи! Как я оказалась на полу?
— Стоп! — звучит командный голос надо мной. — Сядь назад!
На кухню заходит Макс.
— Мам, а кто это? — с любопытством спрашивает Настя.
— Не узнала меня, Лисичка? — усмехается он. — А так? — в его руках появляется та самая треуголка, он надевает ее на голову и изображает свою озорную пиратскую улыбку.
— Джон Воробей! — вскакивает радостно Настя. — А чего ты такой странный?
— Я просто сегодня обычный! Чтобы никто больше не догадался, что я из сказки!
— Джон, а ты на маме когда женишься? — требовательно прищуривается.
— Как только мама согласится! — разводит он руками.
— Надо побыстрее! Видишь, мама заболела! Ее лечить надо! Срочно!
— Нет! Не надо! — протестую я. — Все нормально со мной, — пытаюсь снова встать.
— Тихо! Сиди! — Макс наклоняется надо мной, прикладывает руку ко лбу. — О-о-о! Закипела головушка, да?
— Так! Я…, — кое-как встаю, перед глазами плывет, хвастаюсь за стену для опоры.
— Тихо! Допрыгалась уже! Иди сюда!
— Нет! Не смей! — но протесты мои никого не волнуют. Сильные мужские руки подхватывают меня, как маленькую. Перед глазами опять плывет, только поэтому я хватаюсь за его крепкие плечи, утыкаясь носом в мужскую шею. От его запаха голова кружится еще сильнее.
— Настя, куда маму уложить, показывай!
— Сюда! На диван! — бежит впереди моя крошка.
И вот я уже лежу на подушках, укутана теплым пледом, в руках у меня малиновый чай, а на кухне я слышу голоса:
— Так тебя зовут Максим, а не Джон Воробей? И ты не пират? — доносится голос Насти.
