гнал ее от себя, неверием мучил… А сегодня он сказал, что любит. Впервые сказал. Лика осторожно пальчиком провела по его щеке, подбородку, губам — он улыбнулся сквозь сон, так доверчиво… Не вздрагивает больше, рефлексы, грозящие сломать ей руку, больше не срабатывают — не открывая глаз, расслабленный, Макс попытался губами поймать ее палец.
— Как же я люблю тебя, Власов, — прошептала в отчаянии Лика, склонилась и потерлась щекой о его щеку, едва не плача от распирающего чувства нежности.
Ластясь, целуя, Лика гладила его грудь и умирала от ощущения спящей силы стальных мышц под своей ладонью. Хотелось обласкать каждый сантиметр его кожи, каждый миллиметр этого сильного тела, закаленного самой жизнью, каждую волосинку на нем, каждую венку, каждый… шрам. Лика прошлась взглядом по животу парня; хотелось рассмотреть его всего — при свете дня она бы не решилась, постеснялась бы, а сейчас, пока он спит…
Словно почувствовав ее намерения, Макс зашевелился, потянулся спросонья, на радость любопытной своей девочке демонстрируя слаженную работу мышц; сонным взглядом окинул разглядывающую его Лику и поправил чуть сползшую с бедер простыню. Лика, недовольная таким поворотом событий, капризно насупилась и обернулась.
— Я хочу увидеть шрам, — заявила она и окончательно разогнала сон Макса.
— Зачем он тебе?
Вместо ответа Лика переползла поближе к его бедрам и осторожно стянула простыню.
— Лик…
А там, на гладкой коже уже налитой, готовой к продолжению сладострастных утех плоти, вмятинка размером чуть больше диаметра сигареты — прижигали не раз, старались… Макс напрягся, когда Ликин пальчик осторожно прошелся по шраму, будто надеясь разгладить его, стереть… А потом на месте пальца вдруг оказались ее губы — едва ощутимо они коснулись пораженной кожи, целуя… В застывшей тишине раздался отяжелевший вздох; Макс напрягся, тяжелая его рука коснулась Ликиных волос, останавливая смелую ласку.
— Лик, не надо.
Вопреки словам так громко, так отчетливо в этой тишине стучит его сердце от ее прикосновения. Он смущен, она неопытна, но ему приятно — Лика это видит. Легонько целуя, прошлась она по венкам выше, к густой поросли волос, к твердому животу, груди, шее, подбородку… Добралась до губ его и уже смелее к ним припала, мгновенно оказавшись в крепких объятиях взбудораженного своего мужчины.
— Власов, я замуж за тебя хочу, — чуть отстранившись, вдруг заявила она, с мольбой заглядывая Максу в глаза. — Позови… Я буду тебе хорошей женой, обещаю.
Макс на мгновенье замер — вот много чего в жизни повидать пришлось, но чтоб девушки его жениться звали… Он долго разглядывал ее взволнованное личико, внимательно — кажется, Лика и сама перепугалась своих слов, сорвавшихся в порыве бесконечной нежности к нему; а потом нахально прошелся взглядом по ее телу, словно оценивая возможное приобретение; заметил, как густо покраснела она от этого взгляда и даже попыталась отползти.
— Куда? — остановил Макс одним движением руки, потом нахмурился и, с трудом сдерживая улыбку, почти серьезно проговорил: — Какое заманчивое предложение… Надо подумать. А ты не сбежишь из-под венца, недобросовестная невеста? Я слышал, ты бросаешь несчастных воздыхателей прям у алтаря…
— Максим, ты же знаешь, почему я тогда сбежала, — всерьез восприняв его слова, принялась оправдываться Лика. — Ты осуждаешь меня? Ты думаешь…
— Да ничего я не думаю, Лик, — улыбнулся Макс и с заметной грустью в голосе добавил: — Я был бы счастлив, если б ты стала мне женой, но зачем тебе такой муж? Что я могу дать тебе?
— Ты опять?
— Ты, правда, вышла б за меня замуж?
— Выбежала б, Власов. Максим, я серьезно… Женись на мне. Я знаю, что вряд ли дождусь этого предложения от тебя, поэтому делаю его сама…
— Лик, ты серьезно сейчас?
— Очень серьезно. На колено встать?
А ведь она и, правда, вполне серьезна. Посерьезнел и Макс. Когда-то он мечтал жениться на Каринке, но тогда он понятия не имел, из какой она семьи. О том, чтоб жениться на Лике, Макс и вовсе никогда не думал. Он — уголовник нищий, она — ангел, цветочек нежный из обеспеченной семьи… Не для него эта девочка. А для кого тогда?
— Лика, Лика, Ликушонок… — вздохнул Макс, перебирая прядки ее волос, — Лягушонок ты мой неразумный, — и все же, после недолгой паузы, решительно, будто все уже решили и осталось обсудить лишь детали, спросил: — Тебе будет очень обидно, если мы просто распишемся в загсе? Без всей этой свадебной шумихи?
Глава 38
В окно палаты стучал дождь. Тяжелые капли бились в стекло, шлепали по карнизам и навсегда исчезали, разлетаясь на крошечные брызги.
На смену старой воде придет новая. Так же будет стучать по карнизам, разбиваться и исчезать в небытие. Так жизнь проходит. Так стираются из памяти события под гнетом новых, ярких… И в редкую минуту нахлынувшей тоски вдруг вспомнишь, как когда-то такой же дождь уже ломился в окна, как солнце играло в капельках на стекле, как радуга на стенах отражалась… И заноет душа от этих воспоминаний, когда вдруг осознаешь, что возврата туда нет.
— Как в тот день… — задумчиво отметил Горский, сидя на кровати и слушая унылую мелодию природы.
— Ты о чем? — Арина сидела рядом и копошилась в телефоне, пытаясь совмещать дежурство у постели мужа и работу.
— Отвлекаю тебя?
— Да нет. Секретарша спрашивает, когда смогу приехать — у них документы на подпись накопились.
— Давай скажу орлам — тебя отвезут.
— Не надо, я уже договорилась, чтоб документы сюда подвезли — через час Влад приедет, — отмахнулась Арина и отложила телефон на тумбочку.
— Это тот поганец, который Лике побег со свадьбы устроил?
— Не поганец, а мой помощник. Хороший, кстати, мальчик — надежный и ответственный.
— Я заметил, — усмехнулся Горский.
— Так о чем ты говорил?
— Да ни о чем. Вспомнил просто, как мы приехали с тобой в проклятый этот город… Тогда тоже лил дождь. Помнишь?
И что за манера душу теребить? Все она помнит, конечно. Как забыть? Столько же надежд, ожиданий тогда было. Молодые, влюбленные, бесшабашные… Приехали в чужой город всего лишь с одной дорожной
