В ярком свете ламп морщинка на лбу Капранова особенно заметна. Он нервничает. Опухоль обнажена и выставлена на всеобщее обозрение слишком давно, чтобы быть простой. Наставник боится ее коснуться. Начать и не закончить. Или закончить, но не так, как рассчитывал. Несмотря ни на что, ему нужна победа — не меньше. А я, пусть и недостаточно опытна, чтобы делать какие-либо прогнозы, но, судя по поведению наставника, уверена, что они с опухолью одинаково амбициозны. Ни один не уступит: он не зашьет, а она не окажется проще, чем есть. Зря выбивали согласие.
Часы тикают. Бегут минуты, люди переглядываются, но задавать вопросы под руку не решаются. Они не понимают. Переложили ответственность на человека, который обязан был оправдать ожидания, и теперь надеются на чудо.
Не хотела бы я оказаться на месте Капранова. Он человек с именем; фонд, вероятно, уже рассказал всем об участии в своей кампании выдающегося нейрохирурга. Наставник ходит по лезвию бритвы. Так что: благоразумие или риск? Долг или слава? Орел или решка?
Однажды передо мной стоял точно такой же выбор.
— Андрей Николаевич, на пару слов, — наконец не выдерживаю.
Он поднимает на меня мрачные, серьезные глаза.
— Прошу вас!
Мы отходим от стола на несколько метров:
— Был момент, когда мне пришлось выбирать между собой и пациенткой точно так же, как и вам. Я выбрала себя и до сих пор отвечаю за последствия.
Слова он услышал, но глаза остались непроницаемы — не поймешь, возымела ли эффект моя дерзость.
— Спасибо за информацию, доктор Елисеева, — кивает и возвращается к столу. — Скальпель, — велит медсестре.
Что-то внутри меня обрывается.
Кирилл
— Признаться, я сомневался в вашем успехе, — говорит мне главврач — Анатолий Игнатьевич. — Алиса — непростая пациентка, хоть и важная для нас.
— Успех или нет, выяснится через несколько часов, — пожимаю плечами. — Но Капранов настроен оптимистично.
Чего не скажешь о Жен, которая все утро не смотрела ни на кого, кроме Алисы. Не знаю, что случилось, ведь за завтраком она казалась жизнерадостной.
— И это главное, — восклицает Анатолий Игнатьевич.
Приходится напрячься, чтобы припомнить, о чем мы вообще говорим. Благо отвечать мне не требуется.
Дабы отметить завершение очередного этапа сотрудничества, мой собеседник разливает по бокалам пятизвездочный коньяк, припасенный на особый случай. Скорее всего, такая бутылка у него всего одна, но я только «за». Всегда предпочитал коньяк другим алкогольным напиткам. И отчасти поэтому, едва поднеся бокал к носу, понимаю, что в бутылке подделка.
Приходится сделать хорошую мину при плохой игре. Благо хоть от добавки можно отказаться под предлогом перенесенных операций. Да уж, рискнуть ради хорошего коньяка — одно, но это пойло… эх, плодотворное сотрудничество порой дорого достается.
В первый раз после болезни я выпил из-за отъезда Веры. Сидел в тишине квартиры и не мог понять, что творю. За несколько дней до того мы поговорили о будущем и решили, что для нас будет лучше, если она закроет текущие проекты и вернется в Россию, ко мне. А потом Вера вскользь упомянула, что хочет детей. Будто это нормально. Меня же слова подкосили. Дети означают «навсегда», «назад дороги нет». А я, судя по всему, врал себе и продолжал надеяться расстаться с собственной женой. Дьявол, в чем проблема? У нас могла бы быть великолепная семья, проще простого представить, как мы возвращаемся домой в окружении кудрявых малышей. Но возникшее в голове видение напугало настолько, что я пошел в магазин и купил бутылку коньяка. А затем приговорил ее в полном одиночестве, пообещав себе, что детей от Веры я не хочу в последний раз.
Теперь стараюсь радоваться своему решению, не отвлекаясь ни на что вокруг, но свыкнуться с мыслью о новых порядках непросто. Я совсем не хочу обижать Жен своим невниманием, но рядом со своим доктором я будто предаю Веру снова и снова. Какая жуткая ирония судьбы, что мы оказались здесь, несмотря на все мои попытки не допустить новых встреч.
— За то, чтобы это закончилось, — говорю, поднимая бокал. Только бы все поскорее закончилось.
Пригубив напиток, с трудом удерживаюсь, чтобы не скривиться.
— Через сколько, говорите, мы будем точно знать результат? — спрашиваю словно бы невзначай, уже представляя, как буду мерить шагами больничные коридоры.
— Продолжительность операции оценена в семнадцать часов.
Да я тут все исходить успею! Приходится снова приложить усилия, чтоб не сглотнуть. То есть Жен проведет на ногах целых семнадцать часов, а утром, ко всему прочему, выпила кофе. Зачем она так рискует?
Хотя знали бы вы, как она смотрела на чашку с этим странным гостиничным пойлом. С той же алчностью иная дама изучает бриллиантовое колье на аукционе. Хочется страстно, но цена слишком высока. А ведь это была всего лишь чашка дешевого растворимого порошка. Ее может себе позволить практически каждый…
Я не должен думать о Жен, не должен переживать. Забыть к черту. Зря ей пришлось волноваться об Алисе — не хотел, чтобы она познакомилась с такой тяжело больной девочкой. Но так сложилось — не поправить, а, значит, и забота не моя. Не моя!
— Давайте молиться, чтобы Андрей Капранов был именно так хорош, как вы говорите, иначе все наши усилия псу под хвост.
— Уверяю вас, он хорош, — киваю.
— А то я ведь намекнул газетчикам на своего рода сенсацию, — подмигивает Анатолий Игнатьевич.
В такие моменты я чувствую себя ублюдком с раздвоением личности, но разве правильно будет наорать на мужчину за то, что он просто делает свою работу по укреплению положения больницы? Хоть его поведение и является вопиюще неэтичным, глобально это способствует развитию медицины,
— Думаю, на примере Алисы можно будет организовать отличную благотворительную акцию в помощь детям, больным раком мозга. А это тянет на полноценную пресс-конференцию, — заставляю себя произнести.
Слова зажигают в глазах мужчины азарт. Еще бы, его статус может повыситься во много раз. А, значит, и финансирование. Новое оборудование, новые кадры, новые интересные проекты.
Еще примерно час мы обсуждаем перспективы и планы, а затем я решаю поддержать родителей Алисы. Но, к моему удивлению, в уголке ожидания их нет. И в буфете тоже. Весь этаж обхожу, прежде чем прибегнуть к помощи медперсонала.
— Они с доктором Капрановым, — с ходу отвечает санитарка.
— Капрановым? — переспрашиваю. — Разве он не на операции? Почему? — Мозг начинает выдавать варианты разной степени паршивости, но я цепляюсь за самый безобидный. — Потребовалось еще одно согласие?
А умом понимаю, что если бы так, за бумажками послали бы Жен, а не оперирующего хирурга.
