Ладонями Нина ощупывала его мускулистую спину, затем принялась мечтательно глядеть в потолок, но страсть Барни постепенно захватила ее и заставила стать не менее активной, чем он, как это случалось каждый раз. И это, как и многие другие вещи, касающиеся Барни, одновременно удивляло и радовало Нину.
— Ты говорил, что что-то случилось, — сказала Нина, когда все было закончено. — Ты из-за этого пришел ко мне?
— Нет, — Барни нежно провел пальцем по ключице Нины. — Но кое-что действительно случилось. Рассказать тебе?
— Ну, конечно.
Сначала Барни рассказал о Люси и Джимми Роузе. Нина внимательно слушала, и хотя рассказ Барни звучал достаточно бесстрастно, скорее как отчет, он заставил Нину оглянуться на пятнадцать лет назад и вспомнить себя в возрасте Люси.
Через год после того, как Нина покинула Графтон, она впервые влюбилась в художника, рисовавшего тяжеловесные абстрактные полотна, которые никто не хотел покупать, и преподававшего живопись в художественной школе, где училась Нина. Через три месяца Нина забеременела, и спустя несколько недель художник исчез с ее горизонта, вернувшись, судя по слухам, к жене и двум маленьким детям.
Выслушав рассказ Барни, Нина рассказала ему свою историю. Его звали Деннис О'Мэлли. И у него было довольно много общего с Джимми Роузом. Я не вспоминала о нем уже тысячу лет.
— А что ты сделала тогда?
— Аборт.
Мысли о Люси Клегг воскресили воспоминания и об этом неприятном событии. Нина с удивлением обнаружила, что прекрасно помнит буквально каждый болтик на металлических каркасах мебели в кабинете, где недоброжелательный врач задавал ей вопросы, улицу на окраине Лондона, которую она раз двадцать прошла взад-вперед, прежде чем решилась наконец войти в клинику, страх, одиночество и злость, смешанные с горячим желанием иметь ребенка и тем более мучительным, поскольку это желание пришлось все-таки подавить, убить. Когда все закончилось, Нина чувствовала себя убитой, какой-то пустой внутри.
Эти несколько недель, полные страха, были единственными в жизни Нины, когда в ней зародилась новая жизнь. Когда Гордон Рэнсом восхищался ее упругим и плоским животом, Нина сказала ему не всю правду. Ведь она не сдержала обещание, которое дала себе, оказавшись опять на той же лондонской улице перед клиникой, когда все было кончено — никогда больше в своей жизни не связываться с женатыми мужчинами.
Нина подумала о Стелле Роуз, о ее полной достоинства холодности, с которой держалась она на графтонских вечеринках, старательно отворачиваясь от пошловатых шалостей мужа, о дружбе, предложенной ей Нине. Интересно, сколько еще таких Люси пришлось ей пережить за годы жизни с Джимми Роузом и знала ли о них Стелла. И потом, как это часто бывало с ней в последнее время, Нина подумала о Вики Рэнсом. Нина чуть отвернулась от Барни и стала смотреть в потолок.
— Люси тоже собирается делать аборт, — нарушил тишину Барни.
— Если она так хочет, значит, это правильно. А Джимми?
— Джимми — пустое место.
— Да, конечно.
Барни подвинулся поближе к Нине. Нина чувствовала тепло его кожи, даже в тех местах, где тела их не касались друг друга.
— Есть еще дополнительные сложности, — сказал Барни. — Это касается Дарси. Может быть, мне не следует тебе этого рассказывать, но я не могу просить тебя о помощи, ничего не объяснив тебе, ведь правда?
Нина вздохнула.
— Я не знаю. По-моему, ты считаешь меня гораздо более мудрой, чем я есть на самом деле. Я же и сама полна смятения и терзаюсь противоречиями.
— Ну пожалуйста, мне так надо поделиться с тобой.
— Тогда рассказывай.
Нина снова слушала, а Барни рассказывал, на сей раз — о визите полицейских, о напряженности, царившей теперь в Уилтон-Манор, о вымученных, совершенно неубедительных объяснениях отца. Нине очень жаль было Ханну, да и самого Дарси, потому что оба они нравились ей, хотя, пожалуй, она не могла бы поручиться, что Дарси Клегг не способен присвоить чужие деньги.
Вдруг перед глазами Нины ясно возникла картина графтонских парочек, танцующих по двое, какими они увидела их впервые на Хэллоуин в доме Фростов. Только улыбки их казались теперь Нине масками, за которыми были чужие, незнакомые лица, ненадежные и что-то скрывающие от нее, да и друг от друга — от всего мира. И она увидела среди них себя, сначала с Гордоном, а потом, как будто по мановению палочки невидимого танцмейстера, меняющей партнера на Барни. И пары вокруг тоже менялись партнерами и продолжали танцевать, по-прежнему пряча свои настоящие лица за улыбающимися масками.
— Ты спишь? — прошептал Барни.
Нина лежала очень тихо, но ей слышно было каждое слово Барни. Он не спросил мнения Нины, ему даже на секунду не пришло в голову, что Дарси может быть виновен в том, в чем его обвиняют. И этим он нравился Нине еще больше. Она подумала о том, что все домашние, конечно же, поддерживают Дарси.
— Нет, я не сплю, — сказала Нина, поворачивая голову к Барни. — Бедный Дарси. Мне так жаль его.
Нина поцеловала Барни и обняла его. Сейчас она, как никогда, чувствовала, что их разделяют годы.
— Понимаешь, что это значит? — продолжал Барни. — Люси хочет рассказать отцу о том, что с ней произошло. Надеется, что он ей чем-то поможет. Ведь он всегда помогал всем нам, как только возни кали проблемы. Но она ни в коем случае не должна говорить ему этого сейчас. Его нельзя тревожить еще и этим.
— Думаю, ты прав, — поддержала его Нина.
— Но дело в том, что Люси сейчас в таком состоянии, что на нее нельзя положиться. Ей так нужен кто-нибудь, кто знал бы, что делать, чтобы помочь сестренке пройти через это все. Вот я и решил попросить тебя… Это не слишком большая наглость с моей стороны?
— Нет, конечно же, нет. Я могу дать Люси телефон моего гинеколога. Это на Харди-стрит. Хотя есть множество других больниц и клиник, куда Люси может обратиться. Но я уверена, что мистер Уолш поймет состояние Люси, скажет, что и как нужно сделать. Думаю, что он сможет устроить все так, что Люси проведет в клинике всего пару дней.
— Сколько это будет стоить?
На Нину опять нахлынули воспоминания о лондонской клинике, врачах за металлическими столами на металлических креслах и собственное одиночество и отчаяние. Она не знала, стоит ли вмешиваться в жизнь Люси Клегг, но раз уж она зашла так далеко, она должна идти дальше.
— Можешь сказать Люси, — стараясь, чтобы голос ее звучал как можно заботливее, произнесла Нина, — что и с этим я тоже ей помогу. Когда-нибудь она рассчитается со мной.
Барни коснулся кончиками пальцев щеки Нины, затем — ее губ. В глазах его Нина прочла облегчение. Нине приятно было помочь Барни и Люси, но еще она делала это ради Стеллы. Если Стеллу удастся хотя бы временно уберечь от этого всего, будет уже хорошо.
