я бы сказал что-нибудь оскорбительное, но сейчас мне говорить сложнее, чем когда бы то ни было. Он прижимает ладонь к лицу. Если львица больше не хочет меня видеть, мне нечего здесь делать.
Быстро собираюсь, хватаю сумку и кое-какие вещи. Надеваю толстовку и ботинки. Тру лицо дрожащими ладонями.
– Тиган, подожди! Куда ты собрался? – бросил отец.
Его нос в крови, он пытается меня догнать, но тщетно.
Спустившись по лестнице, я захлопываю входную дверь и бегу к калитке. Пинаю ее, заставляя распахнуться, и убегаю, не оборачиваясь.
Как настоящий старший брат
Боль едва не сбила меня с ног. У меня по-прежнему дикое желание разрыдаться. Слезы не текли в поезде, но я чувствую, что они готовы вот-вот пролиться.
Чем дальше я удаляюсь от львицы, тем сильнее становится боль. Как будто связь между нами отказывается разорваться и изо всех сил тянет мое сердце обратно, чтобы я мог прикоснуться к ней и поцеловать в последний раз.
Стискиваю зубы. Дрожу от холода, когда выхожу из метро и замираю. Сумка на плече, руки в карманах, и я абсолютно не в состоянии соображать. Больше ничего не могу сделать.
Делаю глубокий вдох и поднимаю нос. Я в каком-то старом здании. Толкаю дверь в холл, и она приоткрывается, как и в прошлый раз, когда я сюда пришел; медленно поднимаюсь по лестнице, и каждая ступенька дается мне тяжелее предыдущей.
Мне нужно только упасть на диван или кровать и забыть обо всем этом. Забыть и ее, хотя я знаю, что это будет невозможно.
Подхожу к двери, стучу. Ничего. Звоню до тех пор, пока не открывается дверь. Мужик Солис появляется передо мной и смотрит весьма холодно.
– Чего тебе?
Отворачиваюсь. Чертовы слезы. Пытаюсь войти, но он толкает меня назад.
– Ты не войдешь сюда в таком виде. Чего ты хочешь?
Он отступает и хочет закрыть дверь.
– Кто там? – спросила Солис издалека.
– Никто. Ошиблись дверью, – пробормотал придурок.
Он закрывает дверь.
– МАМА!
Слышу Солис за закрытой дверью, и в следующую секунду дверь распахивается. Ее лицо выражает тревогу
– Тиг? Но что с…
Я рыдаю.
– Она… Блин, мама, она…
– Успокойся… Что происходит? Заходи.
Оказываюсь в крошечной прихожей ее квартиры.
– Зачем тебе сумка? – спросила она, закрывая дверь.
– Я… я… я не мог там оставаться. Елена и…
– Тиг, успокойся. Дыши, ладно? Что случилось с Еленой?
Она бросила меня, черт возьми! Но, конечно, я не могу этого сказать. Мотаю головой, закрываю глаза, из которых текут слезы.
– Я позвоню Хиллзам, они, должно быть, волнуются, а тебе следует вернуться.
– Нет! Я останусь здесь, у тебя, мама.
– Она не твоя мать, черт тебя дери! – вопит ее муж.
– Лукас, пожалуйста…
Она делает ему знак уйти, обхватывает свой живот и просит меня пройти в гостиную.
– Мне нельзя долго стоять на ногах. Я рожаю через неделю, так что…
* * *
– Да, конечно. Понимаю… Нет, все в порядке, он молчит… Нет, мои извинения Дэниелу и удачи… Да, спасибо, до свидания, Энджи.
Солис повесила трубку. Я приехал вчера, и она все же позвонила Хиллзам. Мать только что рассказала ей про сломанный нос мужа и все остальное.
В гостиной повисла тишина.
Ее мужик ушел на работу, так что я остался наедине с ней и ее животом. У нее все время болит живот.
– Тиг, ты ударил Дэниела?
Закрываю глаза и выслушиваю нотации. Ночью я плохо спал: опять кошмар, тот же самый, я у Майлерсов, так что сегодня мне даже хуже, чем вчера. У меня больше нет львицы, только пульсирующая боль в груди и постоянно выступающие на глазах слезы.
Солис вздохнула.
– И Дэниела… и Елену, – добавила она.
Резко поднимаю голову.
– Но Елену я ударил не нарочно! Я даже не помню. Я не хотел, черт возьми!
Она снова морщится от боли в животе.
– У нее четыре шва, Тиг, и ты удивляешься, что она больше не хочет тебя видеть?
И вот я опять рыдаю. Солис наблюдает за мной, и я отворачиваюсь, чувствуя стыд.
– Она бросила меня.
Закрываю глаза. Наступает тишина, и я слышу, как Солис делает глубокий вдох.
– Ты… Тиг, у вас роман? – наконец спрашивает она.
Не могу говорить, так что я просто киваю.
– Но ведь девушки уже бросали тебя до нее, не так ли? Почему ты…
– Потому что с ней все не так, черт побери! У меня в голове не укладывается, ясно? Бред про моего отца так и вовсе выбил меня из колеи. А теперь оставь меня в покое, – выпаливаю я.
Но я не сказал о парне, который избивает мою львицу, и о том придурке Джейсоне, появившемся из ниоткуда…
Резко встаю и выбегаю на крошечный балкон, чтобы закурить. Кажется, эта боль в груди не дает мне замерзнуть. Роюсь в карманах, протираю лицо и закуриваю сигарету, потом сажусь на подоконник и захлопываю дверь, чтобы холод не проникал внутрь.
И дым тоже. Но Солис все равно скажет, что пахнет.
* * *
Я часами кружил по квартире. Я потерял мобильник. Где я его оставил? Может, у Хиллзов. В любом случае, убить время в социальных сетях не получится. От прошлой ярости у меня осталось только одно желание: вернуться к Хиллзам, чтобы поговорить с Еленой, на этот раз без криков. Но Солис застала меня. Она предупредила, что, если я выйду отсюда, Терри может схватить меня. Я облажался, но он еще не в курсе. Мать Елены заверила Солис, что они не станут звонить и рассказывать ему, но я не могу быть в этом уверен, ведь этот ублюдок-отец не позволил мне увидеть львицу, так что я больше ему не доверяю.
– Ешь, Тиг. И у тебя грязная голова, – замечает Солис.
Мы сидим за столом с ее придурком-мужем, который говорит со мной только для того, чтобы сообщить, что мне здесь не рады. Черт бы его побрал. Пока Солис любит меня, я останусь.
– Если не поешь, легче не станет, – добавляет она.
– Оставь меня, черт.
Я не голоден. Ничего не проходит. Знаю, что Солис переписывалась сегодня днем, но не стала говорить с кем. Я знаю, это была Елена. Уверен, они много общаются.
Почему мне кажется, что Солис меня предала?
Встаю и сажусь на диван. Закрываю глаза, надеясь, что не попаду в очередной кошмар, от которого я сделаю то, о чем потом не буду помнить. Все, хватит воспоминаний!
* * *
В больнице вокруг меня толпятся
