— Божественно, правда, Айво? — Даже после того, как опустился занавес, у нее сохранился мечтательный вид.
— Да, недурно. — Однако он не думал об опере, он думал о ней. — Заглянем в буфет? В партере многие уже встали с мест, и у выходов образовались очереди. Посещение буфета считалось непременным среди завсегдатаев оперы, и не потому, что так уж хотелось выпить — просто в буфете можно было встретить известных людей. Однако от Айво не укрылось, что Беттина колеблется.
— А может, ты хочешь остаться здесь? Она благодарно кивнула, и они сели на место.
— Ты сердишься? — будто извиняясь, спросила Беттина.
Айво сделал небрежный жест рукой и сказал:
— Конечно же, нет. Не будь глупенькой. Хочешь, я принесу тебе что-нибудь сюда?
Она молча покачала головой и улыбнулась.
— Ты избалуешь меня, как я своего отца. Берегись! С изнеженной особой очень трудно ладить.
Они немного поговорили о Джастине, и во время этого разговора Айво вспомнил, что Джастин когда-то показывал ему рассказы. Рассказы, написанные Беттиной.
— В один прекрасный день ты станешь более знаменитой, чем Джастин. Если, конечно, захочешь этого.
— Ты не смеешься надо мной? — Она смотрела на Айво; боясь дышать, и с замиранием сердца ждала, что он Лжажет в ответ. Но Айво, по всей видимости, не собирался шутить, и тогда Беттина чуть вздохнула.
— Нет, не смеюсь. Твои последние рассказы, те, что ты написала прошлым летом в Греции, очень талантливы. Если ты не против, их можно опубликовать. Я давно собирался сказать тебе об этом. Ведь ты же думала об этом, когда писала?
Она в замешательстве посмотрела на него. Айво казался очень серьезным.
— Нет, конечно. Я сочинила их для себя. Не ставя никакой цели. Папа их тебе показал?
— Да.
— Значит, они ему понравились? — спросила она задумчиво и печально, словно позабыв, что Айво рядом.
Он изумленно уставился на Беттину.
— А разве он сам тебе ничего не говорил? Она мягко покачала головой.
— Это преступно, Беттина! Он был в восторге от твоих рассказов. Неужели он ни разу об этом не обмолвился?
— Нет, — Беттина с вызовом посмотрела на Айво. — И никогда бы ничего не сказал. Расточать похвалы было не в его правилах.
«Зато слушать похвалы в свой адрес — о, как он это любил!» — подумал Айво и разозлился.
— Достаточно было сказать, что ему понравилось.
Беттина внимательно посмотрела на Айво и улыбнулась.
— Я так рада, что хоть теперь узнала об этом.
Айво очень хотелось хоть в чем-то ей помочь, поэтому он поинтересовался:
— Ты собираешься где-нибудь их опубликовать?
— Еще не знаю, — пожала плечами Беттина и вдруг стала вновь похожа на ребенка. — Я же говорила тебе, что мечтаю написать пьесу. Но отсюда не следует, что я смогу.
— Сможешь, если захочешь. Самое главное — это то, что у тебя есть большая мечта. Все получится, если ты будешь верить в нее и стремиться к ней. И никогда не расставайся с мечтой. Что бы ни случилось.
Беттина долго сидела молча, не глядя на Айво. Он придвинулся ближе, она чувствовала, что он совсем рядом, и , вот уже его ладонь лежит поверх ее сцепленных кистей.
— Не расставайся с мечтой, Беттина. Никогда, никогда…
Наконец она подняла на него усталые, удрученные глаза.
— Моим мечтам пришел конец, Айво… Он решительно потряс головой в знак
несогласия. И по его губам скользнула едва
заметная улыбка.
— Нет, крошка, все еще только начинается.
С этими словами он наклонился и осторожно поцеловал ее в губы.
То был удивительный и необыкновенный вечер. Из оперы они отправились ужинать в «Ля Кот Баск», а после ужина поехали танцевать в «Ле Клуб». Айво и отец Беттины состояли его членами со дня основания, и теперь, спустя годы, он оставался превосходным клубом. Лучшего места для встречи Нового года нельзя было придумать. Айво и Беттина вновь держались как давние друзья, запросто. Правда, она смутилась от его поцелуя, но это быстро прошло. Айво был настоящим другом. Казалось, что вернулись прежние времена: они болтали, смеялись и танцевали, пили шампанское, и лишь в три утра Айво признался, что изрядно утомился и что ей пора домой. В лимузине они почти не разговаривали. Беттина думала об отце. Как непривычно, что его не было с ними и что ему нельзя даже позвонить и пожелать счастливого Нового года. Автомобиль неспешно двигался в сторону Ист-Сайда, пока не остановился у дверей ее дома.
— Зайдешь ко мне на рюмку коньяку? — машинально предложила Беттина, поминутно зевая. Но Айво лишь посмеялся, потому что время близилось к четырем.
— Звучит весьма заманчиво, да только сможешь ли ты добраться до квартиры, не заснув на ходу?
Он помог ей выйти из машины и проводил в подъезд.
— Не уверена… м-м-м… меня так и клонит ко сну.
В лифте она улыбнулась и еще раз спросила:
— Так ты точно не хочешь выпить?
— Совершенно не хочу.
— Ну и хорошо, тогда я сразу лягу в постель, — сказала она с милой улыбкой и от этого вновь стала похожа на ребенка.
Когда она открыла дверь и включила свет, пустота квартиры показалась зловещей.
— Ты не боишься быть дома одна? Беттина посмотрела на Айво и честно призналась:
— Иногда боюсь.
Он бросил на нее взгляд, исполненный жалости, и произнес:
— Обещай мне, что позвонишь и дашь мне знать, если у тебя возникнут какие-либо трудности. Ты слышишь? Немедленно позвонишь. Я тут же приеду.
— Знаю. Так приятно это сознавать, — сказала Беттина, зевнув, и уселась на кресло в стиле Людовика XV. У нее никак не получалось снять изящные шелковые синие туфельки. Айво сел на кресло рядом, не сводя с нее глаз. Потом они оба засмеялись.
— Беттина, ты сегодня прекрасна. И кажешься ужасно взрослой.
Она пожала плечами — юная, девятнадцатилетняя — и сказала:
— А я-то думала, что не кажусь, что я теперь на самом деле взрослая.
Хихикнув, она дрыгнула ногой, так что туфелька соскочила и полетела вверх. Беттина поймала ее, едва при этом не задев драгоценную вазу, что стояла на узкой мраморной полке.
— Знаешь, что самое неприятное?
— Что, Беттина?
— Если не считать одиночества, то самое дрянное — это самой быть за все в ответе. Нет никого, совершенно никого, кто сказал бы мне, что надо делать, отругал бы, похвалил, объяснил, что к чему. Вот сейчас разбила бы я вазу — и никому до этого дела нет, это — мои проблемы. И это усиливает чувство одиночества. Такое впечатление, что всем на меня плевать, — она глубокомысленно уперлась взглядом в туфельку, потом уронила ее на пол.
Айво внимательно следил за Беттиной. Он словно готовился, прежде чем произнес:
— Мне не плевать.