Я чуть в обморок не упала. Боже мой, даже тогда, когда лестница за ее спиной была вся в огне, она стремилась очернить меня! Даже в самом пекле, в горящем здании, пытаясь спасти внуков, эта змея нашла время, чтобы подчистить все подозрительные моменты в своей истории!
— Но почему ты сказал полицейским, что это твоя работа?
— Я думал, что тебя в тюрьму посадят! — завопил он со слезами на глазах. — Мне казалось, что полицейские решат, что ты так ужасно поступила, оставив нас одних, да еще со включенным газом, и засунут тебя за решетку, и мы больше никогда тебя не увидим! Поэтому я и соврал, что это я, ведь детей в тюрьму не сажают! — Он кричал во весь голос, слова вырывались судорожными всхлипами, плечики его тряслись.
— О, мой дорогой! — Я обняла его. Его маленькое тельце окаменело, оно тряслось, но было напряжено, как струна, и он не бросился мне на шею. Я взяла его за плечи и отодвинула на расстояние вытянутой руки. Я знала, что есть что-то еще. Что мне предстоит копнуть глубже.
— Но почему вы с Максом вообще оказались в амбаре? Разве бабушка не сказала, что вы должны ночевать в доме?
— Нет, не сказала, — всхлипнул он, — к тому же я с ней поссорился.
— Из-за чего?
— Когда ты уехала, она подошла к нам в саду. Мы с Максом играли у прудика в теплице. Лежали на животе, кормили золотых рыбок, а она подошла и встала прямо перед ними. Тут я перекатился на спину, чтобы как следует ее рассмотреть. Мне в глаза солнце светило, но я все равно заметил, что у нее какое-то странное выражение лица, как будто она в лотерею выиграла. Она сказала: «Ну все, на этот раз ваша мамочка допрыгалась!» А когда я спросил, что это значит, она ответила, что ты поехала на свидание со своим дружком. — Слово «дружок» он презрительно выплюнул. — И что ты останешься с ним на ночь. Я встал и сказал, что это неправда и она лжет, потому что нет у тебя никакого дружка, а она сказала, что есть, и тогда я закричал: «Ну и что! Мама сказала, что Триша придет и посидит с нами, так что мы не обязаны торчать здесь с тобой, мы идем домой!» — Он перевел дыхание. — И я убежал.
— Он плакал, — раздался тонкий голосок позади нас. Макс вырвался из рук Лукаса и прокрался на кухню.
— Понятно, — пролепетала я. — И она не пришла за вами?
— Нет, никто не пришел. Мы просто взяли и легли спать сами. Было очень страшно.
— А у тебя правда есть дружок? — спросил Макс. Я повернулась к нему и покачала головой.
— Нет. Нет у меня дружка. Но, — я заметила, что Бен на меня смотрит, — в тот вечер я действительно собиралась встретиться кое с кем. Это правда. Но… ничего у нас не вышло. Потому что это было бы неправильно. — Я смущенно замолкла. — Ни для меня, ни для него.
Дэвид и Мэйзи тактично разглядывали скатерть, но вот Джек, я чувствовала, так и сверлил меня глазами.
— Можешь завести себе дружка, — благосклонно заявил Макс. — Мы не против, да, Бен? Только скажи нам сначала. — Он посмотрел на брата.
Бен кивнул и потер пол ботинком.
— Мне кажется, что самое важное — говорить правду, — пробормотал он.
Я сделала глубокий вдох и тоже уставилась на свои ботинки.
— Ну что же, — проворковала Мэйзи жизнерадостным голосом, нарушая тишину. Она встала и подошла к буфету, мимоходом крепко сжав мое плечо. — Мне кажется, всем нам сейчас не помешало бы выпить.
Побольше джина, поменьше тоника. Мне-то уж точно. А потом пообедаем. Мы с Лукасом хотели сделать пиццу, так что если вы, мальчики, хотите помочь нам кидаться тестом и подбрасывать его к потолку, марш в кладовую, выбирайте продукты для начинки. — Она открыла дверь в кладовку и скрылась за ней.
— Я с тобой! — Макс поскакал за бабушкой, как кролик Бен поплелся за ним, только медленным шагом. У двери он замер и обернулся.
— Прости меня, мам.
— За что? За то, что пытался спасти меня от тюрьмы?
Он пожал плечами:
— За то, что сомневался в тебе. Как Фома.
— Кто?
— Фома, из Библии.
— А-а. — Я кивнула. Он вышел из комнаты. Дэвид с Джеком молчали.
— Знаете, — проговорила я, отчаянно моргая, чтобы прогнать слезы, — я всегда представляла, как мой старший сын будет помогать мне передвигаться на костылях в доме престарелых, приносить мне виноград и делать погромче слуховой аппарат. Только я не думала, что мы так скоро поменяемся ролями.
На лице Дэвида появилась добрая улыбка.
— Ему пришлось быстро повзрослеть, Люси. И это не твоя вина.
— Отчасти моя, — пробормотала я. Я села, оперлась локтями о стол и закрыла глаза руками. — Но знали бы вы, какое облегчение! Как я рада! — Я раздвинула пальцы и посмотрела сквозь них. — Вы даже представить не можете. У меня такое чувство, как будто с сердца свалилась огромная ледяная глыба. Вы не можете представить, как я вам благодарна, Дэвид, — я повернулась к нему, — я до смерти вам обязана. Слава богу, что вы поговорили с Роуз, заставили ее все рассказать! Бог знает, где бы я была сейчас, если бы не вы.
Он пожал плечами.
— Полиция наверняка рано или поздно добралась бы до правды, но ты права. Как гора с плеч. — Он встал и глубоко вздохнул. — А теперь мне пора. Я должен все им рассказать. — Он щелкнул каблуками по-военному. — Ухожу. Но, Люси, — у выхода он остановился, — я понимаю, ты думаешь, что Роуз — злобная старуха и получила по заслугам, но если ты поймешь, какая жизнь была у нее с Арчи…
Я молча проводила его по коридору и открыла перед ним входную дверь. На крыльце он обернулся и встревоженно посмотрел на меня: в твидовом костюме и желтом галстуке, он вертел в руках панаму с зеленой лентой. Мне не хотелось делать ему больно.
— Вы, наверное, ее очень любили, Дэвид, — тихо произнесла я.
Опустив голову, он взглянул на свои блестящие коричневые ботинки. И кивнул.
— Да, любил. Я любил ее всегда. Слепо, наверное, но ведь любовь слепа, не так ли? — Он поднял на меня печальные глаза. — И в основном любил издалека. Когда их брак наладился, у меня оказались связаны руки. Хоть я многое знал, но не мог вмешиваться. Я лишь следил за ней и старался всегда быть рядом. Но в конце концов она меня перехитрила. Ускользнула от моего внимания, от моей бдительности и влияния. Если бы я знал, что она задумала — ну, сама понимаешь. Я бы ее остановил.
— Не сомневаюсь. — Я посмотрела в его добрые и печальные серые глаза. — Знаете, Дэвид, настанет время, и я захочу сказать мальчикам правду. Пока еще рано, это будет для них слишком большим потрясением, им и так пришлось несладко, но когда-нибудь, когда они подрастут, я расскажу им все с начала до конца. Бен верно сказал: самое важное — это говорить правду.
Он улыбнулся впервые за все утро.
