– Я знаю, ну и что?
– Ты… Ты знал? Откуда?!
– Энджи, мужчины имеют обыкновение приглядываться к женщинам, которые им симпатичны. Кроме того, я был женат, не забыла? И моя жена дважды ждала ребенка.
– Ты знал, – тупо повторила Энджи. – Знал – и все равно пригласил?
– По-твоему, это ненормально?
– Вообще-то… да.
– Значит, я ненормальный. – Майкл потянул было за ручку и вдруг снова оглянулся. – Погоди-ка! Ты думала, что я не знаю, и… Так ты поэтому отказалась? – Лицо его смягчилось, губы тронула улыбка. Он шагнул назад к столу.
Энджи чувствовала себя полной идиоткой.
– Ты и сейчас пригласил бы меня на ленч?
Вместо ответа Майкл подался вперед, оперся ладонями о стол и поцеловал Энджи.
Мишель собрала свои длинные волосы в пучок на затылке. Корни давно требовали внимания, но ради чего тратить время и деньги? Ради кого? Фрэнк ее больше не увидит… Вернее, увидит сегодня в последний раз.
Энджи удалось убедить Мишель, что встретиться с ним необходимо. Мишель и сама это понимала, но ей было страшно. Она боялась даже не побоев – едва ли Фрэнк напал бы на нее посреди бела дня в кафе. Мишель боялась самой себя: собственной жалости, собственной слабости… Майкл Раис узнал от Брузмана, что Фрэнк по-прежнему настаивает на ее возвращении домой, обещая содержать всю семью как прежде. И она боялась, что снова поверит ему.
Энджи и Джада с такой основательной серьезностью подошли к обеспечению безопасности, что Мишель не удивилась бы, сообщи они ей о снайперских точках на крышах соседних с кафе домов. На мужском сопровождении Энджи, во всяком случае, настояла, но, поскольку обращаться к Майклу ей было неловко, она попросила помощи Билла. Мишель в душе посчитала эту меру излишней: если уж Фрэнк взорвется, что сможет противопоставить ему хлипкий Билл?
Джада выбрала для себя наблюдательный пост в машине, на стоянке перед кафе. В ее задачу входило убедиться, что после встречи Фрэнк оставит Мишель в покое. Энджи должна была устроиться в угловой кабинке, спиной к столику Мишель и, соответственно, лицом к сидящему напротив нее Биллу.
Мишель приехала в кафе за двадцать минут до назначенного времени, чтобы наверняка опередить Фрэнка и хоть немного успокоиться. Энджи и Билл были уже на месте. Войдя в роль шпиона, Энджи открыла пудреницу и посмотрела на Мишель в зеркальце. Ну, надо же, до чего додумалась – даже оборачиваться не нужно! Мишель невольно улыбнулась, но улыбка застыла на ее губах, когда в дверях появился Фрэнк. Грудь вмиг сдавило, и во рту появился металлический привкус страха.
Увидев жену, Фрэнк неторопливо пересек зал и опустился в кресло напротив.
«Нисколько не изменился, – почему-то с изумлением отметила Мишель. – Все такие же густые черные волосы, такая же смуглая кожа, такие же прекрасные глаза». Фрэнк был в черной водолазке, которую она подарила ему на прошлое Рождество. Мишель не могла не признаться самой себе, что все еще любит его. Знает теперь, кто он, ненавидит за это – но любит. Сильные чувства умирают медленно…
Фрэнк положил руки на стол. Те самые руки, что причинили ей такую боль. Мишель подняла взгляд и снова посмотрела в лицо мужу. Эти темные глаза всегда ее завораживали. Сейчас они были еще темнее, еще глубже. Глаза, в которых легко утонуть.
– Как ребята? – заговорил Фрэнк.
– В порядке, – лаконично ответила Мишель, заранее решив, что будет обходиться без подробностей…
– Что ты им сказала?
Его тон не был ни враждебным, ни злобным, но и особого беспокойства в нем, как ни странно, тоже не слышалось. Совершенно не похоже на Фрэнка. Детей он всегда обожал, скучал, если они даже ненадолго отлучались из дому. «Это ледяное спокойствие наверняка дается ему с громадным трудом», – решила Мишель.
– Я сказала, что тебе пришлось ненадолго уехать, а в доме идет ремонт. – Она помолчала. – Думаю, детали им знать ни к чему. Не поймут, только испугаются.
– Так и не сообщишь мне, где живешь? – В его голосе зазвучали иные, напряженные нотки, но он быстро взял себя в руки. – Дети, значит, в порядке?
– Насколько возможно. Вопросов, правда, не задают, а это плохой знак.
– Ты считаешь?
– Ну конечно, Фрэнк! Они понимают – происходит что-то ужасное; видят, что я не хочу об этом говорить, и сами ничего не хотят знать. Слишком много всего плохого случилось за последние месяцы.
Фрэнк скользнул взглядом по столику, к крышке которого снизу был прикреплен миниатюрный магнитофон, и Мишель похолодела от страха. Но, на ее счастье, невидящий взгляд Фрэнка устремился на облака за окном.
– Мишель… – Он вновь повернулся к ней. – Еще не поздно все исправить. Я смогу, обещаю!
Мишель вдруг захотелось рассмеяться, и она испугалась, что у нее сейчас начнется истерика. Так было, когда мама сообщила ей о смерти бабушки, и маленькая Мишель захохотала – от потрясения и от чего-то еще, необъяснимого, но пугающего.
– Как ты смеешь давать такие обещания, Фрэнк?! Каким образом ты собираешься все исправить! Может быть, ты способен повернуть время вспять и сделать так, чтобы всего этого не было? Другого способа я не знаю.
Глядя ей прямо в лицо, Фрэнк вцепился в край стола. Мишель невольно остановила взгляд на этих руках, доставлявших ей такое наслаждение – и причинивших такую боль. От усилия кожа под его ногтями побелела.
– Послушай… – Голос Фрэнка зазвучал тише, но настойчивее. – Говорю же, я смогу! Мы с Брузманом все просчитали. Он меня вытаскивает, вы с детьми возвращаетесь, и я больше никогда вас не обижу, клянусь! Мы все это забудем, как страшный сон, Мишель!
Ей понадобилось время, чтобы сообразить, о чем идет речь. Боже правый, да он и в самом деле надеется, что все случившееся будет забыто и жизнь потечет как прежде!
– Фрэнк, ты не понима…
– Я совершил ошибку, Мишель, – перебил он. – Только одну, но серьезную, и она повлекла за собой другие. Я никак не ожидал, что все так обернется. Думал, ситуация под контролем. Думал, что защитил и тебя, и детей…
Фрэнк замолчал, словно подыскивая слова. «Господи, о чем это он? – думала Мишель. – О взятках? О наркотиках? О друзьях-политиках? О подкупленных копах?» Она видела, как снова зашевелились его губы, но не слышала ни звука, пока не заставила себя сосредоточиться.
– Еще не все потеряно, – продолжал убеждать ее Фрэнк. – Ты не должна скитаться где-то одна, Мишель. Я не хочу, чтобы дети жили у чужих людей или в отелях. Не хочу, чтобы ты беспокоилась о деньгах, обо мне, о будущем. Я хочу вернуть прежнюю жизнь, Мишель! У нас все получится…
Властность его голоса, глубина взгляда притягивали Мишель. Стоит ли удивляться, что она так долго была под влиянием этого человека – красивого, сексуального, сильного? Он казался таким уверенным в себе, таким неколебимым и неустрашимым. Достойным доверия, как никто другой. Безупречное снаружи и гнилое внутри яблоко. Нет, не райские кущи ожидают ее, если она вернется, не сад наслаждений. И сам он – не Адам, а змей-искуситель.
