тело, чувствовать как каждое его движение выбивает из нее то громкий выдох, то снова стон… Прижиматься к коже губами, прикусывать ее же зубами…
Костя кончил, уткнувшись в ее шею. Ярко и мощно. Круче бывало. Но сейчас получилось достаточно сильно, чтобы вспомнить, насколько с ней кайфово. В квартирке у них тоже случался сонный секс. Для Агаты это — норма. Совмещение двух любимых занятий.
Когда Костю начало отпускать, он усмехнулся, прикусил кожу сначала, потом поцеловал, вышел, понимая, что утром…
Она его грохнет.
Но было пох. Слишком хорошо сейчас.
Перекатился. Устроил ее сверху, почувствовал, как прижимается к шее уже Агата.
Услышал бубнежное: «ты такой говнюк…».
Несколько минут просто смотрел в потолок, улыбаясь, поглаживая сопящую вроде как жену по голой спине, а потом заснул.
Утром же, как и стоило ожидать…
Агата проснулась голой у него под боком.
Агата то ли сейчас только поняла, то ли вспомнила…
Он, конечно же, стал козлом-насильником, который не умеет держать член в штанах. Говнюком, который снова посмел кончить в неё.
В него летели предметы.
Потом она закрылась в ванной, и там то ли рыдала, то ли блевала. Потому что: «тошнит от того, какое ты дерьмо!»…
Кричала ему, а чувствовала скорее всего по отношению к себе. Типа не сдержала слово. Типа он-то говнюк, но она-то свое удовольствие получила… Об этом знают двое. И сколько ты ни ори, что это он виноват, к себе у неё наверняка тоже претензии…
Агата так и не открыла дверь в ванную. Так и не пошла на контакт. Держать осаду Костя не умел. Да и бессмысленно.
Воспользовался другой душевой. Оделся. Собрался. Ушел, впуская в спальню привычно дежурившего у двери Боя.
И если по дороге до города еще чувствовал легкую приподнятость настроения, просто потому что секс с Агатой всегда на него действует вот так…
То с каждым новым часом — все больше сомнений. И злости. И гадливости тоже по отношению к себе.
Не потому, что действительно считал себя тем, кем Агата назвала. Просто… Это их не сблизило. Оттолкнуло только.
И вечером его скорее всего ждет новая лютая дичь. А что сделать, чтобы получить от неё хоть какой-то шаг, Костя не знал.
Трахать в несознанке — не вариант. Выслушивать, как поливает — тоже. Он хочет, чтобы снова было так же, как было до всего, что наворотили.
Но как добиться — понятия не имел…
Полдня думал об этом вместо того, чтобы о работе.
Мысли сворачивали то в ночь, то в утро. Становилось то пиздец хорошо, то охренеть как плохо.
Почему с ней так сложно? Почему нельзя просто принять?
Неужели он правда настолько ей противен?
Глубоко в этим размышлениях его и застал Гаврила. Взгляд которого будто светился многозначительным: «это твой выбор, друг, я предлагал альтернативу…».
Костя об этом помнил. Костя не жалел.
Но, честно говоря, надеялся, что всё будет легче. Только, видимо, недооценил её. Переоценил себя.
Ведь ещё вчера думал, что терпения в нем предостаточно. Если дело касается Агаты — имеется.
Так вот…
Херня всё это. Оно кончается. И что дальше будет — он не знает.
* * *
Костя и сам не сказал бы, сколько «отсутствовал», но когда снова повернулся к Гавриле — тот с любопытством смотрел на него… Задумчиво так… Будто с жалостью даже…
Немного раздражая этим. А может не немного. А может не этим. Но не суть.
— Что там у нас?
Костя спросил, возвращаясь к столу, вновь не садясь, но упираясь руками в столешницу.
Гаврила кивнул, снова открыл папочку, пролистал, будто вспоминая…
— Чуть упало доверие. Изменчивый ты. Ненадежный… — произнес как бы с легким осуждением, Костя скривился только. Ненадежный…
Будто кому-то реально есть дело до того, что у него там за непонятки с личной жизнью. Будто кому-то должно быть до этого дело…
Теперь его в принципе натурально бесила вся эта ситуация с Полиной и несостоявшимся фиктивным браком.
Нехер было выпендриваться. Просто вообще не затеваться. Это не дало бы ему выгоды тех размеров, какие сейчас создало проблемы…
Но поздно. Теперь только разгребать.
— Поднимем.
Костя сказал уверенно, Гаврила хмыкнул, пожав плечами. Так всегда. Как «ронять» — то Костя справляется. Как «поднимем» — то ему жопу-то рвать… Но тоже не время жаловаться. Оба прекрасно знают, кто они и почему вместе. Терпят. Сосуществуют. Борются. Побеждают.
— Тебе надо будет плотно по каналам походить. Вечерние политшоу. Когда зовут — уже нельзя отказываться.
— Уже не буду.
Костя пообещал, Гаврила кивнул. Оба же знали, с чем связаны были прошлые отказы. И почему дальше вроде как их не будет… Хотя Гаврила сомневался. Никогда бы не подумал раньше, но сейчас все чаще замечал, что у Гордеева будто приоритеты меняются. Амбиции к херам, если девочка зовет…
Агата…
И ведь ничего особенного. Просто милая. Но, наверное, что-то в ней всё же есть. Косте видней.
— Хорошо. Я поручу возобновить связь. Если позовут — маякну. Ты же знаешь гостевых редакторов. Они обидчивые.
— Подмажем. Извинимся. Поулыбаемся. Надо ходить — будем ходить.
— Хорошо. Дальше… Главный устраивает прием в честь открытия Национального дома. Я пробил. Ты в списках. Будут приглашать. Надо быть. Засветишься на фотографиях. Поговоришь с людьми.
Костя кивнул. Гаврила прав. Надо. Всё надо. Возвращаться в форму. Возвращаться к делу. Вспоминать, что в его жизни есть кое-что ещё кроме мыслей о строптивой девочке.
— Со мной пойдешь? — Костя спросил, поднимая на Гаврилу взгляд. Немного сощурился, когда подчиненный улыбнулся, головой покачал…
— Я-то пойду… Но вопрос в другом. Агата идёт? Все хотят жену увидеть, Кость. Слишком таинственно. Мутно я бы даже сказал.
Гаврила внимательно следил за реакцией, Костя же не спешил с ответом. Снова смотрел в стену какое-то время. Сжимал челюсти — потому
